„Основной линией в литературе XVIII века была не линия или были не линии, обозначенные фамилиями Кантемира, Державина, и не линия, обозначенная фамилией Карамзина.
Не канонизированной, но наиболее сильной по своей тиражности и наиболее важной по количеству литературного изобретательства была группировка Новикова, Чулкова, Попова, Левшина и соседствующая с ней группировка людей типа Матвея Комарова, Филиппова, Захарова и других.
...В исторической судьбе русской литературы широкая, но еще не лубочная, а, так сказать, долубочная литература создала предпосылки для возможности существования бытового романа, и именно отсюда идет линия, победившая потом в XIX веке.
Эта победа, и, главное, канонизация форм этого низкого жанра, была вызвана поднятием третьего сословия в России. Одновременно, и это произошло, вероятно, около 20-х годов девятнадцатого века, третье сословие дифференцировалось, часть его вылилась в буржуазию и, создав себе собственный издательский и книготорговый аппарат, начала зрелую пору русской литературы. Лишенная большей части своих сил, ушедших в литературу более высокую, бывшая литература широкого потребления распалась, и группа, оставшаяся на старых позициях, обслуживающая младшую часть третьего сословия, получила название лубочной”.
Заканчивает В. Шкловский поистине замечательно:
„Для Матвея же Комарова я настаиваю на памятнике.
Пускай вспоминают нечаянно”.
От души присоединяюсь к этим светлым словам и искренне жалею, что общественность не прислушалась к мнению нашего великого литературоведа. Но, может, нам стоит поднять вопрос о памятнике Матвею Комарову, жителю города Москвы и автору книги о Ваньке Каине? С нетерпением жду вашего мнения.
В дополнение к письму посылаю вам мои выписки из главы книги В. Шкловского, посвященной роману о Ваньке Каине. В ней есть любопытные соображения о причинах краха карьеры „славного” сыщика. Думаю, что вам эти записи пригодятся при обсуждении в клубе. В связи с этим хочу дать еще одну информацию к размышлению. В. Шкловский, ссылаясь на письмо печально известного Фаддея Булгарина, сообщает, что в тридцатых годах ХIХ столетия роман Комарова о Ваньке Каине был вдруг запрещен царской цензурой. Поскольку Ф. Булгарин сам был агентом Бенкендорфа, думаю, что его слова заслуживают доверия. Чем это можно объяснить? Может, гонения на роман подкрепляют мою версию о Ваньке Каине как „благородном разбойнике”?
С приветом — всегда ваш Борис Воскобойников».
— А записи действительно приложены? — спросила Лариса.
— Да, Борис постарался. Но, я думаю, напрасно, — безапелляционно сказал Игорь. — Я уже заказал книгу Шкловского в «Ленинке». Так что будем комментировать по первоисточнику, тем более что у Бориса почерк — сами знаете какой.
Красовский рассмеялся:
— Я вспомнил его любимую отговорку, когда его ругали за безобразный почерк: «Дюма-отец говаривал, что только у безнадежных идиотов всегда красивый почерк!»
Рассмеялись и все остальные Шапошников обратился к учителю:
— Максим Иванович! Так каким образом начнем следствие по делу первого русского сыщика?
— Давайте на очередном заседании клуба послушаем твой доклад по книге Шкловского, а затем определим конкретные темы докладов, предложил Максим Иванович. — Не возражаете? Хотя должен сразу объяснить кое-что. Матвей Комаров, как и многие писатели, его современники, стремился приукрасить своего героя. Многие леденящие душу описания «подвигов» Каина придуманы, видимо, самим Комаровым или заимствованы из переводной литературы и, естественно, к реальному Ваньке Каину никакого отношения не имеют. Впрочем, о чем говорить раньше времени? Я думаю, что вы и сами разберетесь...
