— Ага, — мягко ответил Манами. — Я привязан к месту, где умер. Такое иногда случается с призраками, которые особенно преданны чему-то в момент смерти, например месту или предмету. И… квиддич значил все для меня при жизни, поэтому, думаю, имеет смысл, что теперь я не могу уйти отсюда.
Несмотря на странность ситуации, Онода почувствовал, как его накрывает волна грусти за Манами — Манами, который был загадочным, невероятно светлым и грациозным, очевидно, по единственной причине — потому что он был мертв.
— Мне очень жаль, — сказал Онода, мечтая, чтобы он хоть что-нибудь мог сделать. Он никак не ожидал чего-то вроде этого, и теперь почти сожалел, что захотел узнать, что Манами подразумевал под своим ‘может’. — Это одиноко? — спросил он. — В смысле… быть призраком.
— Иногда, — сказал Манами немного грустно, но потом слегка повеселел, словно ему в голову пришла неожиданно ободряющая мысль. — Но я могу посмотреть отсюда игры, а это всегда интересно. Хотя иногда мне в самом деле одиноко, и хочется стать видимым и, знаешь, напугать парочку игроков… так, чтобы они упали, как я. Думаю, было бы неплохо иметь компанию. Если подумать, это действительно ужасно скучно — быть единственным призраком на поле.
Погодите.
Погодите.
Онода открыл рот, чтобы ответить, но Манами неустанно продолжал:
— Но по большей части это неплохо. В смысле, я многое упустил в жизни, мне было всего лишь двенадцать, когда я умер, но так я, по крайней мере, исполнил свое желание — я могу летать и наслаждаться квиддичем постоянно. Так что думаю, я достаточно счастлив просто быть Сангаку Манами, квиддичным призраком.
Онода замер без звука, несколько долгих секунд глядя на пустое выражение лица другого мальчика — призрака, не зная, с чего начать или как сказать то, что он хотел сказать.
Пока он думал над этим, губы Манами изогнулись в улыбке, и момент был упущен.
— Просто шутка, — беспечно сказал Манами, садясь на метлу.
Оноде понадобилось еще несколько секунд, чтобы сообразить, что он только что услышал.
— Н-но ты… как…? Что? — заикался Онода, пока Манами парил в воздухе в нескольких футах перед ним, глядя на него со сдержанным весельем и широко улыбаясь. — Ты сказал… ты сказал, что шутишь о том, что все в порядке? Или о том, что бывает одиноко? Погоди, нет, пожалуйста, скажи, что ты шутил о том, что хочешь побольше призраков себе в компанию, потому что квиддич и так очень опасный спорт, и если что-то ты и должен понимать лучше, учитывая, что ты умер, играя в него, и…
— Нет, нет, — перебил Манами, расхохотавшись так, словно физически не мог больше сдерживаться. — Я сказал, что шучу. В смысле, я не призрак, я живой и дышу, — он подвинулся ближе и легко дотронулся до лба Оноды. — Видишь, я совершенно твердый, как ты.
— Но… — запротестовал Онода, напрягая мозги в попытке понять, что же происходит. — Но ты только что… только что сказал мне, что это так! Ты на самом деле серьезно сейчас? О том… о том, что ты не призрак?
Манами только улыбнулся терпеливо (и, возможно, несколько снисходительно).
— Сейчас я серьезно, да.
— Так вся история, которую ты рассказал… — недоверчиво проговорил Онода. — Ты все это на месте придумал?
— Да, — невинно ответил Манами. — Тебе понравилось?
— Я… — сказала Онода, честно не имея понятия, как ответить на этот вопрос. — Это была… хорошая история, думаю. Очень… правдоподобно.
Это утверждение казалось ему странным, потому что Онода-несколько-месяцев-назад совсем не посчитал бы это правдоподобным. Он подозревал, что его новообретенная доверчивость ко всяким странностям происходит от того, что он посещает школу магии и видит невозможное для него каждый день, но он не мог и мечтать настолько привыкнуть к необычному, что его придется убеждать в том, что один из его одноклассников — не призрак.
Теперь, когда реальность была установлена, Онода застеснялся своей наивной веры в слова едва знакомого мальчика.
— Эта история… хоть что-нибудь в ней было правдой? — спросил Онода, решительно отвернувшись, чтобы Манами не заметил, как он покраснел.
— Не особо, — сказал Манами. — Ну… Я определенно получил письмо, и я приехал в Хогвартс, вот это правда. И я на самом деле люблю летать, так что… хмм… да, это не все ложь. Только большая часть.
В его словах не было ни малейшего раскаяния, заметил Онода перед тем, как понял что-то еще.
