В это ранее утро, девятнадцатого января, меня провожала только Бесси, которая собрала мне в дорогу кое-что из еды. Накануне вечером миссис Рид предупредила меня, чтобы я не будила утром для ненужных прощаний ни её, ни детей. К воротам усадьбы подъехал дилижанс, меня усадили, и настал долгожданный момент прощания с Гейтсхэдом и с семейством Ридов.

– Присмотрите за ней! – крикнула Бесси кондуктору, когда он усаживал меня в дилижанс.

– Хорошо, хорошо! – ответил тот, захлопывая дверь. Трогай! – и мы поехали вперед.

Дорога была неблизкой, но я мало что помню – настолько мучительно было для меня это путешествие. Наконец после пятидесяти миль беспрерывной тряски дилижанс остановился, дверь открылась, и женский голос спросил:

– Есть здесь девочка по имени Джейн Эйр?

Я ответила «да», и меня высадили из дилижанса.

Было темно, шёл дождь, однако я различила какую-то стену и открытую в ней дверь. Мы зашли туда с моей спутницей. Затем показались несколько домов, в один из которых меня провели, после чего оставили в комнате, где ярко пылал камин.

Комната оказалась приемной. Пока я разглядывала помещение, вошли две женщины. Одна из них была стройной брюнеткой с высоким бледным лбом. Дама куталась в большой платок и держалась довольно строго.

– Вероятно, это было трудное путешествие для такой маленькой девочки, – сказала она. – Её надо скорее уложить в постель. Ты устала?

– Да, сударыня.

– Проголодалась? Дайте ей поужинать перед сном. Ты впервые оказалась вдали от своих родителей, деточка?

Я рассказала ей, что мои родители давно умерли. Она поинтересовалась, сколько мне лет, как меня зовут, умею ли я читать и писать. Затем, ласково потрепала меня по щеке и сказала, что надеется – я буду хорошей девочкой, и перепоручила меня мисс Миллер, второй даме, оказавшейся помощницей учительницы.

Мисс Миллер повела меня по длинным лабиринтам школы. В конце концов мы зашли в большую, освещенную свечами комнату. Здесь стояли два больших деревянных стола, за которыми сидели девочки разных возрастов, начиная с девяти-десяти и до двадцати лет. Их было около восьмидесяти, одинаково одетых в коричневые шерстяные платья старомодного покроя и длинные холщовые передники. Воспитанницы вслух заучивали уроки.

Мисс Миллер указала мое место и громко сказала:

– Старшие, соберите учебники, положите их на место и принесите ужин.

Четыре девушки в точности выполнили указание преподавателя.

Дорога и волнение совершенно лишили меня аппетита, к еде я не прикоснулась, да и нарезанная ломтями запеканка из овсяной крупы не вы звала у меня желания подкрепиться.

После ужина мисс Миллер прочла молитву, затем девочки парами поднялись наверх. Наша спальня, как и все другие помещения школы, была очень большой. В каждой кровати спало по две девочки. Меня уложила к себе в кровать мисс Миллер. Ночь прошла незаметно. Когда я снова открыла глаза, до меня донесся громкий звон колокола. Начался подъем.

Девочки вставали и одевались. Все умылись в одном тазу, затем спустились в холодную, плохо освещенную комнату.

– Стать по классам! – приказала после молитвы мисс Миллер.

В течение нескольких минут девочки разбились на четыре группы и расселились за четырьмя столами. Меня включили в младшую группу. Перед каждой воспитанницей лежала Библия. Через некоторое время в класс вошли три учительницы, и занятия начались.

Когда окончательно рассвело, зазвенел колокол, созывающий на завтрак, однако запахи из-за дверей столовой долетали совсем неаппетитные.

– Какая гадость! Овсянка опять пригорела! – прошептала одна из старших девочек.

