Однако это чувство уменьшилось, когда он заметил, насколько пустым был зал. За столами почти никого не было, за исключением нескольких опоздавших, которые то ли неторопливо завтракали, то ли спешили, чтобы успеть подготовиться к занятиям. Поиск дороги определенно занял куда больше времени, чем он думал.

Онода не мог сказать, был ли его первый завтрак в Хогвартсе таким же вкусным, как и приветственный пир, потому что проглотил его так быстро, что даже не почувствовал вкуса. Он подозревал, что ел тосты. Может быть.

После того, как он с рекордной скоростью позавтракал, времени осталось только на попытку найти среди извилистых коридоров и движущихся лестниц дорогу назад, в спальни Хаффлпаффа, чтобы собрать книги и приступить к нелегкой задаче — поискам кабинетов, в которых будут проходить его первые занятия. К счастью, это оказалось проще, чем он ожидал: нужно было просто следовать за своими одетыми в желтое с черным однокурсниками (у которых с направлением было немного получше) к правильным классным комнатам.

В конце первой недели Онода мог с гордостью сказать (не то чтобы кто-то спрашивал), что он ни разу не опоздал на уроки, хотя вопрос, можно ли считать это его собственным достижением, все же был спорным.

Как бы то ни было, сами по себе уроки представляли для Оноды проблему. Конечно, Канзаки был прав, уверяя Оноду, что его одноклассников никто не учил магии заранее, но это не изменяло того факта, что Онода… был неважным учеником. Его успеваемость была в лучшем случае очень посредственной, и едва ли замена механических карандашей на перья, а транспортиров — на волшебные палочки могла как-то помочь в долгосрочной перспективе.

Занятия, на которых их учили практической магии — трансфигурация (искусство превращения чего-то во что-то другое) и чары (основы заклинаний) — состояли из большего количества теории и меньшего — использования палочек, чем ожидалось, и им приходилось переписывать подробные и сложные диаграммы и тексты. Попытки Оноды превратить спичку в иголку, как часть введения в трансфигурацию, не дали никакого результата, что хотя и было предпочтительнее, чем когда спичка просто сгорала, выпуская струю едкого дыма, как случалось у других учеников, — но все же совсем безрадостным.

История магии, которая не предполагала практических занятий, создавала особый вид трудностей для Оноды. В отличие от других занятий, она была очень похожа на занятия в магловской школе. Словно обычная история, только вот имена, которые надо было запомнить, были совершенно незнакомыми, и даты ничего для него не значили. На этом уроке становилось очевидно, что у учеников из магических семей есть-таки преимущество, так как они, хоть и не зная тему досконально, по крайней мере, слышали про большинство обсуждаемых имен и событий и имели какое-то представление об их значении. Онода же, наоборот, чувствовал себя совершенно потерянным на каждом уроке, его мозг отчаянно (но безуспешно) пытался уложить новую информацию о магическом мире в тот курс истории, который он изучал с начальной школы. Из-за этого история магии быстро стала наименее любимым предметом.

Зельеварение, как и трансфигурация, состояло из теоретической и практической частей. Онода подумал было, что идея изготовления магических зелий выглядит очень круто, но по факту это оказалось долго, скучно, а временами — мерзко. На первом занятии они работали над «простым» зельем от ожогов, но его приготовление предполагало гораздо больше нарезания жучиных глаз и взвешивания лягушачьих ножек, чем Онода мог вытерпеть, и в дополнение к этому, добавляя ингредиенты, было абсолютно необходимо следить за котлом, пока он кипел, что для Оноды было тяжелее всего запомнить.

Он надеялся, что профессор, как и он сам, сможет хотя бы оценить иронию того, что его противоожоговое зелье воспламенилось. Но даже если профессор и заметил, это не помешало ему поставить Оноде плохую оценку.

