— Но ты сделаешь это.
Она не может одолеть меня и знает это, поэтому широко распахивает дверь.
— Почему ты здесь, Коннер?
— У тебя ребёнок.
— Да, — она поджимает губы.
— Когда? Когда она родилась?
Софи делает глубокий вдох и прижимает руки к животу. Они трясутся, даже когда она смыкает пальцы в замок, пытаясь спрятать это. Я вижу эту чёртову дрожь.
Она что-то шепчет, но я слишком озабочен её руками, чтобы услышать.
— Что?
— В августе два года назад, — повторяет она, продолжая шептать.
Август. Два года назад.
— Какого? Какого чёртового августа, Софи? — мой живот сжимается, когда наши глаза встречаются.
— Пятнадцатого августа, — она запинается на «пятнадцатого».
Спустя почти семь месяцев с того дня, когда она покинула меня и остальную часть Шелтон Бэй.
Адреналин разносится по моему телу, пока я смотрю на неё. На застывшие в глазах слёзы, на дрожь её губ и комок в горле, когда она тяжело сглатывает.
Это ничем не отличается от жжения в моей груди и того, как сжимается желудок.
— Она моя?
Она вздрагивает, и слезинка скатывается по её лицу.
— Софи. Она. Моя!? — кричу я, опираясь на дверной проём позади себя.
Она колеблется, но, когда я уже начинаю задумываться о том, чтобы прижать её к стене и заставить ответить, она кивает. Всего лишь движение, но его достаточно для ответа.
Хотя, нет. Чертовски недостаточно.
— Да или нет, Софи. Это не так сложно.
— Да, — пищит она, — Мила твоя.
Я делаю глубокий вдох и качаю головой. Оттолкнувшись от двери и шагнув назад, я начинаю:
— Ты… — сглатываю комок в горле, — я не могу, чёрт побери, даже смотреть на тебя сейчас.
Её плач преследует меня, когда я ухожу, и первый раз в жизни, я не виноват. Я не сделал ничего, что могло её ранить.
Она забрала часть меня. Мою дочь, человека, которого я помог создать, человека, являющегося буквально частью моего сердца. Она забрала улыбки, воспоминания и смех. Она забрала жизнь. Она забрала кого-то моего. Без слов или даже намёка. Она украла её у меня.
— Чёрт! — кричу я в ночь, прислонившись к крыльцу. Я едва помню, как возвращался сквозь лес.
— Что? — Тэйт выходит через заднюю дверь, а за ним Эйден, Кай и Лейла.
— Коннер? Что не так? — моя младшая сестрёнка выходит вперёд.
— Она забрала её. Она забеременела и забрала мою дочь, — я бью по перилам.
Мне нужен выход из этого. Дерьмо. Я могу почувствовать, как гнев горит в моих венах, отчаянно пытаясь выйти. Я никогда не чувствовал гнев или боль, или предательство, которое жалило бы настолько остро.
Девушка, которую я так сильно любил и которой хотел дать всё, что она захочет, так чертовски впечатляюще разбила моё сердце.
— Дерьмо.
— Моя! И она забрала её! — мой голос надламывается, а я цепляюсь за почтовый ящик до боли в мышцах.
Гнев стекает по моим щекам горячими слезами, потому что я недостаточно горд для этого. Недостаточно горд, чтобы не позволить своей семье увидеть эту боль.
Два с половиной года. Я даже не мог догадываться, что потерял из-за неё.
Лейла обнимает меня и прижимается щекой к моей спине. Я поворачиваюсь и сжимаю её в объятиях. Она гладила меня по спине, позволяя плакать на своём плече.
Я был прав.
Софи незабываемая.
***
Моё зрение затуманивается. Голова пульсирует от эмоций и похмелья, и я тру виски в тщетной попытке ослабить её. Эйден заходит ко мне в комнату со стаканом холодной воды и таблетками тайленола, и я беру их, закидывая в рот перед тем, как выпить целый стакан.
— Спасибо, — хрипло произношу я.
— Нет проблем. Мама хочет знать, как ты, но я не хочу доводить тебя расспросами, — бормочет он.
Я громко смеюсь и откидываюсь на изголовье кровати.
— Что, чёрт возьми, мне делать, Эйден? Прошло два с половиной года, и она появляется в городе с моим ребёнком. Она думала, что я не узнаю?
— Она надеялась, что ты не узнаешь? — мягко произносит Лейла из дверного проёма.