ЗАГАДКИ ВАНЬКИ КАИНА
Очередное занятие КЛИО состоялось уже только первого сентября в пионерской комнате школы. Среди членов клуба царило оживление, связанное с началом учебы и встречей после долгих каникул. Те, кто не попал в Музей истории и реконструкции Москвы, поскольку не был в то время в Москве, с жадным любопытством рассматривали фотографии находок, которые Максим Иванович заказал для публикации в журнале, а заодно и для клуба. Прибыли и абитуриенты — Вася со своим другом Митей. Видать, друзей задела за живое находка и они всерьез решили заняться изучением истории. Игорь, как староста, официально представил их членам клуба. История с серебряной монетой, которую Василий принял за медную, была принята с веселым смехом.
Наконец слово взял Максим Иванович:
— Нам предстоит еще наметить план наших будущих исследований на этот учебный год, но, по-моему, я выражу общее мнение, если скажу, что начнем мы с попытки разгадать многочисленные загадки, связанные с Ванькой Каином. Хочу предоставить слово для научного сообщения Игорю Шапошникову, который, как я вижу, держит в руках книгу Шкловского «Матвей Комаров — житель города Москвы» и хочет нас порадовать первыми крупицами знаний о Ваньке Каине, почерпнутых из этой замечательной книжки.
Игорь солидно огладил свою бородку и степенно заговорил: ,
— Для начала я хочу привести факты из жизни Ваньки Каина, которые Виктор Шкловский дает не как литературовед, а как историк. Вот они:
«Реальная история Ваньки Каина заключается в том, что крепостной человек сперва занимался мелкими кражами, а после того когда попался в них, освободился, заявив на своего господина „слово и дело” и обвинив его в убийстве солдата, причем обвинение свое Ванька Каин сумел доказать.
За донос Ванька Каин получил вольность, снова занялся мошенничеством, несколько раз попадался, наконец, перешел на службу полиции. Здесь Каин работал одновременно и как полицейский, и как грабитель.
К этому времени относится указ Сената Сыскному приказу, где между прочим было написано, что „ежели в том приказе кто из содержащихся колодников или впредь пойманных злодеев будет на него, Каина, что показывать, того, кроме важных дел, не принимать и им, Каином, потому не следовать”.
Сверх того Сенат выдал Каину следующую инструкцию:
„Доносителю Каину для беспрепятственного в поиске и в поимке им воров и разбойников и других тому подобных злодеев дать из Правительствующего Сената с прочетом указ, в котором написал, что ежели где в Москве случай допустит ему, Каину, помянутых злодеев ловить и в той их поимке будет требовать от кого вспоможения, то в таком случае всякого чина и достоинства людям, яко верноподданным ее императорского величества, в поимке тех злодеев чинить всякое вспоможение, дабы оные злодеи через такой его сыск вовсе могли быть искоренены и все подданные ее императорскому величеству по искоренении таковых злодеев с покоем без всякой опасности и разорения впредь остаться могли; и ежели кто при поимке таких злодеев ему, доносителю Каину, по требованию его вспоможения не учинит и чрез такие злодеи упущены и по умножению их воровства повод подается и сыщется про то допряма, таковые, яко преступники, жестоко истязаны будут по указам без всякого упущения; о том же в Военную коллегию, в Главную полицейместерскую канцелярию и в Сыскной приказ подтвердить, и чтоб по командам в поимке таких злодеев помянутому доносителю Каину всякое вспоможение чинено было, напротив же того и ему. Каину, в поимке под видом таковых злодеев никому посторонним обид не чинить и напрасно не клеветать над таким же истязанием, а Военной коллегии учинить о том по сему ее императорского величества указу”» — Шапошников оторвался от текста, не удержавшись от комментария: — Вы можете себе представить весь масштаб деятельности этого, казалось бы, ничтожного с точки зрения правительства, или, как тогда говорили, «подлого», человека, бывшего крепостного, если по нему принимается специальный указ Сената!
Это, кстати, подтверждает и Шкловский, который пишет: «Ванька Каин был грозою Москвы. Пожары, которыми он устрашал город, заставляли жителей выселяться в Питер, При аресте Ваньки Каина была попытка освободить его со стороны рабочих суконной фабрики. В то же время в деле Ваньки Каина были замешаны очень крупные люди».