Благополучным в этом Богом забытом городе можно было считать только один квартал – Синьйон. И директор склонялся к тому, что Сомелье следует искать там.

Небольшой чистый район недалеко возле центра города. Все квартиры в новых современных постройках скуплены местной «элитой». На улицах этого квартала никогда не встретишь бездомную собаку, попрошайку или бомжей. Вся территория района под охраной.

Случайным прохожим там было делать нечего.

Перед тем как отправиться исследовать квартал Синьйон, директор решил позвонить офицеру Рено и попросить еще об одной встрече с доктором Стенли.

– Алло.

– Офицер Рено?

– Да. Что вам угодно, директор? Если вы по поводу мисс Лоры, то никаких новостей пока нет. Она словно в воздухе испарилась. Мы с группой проверили всех ее родственников и друзей, опросили всех соседей. Она не появлялась в этом городе с момента приезда в вашу клинику. Понимаете, к чему я клоню?

– Не совсем, – честно признался директор.

Конечно же, он осознавал, что они ее не найдут живой, разве только труп. Сомелье просто так ее не отпустит.

– Это больше становится похоже на похищение, тем более ее отец как-то уж очень по-настоящему переживает за свою дочь. Он мне житья не дает, звонит каждые полчаса. Вряд ли человек, который надежно спрятал свою дочь и знает, что с ней все в порядке, будет разыгрывать такой спектакль перед нами. Как вы считаете, директор?

– Я думаю, все возможно, офицер. Ничего однозначного по этому поводу сказать не могу.

– Вы сами нас натолкнули на мысль, что мисс Лора – убийца, а ее внезапное исчезновение – это всего-навсего хорошо спланированный побег, а теперь вы в этом не уверены, директор?

Офицер Рено как собака-ищейка обнюхивал сущность директора.

– Я мог ошибиться, офицер.

– Нам ваша ошибка может дорого обойтись. И вообще, с вами все в порядке? У вас какой-то подавленный голос.

– Не беспокойтесь, все как обычно, – соврал директор, так как «обычно» серийные убийцы не пишут директору откровенные письма на несколько страниц.

– Ладно. Что-то еще?

– Я хотел попросить вас дать мне еще одну встречу с доктором Стенли. С бывшим доктором Стенли, – поправил себя директор.

– А это зачем?

Офицер Рено был, как всегда, подозрителен и придирчив. Все ему требовалось знать.

– Я бы хотел еще раз взглянуть ему в глаза.

– Что? – удивился офицер. – Взглянуть в глаза? А разве вам было мало его глаз на протяжении всех лет, проведенных…

– Вы меня не поняли, офицер.

– Тогда объясните.

– Стенли – не убийца, офицер Рено. Это я могу вам сообщить предельно точно, проведя с этим человеком, можно сказать, взаперти много лет. Но он покрывает настоящего убийцу. Того человека, который убил Эриха Бэля и похитил мисс Лору из ее палаты. Чтобы покрывать преступника, а тем более оказывать ему содействие, – должна быть мотивация. И зная бывшего коллегу, который всю жизнь тщательно скрывает злость на других людей, носит ее в себе, перегнивая вместе со своей ненавистью к людям… этот старик просто так не стал бы своим почерком писать предсмертное письмо, оставлять следы на месте преступления и делать крайне не логичные для его типа темперамента вещи. Вот я и хочу разобраться, в чем дело, а для этого мне понадобится заглянуть Стенли в глаза.

– Ну, надо так надо, – наконец сдался офицер Рено, которому не так уж и нужна была эта минутная исповедь, а всего лишь – чтобы перед ним отчитались и раскрыли свои замыслы.

Интуиции у офицера Рено отродясь не имелось. И жил он всю жизнь так: что вижу, то и есть. Что слышу, то делю надвое. И никто из начальства его ни разу за это не упрекнул, так как мужчина всегда отличался преданностью своей работе и порядочностью.

Хоть и был всегда излишне дотошным.

– Завтра на пятнадцать ноль-ноль могу вам организовать встречу.