— Но раз так, то ты все еще не сказал мне, почему ты не бываешь на моих занятиях.
— О! Ты прав, — заметил Манами, задумчиво подняв указательный палец к подбородку, будто в самом деле забыл. — По-прежнему хочешь узнать?
Онода был вполне уверен, что ничего не может быть хуже того, что Манами уже рассказал ему.
— Да? — нерешительно сказал Онода.
— Правда может быть хуже, ты же понимаешь, — сказал Манами, словно прочитав мысли Оноды. — Но если ты уверен… скажи мне, ты хорошо играешь в пятнашки, Сакамичи?
Онода моргнул при такой странной перемене темы.
— Ну… я не очень хорош в играх и спорте, но я знаю как…
— Хорошо, — сказал Манами. — Как насчет того, чтобы сыграть тогда? Если поймаешь меня за пять минут, я расскажу, почему ты не видел меня на своих уроках.
— А если я проиграю — не расскажешь? — спросил Онода, поняв намек.
— Ну, должно же быть что-то на кону, чтобы спор был интереснее, ты не думаешь? — сказал Манами с дразнящими нотками в голосе. — Что ты на это скажешь?
— Ух… ладно, — неохотно согласился Онода, зная, что отказываться нет смысла, если он действительно хочет узнать ответ на свой вопрос. Манами, кажется, твердо решил не давать ему легких или прямых ответов, и Онода подозревал, что, откажись он сейчас — Манами наконец заскучает от их странного общения и снова улетит один и может… может, даже найдет кого-то еще, кто будет выглядеть достаточно «интересно», чтобы бросать в него самолетики из конфетных оберток, и начнет все это представление заново.
Онода начал приходить к мысли, что его короткое знакомство с Манами было чем-то вроде игры или развлечения для другого мальчика. Но, на удивление, вместо того, чтобы прийти в отчаяние, он обнаружил что-то похожее… на желание однажды принять вызов. Оправдать ожидания Манами и, может быть, даже впечатлить его немного, если такое вообще возможно.
И даже если Онода полностью неправильно оценил ситуацию, он все еще хотел знать, почему Манами не было на уроках, так что, вероятно, стоило хотя бы попробовать.
Манами, явно не обращая внимания на мысли Онода, только ослепительно улыбнулся ему.
— Рад, что мы оба согласны.
Он вытащил из кармана мантии что-то, что оказалось серебряными карманными часами, и повернул один из крошечных рычажков на верхушке, наверное устанавливая таймер для их игры.
— Ты готов?
Онода сглотнул, поборов нервы.
— Мы будем играть на метлах, я так понимаю?
— Конечно, — ответил Манами, как если бы это было очевидно.
Онода не представлял ничего другого, но когда он услышал это, то у него не прибавилось уверенности. Как бы то ни было, он все еще был согласен, устраивая свои трясущиеся руки на рукоятке метлы и готовясь к взлету.
Успокойся, глубоко вдохни, сказал он себе, вспоминая инструкции Имаизуми и Наруко. Стартуй медленно, скорость со временем придет. Не спеши, если тебе это неудобно, следи за хваткой — она должна быть крепкой, но не чересчур. Сохраняй уверенность, можешь пошутить, чтоб отвлечь остальных и чтоб они не заметили, что ты нервничаешь, и воспользуйся этим преимуществом, когда появятся бладжеры…
В какой-то момент внутренний голос Оноды стал голосом Наруко, и это, естественно, не придало уверенности. Думать так было бесполезно, и Онода вытряхнул все мысли из головы, вместо этого переключив свое внимание на слова Манами.
— Удачи, Сакамичи, — кажется, искренне пожелал Манами, а его прежде полусонный взгляд стал бодрым и сосредоточенным. — Три… два… один, вот и я!
Когда дело дошло до полетов, Онода начал замечать, что у всех, о ком он достаточно беспокоился, чтобы наблюдать за ними, был особый стиль и поведение в воздухе. Полет Имаизуми, например, по большей части характеризовался его точностью — ему удавались резкие повороты и внезапная смена скорости или высоты, потому что, вероятно, он имел обыкновение думать на несколько шагов вперед, что позволяло ему заранее подготовиться к необходимым регулировкам. Наруко летал… одним словом, безрассудно. Превыше всего он ценил скорость и действительно хорошо преуспевал, потому что был легким и его стиль полета предполагал как можно ближе склоняться к рукояти метлы, что уменьшало сопротивление ветра. С другой стороны, несчастливая привычка переоценивать себя, набирая скорость, приводила к тому, что он не особо хорошо тормозил (за исключением тех случаев, когда он тормозил, врезаясь в разгневанного Имаизуми — это всегда получалось хорошо).