— Ты знала? — огрызается Эйден, — клянусь богом, Лей…
— Нет, — кричит она в отчаянии, — я не знала! Я догадывалась, но она не хотела подтверждать это.
— Дерьмо, — я запускаю пальцы в волосы, — мы больше не дети. Почему она просто не призналась?
— Прошло всего три дня, — рассуждает она, — я уверена, что она бы рассказала со временем.
— Со временем, когда? Через пять лет? Десять? Когда ребёнок…
— Мила, — тихо перебивает меня Лейла, — её зовут Мила.
— Мила, — имя, её имя, легко слетает с языка, — это бы раскрылось, когда Миле исполнилось бы восемнадцать, и она смогла бы сама найти меня?
— Не хорошо сидеть здесь и разглагольствовать о том, что да если, братан, — вставляет Эйден, — подними свою задницу и поговори с ней.
— Перед Милой? Это не тот разговор, который мы можем вести перед ней.
— Я присмотрю за ней.
— Серьёзно, Лей? Ты собираешься присмотреть за двухлетним ребёнком? — я смотрю на сестру.
— Коннер Бёрк, мне двадцать один, не одиннадцать, — она поднимает брови, — я вполне способна присмотреть час за ребёнком, так что вы сможете ругаться.
— Ага, попробуй два часа, Лей. Ругань этих двоих всегда заканчивается где-нибудь ещё, — хмыкает Эйден.
Я борюсь с улыбкой, сжимая губы. Чёрт, но он прав. Мы будем спорить, а после сразу помиримся. Я никогда не мог злиться на неё — она посмотрит на меня глазами, полными слезами, я вздохну и избавлюсь от них поцелуем. Моё сердце сжимается при мысли, как я бы целовал её щеки и рот, а после щекотал, просто чтобы она засмеялась.
Но она бы захотела большего. Она бы откинула голову и засмеялась, запустилв пальцы в мои волосы и обернув ноги вокруг моей талии.
И я бы стоял и держал её, целуя, пока её губы не заболели, а бёдра не задвигались напротив моих, и нам бы не захотелось чего-нибудь более интимного.
— Эй? Кон?
Я подпрыгиваю от щелчка пальцев и нажимаю ладонями на глаза. Мысли о прошлом не помогут разобраться с настоящим. Всё это ранит. Дерьмо.
— Дайте мне пять минут. Убирайтесь из моей комнаты. Сейчас же.
Эйден выходит вслед за Лейлой, затем сквозь закрывающуюся дверь я слышу, как они стукаются ладонями. Я знаю, что это из-за меня. Засранцы.
Я одеваюсь и иду в ванную, чтобы умыться. Мои глаза может и красные от рыданий прошлой ночью, но фиолетово-серые мешки под ними хуже. Я выгляжу, как подогретое дерьмо.
Укладываю волосы с помощью воска, чищу зубы, а затем следую за братьями-придурками. Мама, ожидающая внизу, обнимает меня.
— Я в порядке, мам. Мне просто нужны ответы.
— Иди. Сейчас. Получи их, — она кивает и хлопает меня по плечу.
— Таков план, — бормочу я на выдохе.
Лейла сидит в своей машине, я открываю водительскую дверь.
— Пересаживайся в грузовик.
Я практически слышу, как она закатывает глаза. Так похоже на двадцатиоднолетнюю, а не одиннадцатилетнюю. Уверен, она иногда ведёт себя так.
Со вздохом она пересаживается в грузовик, подтверждая мои слова, и я завожу двигатель. Разворачиваю грузовик и отъезжаю от дома… мимо нескольких репортёров. Просто чертовски великолепно.
— Позвони Тэйту, — я бросаю телефон на колени Лейлы, — скажи ему, чтобы нашёл кого-нибудь, кто избавится от этих надоедливых придурков.
Она кивает и делает это, когда я поворачиваю на улицу Софи. Засмеявшись, она отключается моментом позже.
— Сделано.
— Что он сказал? — я бросаю на неё косой взгляд.
— Он сказал, что папа на пути к ним с винтовкой, — она широко усмехается, немного подпрыгивая на сиденье.
Я смеюсь, представив слишком комичный образ моего пятидесятивосьмилетнего отца, размахивающего ружьём перед папарацци. И вполне реалистично.
— Прислушивайся к выстрелам, — бормочу я, поворачивая на подъездную дорожку Софи, — я не хочу вытаскивать его из тюрьмы сегодня.
— Передам Тэйту. Это будет его вина, — хихикает Лейла.