– Отлично, офицер. Благодарю вас, – посветлел директор, который всячески хотел пустить офицера на нужный след. Но тот, казалось, его даже не услышал. Ему не интересно, какая у старика может быть мотивация, чтобы повиноваться преступнику, как Господу Богу.

А мотивация могла быть только одна и, как всегда, она висела перед носом, но офицер Рено не хотел видеть. Он хотел еще сильнее начать давить на бедного старика, чтобы тот раскололся и взял всю вину на себя. Так ведь проще. А стоило всего лишь взглянуть на его семью, и офицер Рено наконец бы обнаружил ту недостающую деталь и, возможно, даже сделал бы верное заключение.

Директор не мог прямым текстом сказать: «Офицер, черт бы вас побрал. Мисс Лору похитил Сомелье, и доктора Стенли он завербовал тем, что забрал его молодую дочь».

Но если бы даже директор рискнул и сказал все именно так, то смерти мисс Лоры и мисс Стенли не миновать, а чтобы установить личность Сомелье, понадобится время.

И за это время из города М бесследно исчезнет один человек.

– Но я все не могу взять в толк, директор… – после небольшой паузы сказал офицер. – Зачем смотреть в глаза?

– Только бесстыдного человека, с хорошим актерским талантом и конченой самонадеянностью могут не выдать его глаза, всех остальных могут. Стенли относится к остальным, а потому я хочу задать ему несколько вопросов и проследить за его глазами.

– Так ведь у старика они бегают постоянно. Это бесполезно, директор, – с насмешкой сказал офицер. – Это уж, а не человек.

– Я знаю, но все равно попробую, офицер. Вас он знает меньше недели и видит только в погонах, меня он знает около пяти лет и видит как гнусное жалкое существо, занимающее не свою должность. Может быть, со мной он станет говорить как человек.

– Ну-ну. Как скажете. Приходите завтра, будет вам встреча и, кстати, директор, после зайдите ко мне в отдел есть один разговор. Не телефонный.

Сердце директора застучало немного быстрее прежнего, но он сразу же отогнал мысли о том, что офицер что-то мог заподозрить или даже узнать.

Он его вызвал совсем по другому поводу, который не имеет к Сомелье никакого отношения.

– Хорошо, – спокойно сказал директор и положил трубку.

Мужчина сдул со стола оставшийся от письма пепел и принялся за сигару.

Он снова смотрел в сторону убийцы, в сторону тех медово-изумрудных глаз, которых не видел.

Глаза серийного убийцы Сомелье, который навел страх на этот маленький, никому не нужный городок – это объектив маленькой черной камеры размером с обычную муху. Из-за того, что и шторы были того же черного цвета, что и камера, со своего места директор не мог увидеть глаз Сомелье.

И лишь докурив сигару, мужчина встал с кресла и подошел к окну, но не затем, чтобы найти эту камеру и выбросить ее на улицу, а для того, чтобы открыть створку и пустить в душную комнату немного воздуха.

Пусть Сомелье его видит, пусть он думает, что контролирует все.

Пусть думает, юноша, имеющий странную «любовь» к женщинам и в своей жизни не привыкший проигрывать, что сможет победить человека, который распорет брюхо льва и залезет в его шкуру, лишь бы это бедное животное вылечить.

Когда Сомелье исполнилось тринадцать лет (а точнее – Люку, сыну сорокатрехлетней Ребекки), то свои запертые чувства юноша решил направить не на женские фигуры, их ноги, бедра и грудь, а на создание птичьих крыльев.

Но только рукотворных.

Люк начал изучать физику, закрывшись от брата, от матери, от соседских мальчишек-сверстников, от школьных товарищей и учителей.

Он убегал после школы за луга к речке и изучал силу падения, массу и скорость. Люк был абсолютно уверен в том, что станет первым человеком на земле, который соорудит человеческие крылья и оставит незаменимый след в эволюции.

Юноша верил всем своим сердцем в то, что, летая с птицами в небе, можно найти с пернатыми общий язык и даже со временем изучить его полностью. В тринадцать лет, кроме близости с женщиной, для Люка не было больше ничего невозможного.

И чем старательней он пытался не думать о «прекрасном», тем сильнее начинал думать о рукотворных крыльях и мощи полета человеческого тела в воздухе.