Травология была увлекательной, но представляла множество новых и интересных угроз для здоровья и личной безопасности Оноды в виде зловещих волшебных растений. Когда ему сказали, что некоторые из растений, с которыми они будут взаимодействовать, смертоносны, он предположил, что ими, должно быть, можно отравиться, если съесть, или они могут вызвать зуд, если попадут на открытую кожу. Чего он не ожидал, так это зубастую жуть, которая выскакивала из ползучего растения на стене теплицы и пыталась вцепиться в того, кто был неосторожен; или дерево, которое выстреливало, словно пулями, острейшими иголками, если его потревожить; или споры папоротника, которые, если их задеть, погружаются в человеческую плоть и прорастают там, да так, что их почти невозможно извлечь. Оноде пришлось быть постоянно готовым к очередному растительному кошмару, подстерегающему поблизости в любой из теплиц. Неудивительно, что его успеваемость на занятиях из-за этого пострадала.

Больше всего Оноде нравились астрономия и защита от Темных искусств, хотя он не мог сказать, что в чем-то особенно преуспел. Астрономия интересовала его, потому что немного напоминала уроки естествознания в магловской школе, а магическая перспектива дала им новую жизнь. Сочетание вещей, которые он знал раньше, с узнанным в магическом мире он находил завораживающим, но курс был сложным и преподавался в полночь, поэтому он часто отвлекался, а его веки смыкались, несмотря на желание узнать, что же расскажут.

Защита от Темных искусств тоже была в числе любимых предметов Оноды, но по не слишком похвальной причине. Так как на этом уроке учили защищать себя с помощью магии от других волшебников (которые в некоторых случаях были злыми), это больше всего напомнило ему о том, чему должна была учиться Котори в его любимых комиксах. Он почти мог представить, как она посещает Хогвартс и эти занятия, овладевает могущественной магией, чтобы помогать людям и защищать их, и Онода подумал, что будет круто, если он будет делать то же самое. Однако он был предсказуемо плох в работе с палочкой, поэтому когда пришло время практиковаться в разоружении противника, его палочка выдала лишь слабую искру вместо выполнения заклинания.

Ничего не скажешь, занятия шли не слишком хорошо.

Все это было бы терпимым, если бы у него был кто-нибудь, с кем он мог поговорить. Тогда, быть может, он был бы способен посмеяться над своими неудачами вместо того, чтобы зацикливаться на них и переживать из-за этого. Мики до сих пор подходила поздороваться с ним каждый день и иногда садилась рядом во время завтрака или на уроке, но у нее были и свои собственные друзья, и новых она тоже находила легко. А когда у Хаффлпаффа начались совместные занятия с другим факультетом, у нее появилась возможность сидеть с ее, по мнению Оноды, лучшей подругой — девочкой по имени Айя, у которой было скучающее выражение лица, короткие темные волосы, а синяя мантия давала понять, что она с Рейвенкло.

С Рейвенкло, как Имаизуми, всякий раз, видя ее, не мог не подумать Онода.

Несмотря на то, что у них были совместные занятия, Онода ни разу не сел с Имаизуми. Взгляд неизбежно стремился к полу, когда он замечал его в Большом зале или на уроках.

Только в конце второго дня он набрался смелости заговорить с Имаизуми, как просила Мики. Онода заметил его в одном из коридоров на перемене между уроками, видимо, за разговором со старшекурсником с его факультета. Когда он подошел поближе, то понял, что скорее старшекурсник старался поговорить с Имаизуми, а Имаизуми пытался уйти. Наконец ему удалось обойти другого мальчика, который, на удивление, не последовал за ним.

Тем не менее за ним последовал Онода.

Оба предыдущих раза Имаизуми выглядел раздраженным, и когда он заметил, что его преследуют, то нахмурил брови и напрягся. Это должно было предупредить, что у Имаизуми неподходящее настроение для того, чтобы с ним подурачиться или подружиться, но Онода, как обычно, был забывчив в ситуациях, связанных с общением, и не заметил тревожных знаков, пока не стало слишком поздно.

Имаизуми оглянулся, чтобы выяснить, кто же идет за ним так близко, и, узнав преследователя, монотонно пробормотал: