София кривит лицо и передразнивает Анну:

– Он секси! Он супер! Он романтичный, веселый, лихой. Он мечта моей жизни.

Верона фырчит и смотрит на меня с мольбой.

– Он приезжает в обед, Анька крутится вокруг него. Татуировщик сожрал все, что приготовила Верона. Нахваливал, не ожидал, что она такая кулинарка. Анька начала языком трепать, я показываю ей: рот закрой, тут что-то не так.

– Ты о чем? – верещит Верона.

– Уж слишком настойчиво он про вас расспрашивал. Где познакомились, как время проводите. А Верона у него постоянно на языке: где выросла, в какой институт поступила. Жужжит и жужжит. Достал уже. Я-то его отбриваю, а Анька как заколдованная, ей богу.

Стук в дверь, Анна заглядывает в комнату.

– Пойдемте вниз, Оборотень за пивом сгонял. Расскажете, где были.

Девчонки молчат, я прихожу на помощь. Оборотня я отлично знаю, все его игры для меня не новость.

– Сейчас закончим с делами и спустимся.

– Что-то случилось? У вас такие лица, будто кто-то умер.

– Нет, мы обсуждаем финансы. Скажи Оборотню, сейчас спустимся.

Анна улыбается и закрывает дверь. Это дурочка даже не представляет, во что ввязалась.

– Нельзя его прогнать? – спрашивает меня Верона. – Он жуткий. Не хочу с ним еще и пиво пить.

Софа смотрит на меня в упор.

– Курт сказал, что он твой партнер. Что у вас тату-салон.

– Ладно, так и быть, скажу, что он за крендель, только рот на замке, – обвожу девчонок поочередно взглядом, те с готовностью кивают. – Он художник, причем очень одаренный. Ему что граффити, что портрет маслом, что тату – все осилит. Однажды он высыпал сахар на барную стойку и изобразил портрет девчонки, с которой только что замутил.

– Вчера он рисовал Аньку, – вставила София и закатила глаза.

– Познакомились мы в мотоклубе. Я его частенько вытаскивал из передряг, занимал прайсы. Как-то раз он предложил оплатить его учебу в Штатах у какого-то крутого чувака, а потом открыть салон. Стукнули по рукам. Он отучился, вернулся и начал работать. У меня к нему претензий нет. Не скажу, что дело суперприбыльное, но, если надо сделать тату, наша братва идет к нему. За два года салон разросся. Он взял учеников. Дело идет. Но есть у него один пунктик – роман на три дня.

Верона прикрывает рот рукой. София хмурится.

– Надо признать, он знаток женской психологии, умеет подкатить к разболтать. Находит жертву, обхаживает. Уж не знаю, что он им там говорит и делает, но чердак у телок сносит. Я видел это не раз – взгляд у всех одинаковый, вот как у Анны сейчас. Пока он с ними, они в недосягаемости ни для кого. Через три дня он исчезает, как тени в полдень. Поэтому его и прозвали Оборотень.

– Какой ужас! – Верона плюхается на кровать и хватается за голову.

– А что будет, если Анька ему позвонит через три дня? – Софа упирает руки в бока.

– Будет с ней обращаться как с куском дерьма. Не поймет сразу – обматерит и прогонит.

– Анька вляпалась! Представляю, что будет завтра!

– Неужели мы ничего не можем сделать? – в глазах Вероны страх.

– Пока он с ней – нет, – я нюхаю свой джемпер. – Ладно, погремушки, я в душ. А вы успокойтесь. Пока мы на скамейке запасных. Солирует Оборотень. Ваша задача затащить ее в четверг в самолет, – смотрю на Софию. – Ты готова?

– Да я-то готова, – отмахивается София, – а вот Анька…

Вера

– Расслабься, детка. При мне он борзеть не будет, – шепчет мне Руссо, когда мы спускаемся по лестнице. – Старайся одна с ним в комнате не оставаться.

Меня трясет от этого Оборотня. Не зря я дала ему кличку Исчадие Ада.

Заходим на кухню. Анна достает пивные кружки. Оборотень здоровается за руку с Руссо. Спрашивает, не посрамил ли он мужскую честь, выполнил ли супружеский долг, а когда я сворачиваю к холодильнику, преграждает мне путь.

– Что это?

Оборотень тянется к моей шее – я отмахиваюсь, но он тут же тянет другую руку и, еле касаясь, проводит по ключице.

– Засосы? Вы что, школьники?

Он разражается диким смехом, открывает бутылку пива, протягивает ее Руссо, открывает вторую и делает большой глоток.

– Руссо, ты мужлан! Она же хрупкая, как Дюймовочка. С ней надо нежно.

– Неплохое пивко, – Руссо вытирает пену со рта. – Где надыбал?

– Один клиент-толстосум заценил новую татуху и притащил в салон два ящика немецкого.

Спрашивать Руссо, голодный ли он, – напрасная трата времени – он всегда голодный. Поэтому после осмотра холодильника, в котором было шаром покати, я встаю у плиты и колдую над теми продуктами, что нашла в шкафах. Да, Софа не преувеличила, Оборотень уплел все.

Разморозила и обмазала соусом две курицы и отправила в духовку. Включила таймер и принялась за гарнир. Куда бы я ни шла, чтобы ни делала, глаза Оборотня пристально за мной следят. После рассказа Руссо я понимаю, что в ближайшие часы в коттедже разразится катастрофа. Если мы вмешаемся сейчас, а Оборотень собирается ее бросить, Анна скажет, что это мы его вынудили, поэтому я решаю сделать вид, что ничего не происходит.

Анна предлагает свою помощь, я прошу сделать салат. Она посматривает на Исчадие Ада, но тот либо говорит с Руссо, либо смотрит на меня.

– Оборотень сделал мне вчера татушку, – говорит она и спускает футболку с плеча.

Это одуванчик. С пушистого шара летят парашютики и превращаются в птиц. Надо признать тату красивая, изящная и нежная.

– Тебе нравится?

– Очень. А почему одуванчик?

– Так меня называет Оборотень.

– Вот как? – я украдкой бросаю на него взгляд, но моя персона у него под пристальным вниманием. Скрытый маневр не удался – я разоблачена.

Он подмигивает и улыбается так, словно мы давнишние друзья.

– А еще я сделала интимный пирсинг, – шепчет мне подруга. – На клиторе.

– Боже мой! Анна! – я краснею. – Зачем такие подробности? Достаточно было сказать интимный.

Софа закатывает глаза – видимо, с ней Анна уже поделилась этой «потрясающей» новостью.

– Чтобы добить тебя окончательно, скажу еще одну новость: я вставила клыки! – смеется Анна.

Руссо замирает, смотрит на мою реакцию. Я понимаю, что он не хочет, чтобы я ее осуждала, но сделать это невероятно трудно. Слава богу, Софа приходит на помощь.

– Интересно, что на это скажут твои преподаватели.

– Они съемные, – хохочет Анна, демонстрирует клыки – вид беззаботный.

– Клыки мне не нравятся, – осторожно говорю я. – Мне кажется, это не твое. А с тату так вообще в разных темах. Но мне нравится, что ты вся светишься и что это доставило тебе огромное удовольствие.

Опять Анна живет не своей жизнью. Сначала она подстраивалась под Габриеля и стала готом, теперь окунулась в вампирскую тему. Когда же она задумается над тем, что нужно ей самой?

***

Во вторник утром Руссо подвез меня к академии на такси. В дороге мы еще раз обсудили мою готовность учиться фешен-дизайну. Оказывается, Руссо уже звонил в школу и записал меня в группу. Учеба начиналась в середине февраля. Мы решили, что до этого момента я буду заниматься живописью и подготовкой к собеседованию, которое, по его словам, приравнивалось к вступительному экзамену. Претендент на обучение должен представить свои эскизы, концепт коллекции, то есть показать, что у него есть к этому талант и тяга.

– На какие курсы ты меня записал? Там есть годовые и полугодовые.

– Детка, год без тебя я не выдержу, – почти угрожающе произнес Руссо и тут же отвел взгляд на экран телефона.

Выхожу из машины, он придерживает дверь, давая понять, что ждет ответа.

– Оплачивай полугодовые курсы. Но институт я пока не брошу. Сначала нужно поступить в школу и отучиться хотя бы месяц. Вдруг я переоцениваю свои возможности.

Руссо недовольно кривится. Ему не нравятся мои сомнения.

О том, что я вышла замуж за сына декана, не знали только дворники. Это я поняла, как только вошла в вестибюль. Завистливые и косые взгляды, фырканья, шушуканья за спиной – я получила полный набор!