– Прекратить разговоры! – крикнула маленькая несимпатичная женщина, старшая преподавательница, занимая своё почетное место в столовой. Среди учителей не было той, которая встречала меня накануне. Служанка принесла чай для преподавателей, и все принялись завтракать. В отличие от меня, голодной, никто из девочек так толком и не поел, потому что горелая овсянка по вкусу напоминает разве что гнилой картофель. Я выходила последней и видела, как одна из учительниц взяла миску с овсянкой и попробовала. Затем переглянулась с остальными. На лицах у всех отразилось негодование, а полная дама прошептала:

– Разве это можно есть!

Недоразумение уладила директрисса школы, мисс Темпль. Эта была та самая дама, с которой я познакомилась в приемной накануне вечером. Она была молода и красива, очень внимательна и доброжелательна. Мисс Темпль под удивленные взгляды учителей приказала раздать воспитанницам сыр с хлебом.

После того, как все подкрепились, последовало приказание идти в сад. Каждая ученица надела шляпку из грубой соломки с цветными коленкоровыми завязками и серый фризовый плащ. Совершенно несуразный вид! Меня нарядили точно так же, и мы вышли на воздух.

Сад был обнесен высокой оградой.

Я оглянулась вокруг, и мне стало грустно. Может, летом в этом саду и было неплохо, но в этот зимний день, когда под ногами еще хлюпала вода после вчерашнего ливня, особо резвиться не хотелось. Меня привлекала девочка, читающая книжку. Я подошла.

– Интересная книжка?

– Мне нравится, – ответила она после небольшой паузы, рассматривая меня.

– А почему школа называется приютом? – неожиданно спросила я девочку. – Разве она отличается от других школ?

– Это вроде пристанища для бедных сирот: и ты, и я, и все остальные девочки живут здесь из милости. Ты ведь тоже сирота?

– Да, сирота. А разве мы не платим денег? Разве нас держат даром? – За нас платят пятнадцать фунтов в год наши друзья или родственники.

– Почему же тогда – «из милости»?

– Потому что пятнадцать фунтов – это очень мало за обучение и содержание, остальную сумму собирают по подписке у разных добрых леди и Джейнтльменов.

– А кто это Наоми Брокльхерст? – спросила я, прочитав надпись на здании школы.

– Это дама, построившая новую часть дома. Ее сын здесь управляющий. Он казначей и директор.

– Значит, этот дом не принадлежит той высокой даме с часами, которая приказала дать нам хлеб и сыр?

– Мисс Темпль? Если бы! Она отвечает за каждый свой шаг перед мистером Брокльхерстом. Это он покупает нам продукты и одежду.

– Он тоже живет здесь?

– Нет, в двух милях отсюда, в большом доме.

– Он добрый человек?

– Он духовное лицо, говорят, делает нам много добра.

– Значит, высокую даму зовут мисс Темпль. А как зовут других учительниц?

– Ту, с румяными щеками, зовут мисс Смит, она учит нас рукоделью и кройке, потому что мы сами себе шьем платья, юбки и все остальное. Низенькая брюнетка – это мисс Скетчерд, преподает историю, грамматику и занимается со вторым классом, а та, что носит шаль и носовой платок сбоку на желтой ленте, – мадам Пьеро, она из Лилля, из Франции, и преподает французский язык.

В этот момент зазвонили к обеду, и все вернулись в здание. Обед по своим вкусовым качествам был не лучше завтрака. В двух огромных жестяных котлах подали безвкусный картофель с кусочками тухлого мяса. Каждая воспитанница получила довольно внушительную порцию.

Давясь предложенным месивом, я думала: неужели нас каждый день будут так кормить?

Так началась моя учеба.

На занятиях младших учили шить, девочки же постарше изучали английскую историю. Среди них была и моя новая знакомая. Удивительно, но учителя ее постоянно ругали.

– Бернс, неряха! Ты сегодня утром даже ногтей не вычистила! – отчитывала её мисс Скетчерд.

Бернс, к моему удивлению, не оправдывалась, а ведь сегодня не было возможности умыться, так как вода замерзла в тазу. Пока я раздумывала над этим, мисс Скетчерд приказала Бернс принести розги и ударила несколько раз ими девочку по шее. Бернс вынесла пытку без единого крика, чем еще больше разозлила учительницу: