Вера

Вспышки стробоскопа слепят глаза и вызывают дезориентацию в пространстве. В мелькающих разноцветных лучах танцующие больше смахивают на роботов – движения резкие и угловатые. Слишком громкие басы бьют по ушам. Кто-то из персонала включил дым-машину – танцпол скрылся в туманной завесе. Дым обволакивает ноги и напоминает, что прошлую ночь я провела в реанимации, где очищала легкие от слезоточивого газа.

После короткой перепалки с охраной Руссо возвращается к столику. Он целует мою руку и укладывает себе на колено. Руссо придумал и воплотил по-наполеоновски амбициозный план, но его многозадачный мозг так быстро принимает решения, что сознание не успевает все осмыслить, а сердце – одобрить.

– Никто не знает, как Оборотень прошел в зал, и это меня бесит! – выпалил он и с тяжелым выдохом откинулся на спинку кресла. – Если он прошел, черт знает кто еще пройдет.

– Главное, что его вывели.

Мой голос еще дрожит, только что я познакомилась с Исчадием Ада – единственным партнером Руссо, которого он не позвал на свадьбу.

– Надо признать, что художник он отличный, – разглядываю татуировки на руках мужа.

Руссо притягивает меня к себе и целует в висок.

– Он тебя напугал?

– До жути, – признаюсь я и прижимаюсь к его разгоряченному телу.

С нас не сводит глаз моя мама. Она покачивается в танце с каким-то мужчиной, и я спрашиваю у мужа:

– Кто это?

Руссо оглядывается и отвечает:

– Старший из братьев Ждановых.

В начале банкета Руссо провел меня по залу и познакомил со всеми партнерами и их женами. Их было так много, что всех я не запомнила, поэтому уточняю:

– Это те, что владеют боулингом?

– Типа того… – отвечает сквозь зубы Руссо и перекидывается парочкой шутливых фраз с проходящим мимо другом-байкером.

Такая реакция мне хорошо знакома по общению с братом, она называется «Отвлеки внимание от места, где зарыты проблемы». Поэтому, как только муж поворачивается ко мне, я спрашиваю:

– Что значит «типа того»? В здании есть что-то…

– …что не нужно тебе знать, а я не имею к этому никакого отношения.

Мне бы сменить тему, но мама танцует с этим Ждановым уже второй танец, и вид у него такой, что отпускать он ее не намерен.

– Руссо, – я обхватываю его лицо ладонями, – старший Жданов явно запал на маму, и я хочу знать, какими делами он ворочает.

Муж кидает на меня свой коронный колюще-режущий взгляд. Это предупреждение, что я полезла на запретную территорию. Но отступать я не намерена, и он это чувствует. Чтобы разрядить атмосферу, я кивком показываю в сторону мамы, и Руссо одаривает танцующую парочку придирчивым взглядом. Убедившись в моей правоте, он нехотя поясняет:

– У них несколько игорных домов для узкого круга. Ты же знаешь – этот бизнес сейчас под запретом. Но они на этом делали прайсы больше двадцати лет, терять клиентуру подобно самоубийству.

– В боулинг-центре есть подпольный игорный дом?

Руссо никак не реагирует, но взгляд не отводит, из чего я делаю вывод, что так и есть. Ох!

– Я скажу Жданову, чтобы не лез к твоей матери.

Смотрю на маму – сердце кровью обливается.

– Не вмешивайся. Хочу, чтобы она хоть на сегодняшний вечер вышла из ореола отца. Пусть убедится, что она еще кому-то интересна.

– Лады, – рука Руссо ныряет мне под юбку и ползет вверх по ноге, – а тебе не нужно ни в чем убеждаться? А то я тебя, как варвар, утащил в свою пещеру и не дал хвостом покрутить.

На это поле лучше не заходить – Руссо ревнив до чертиков, и я тут же перевожу подачу.

– А тебе?

– Пушочек, мне нужна только ты.

Тянусь к его губам – мы целуемся страстно, до дрожи в коленках.

– Детка, ты такая горячая…

– Руссо! Брателло! Ты что ж удумал, чертяга! – раздается над нами громогласный бас.

Поднимаю голову и вижу огромного роста байкера в полном обмундировании, в руках шлем с красными языками пламени.

Муж освобождается из моих объятий и с улыбкой поднимается. Заключает гостя в объятия и похлопывает по плечу.

– Ледоруб! Думал, ты не приедешь! Бизона видел?

– Нет, черт, эту тему и хотел с тобой перетереть. Что за хрень, не пойму…

Видимо, это друг. Я с облегчением выдыхаю и смотрю, как официанты подают горячее. Подкрепиться, что ли? Поцелуи Руссо меня немного разогрели, и я отошла от стычки с Оборотнем.

Пока Руссо занят разговором, я разделываюсь с отбивной. Оглядываюсь на брата. Саня сидит с отстраненным видом, весь в своих мыслях. Не хочу его дергать. Поворачиваюсь к подругам и прислушиваюсь к их разговору. Анна и Софа спорят о свадьбах. У каждой свое представление об идеале. Выбранная тема полосонула ножом по сердцу и с новой силой всколыхнула обиды. Девчонки даже не понимают, что я сейчас чувствую, иначе не завели бы этот разговор.

Над столиком подруг нависает… Оборотень! Появился как из-под земли. Ни охрана, ни предостережения Руссо его не остановили. Он бросает на меня загадочный взгляд и ухмыляется. Не успела я отреагировать, как он тащит Анну на танцпол.

Муж возвращается к столику, я показываю на нежелающего покинуть нас гостя. Руссо не верит своим глазам.

– Не оттаскивать же его от Анны.

Руссо садится рядом и перетягивает меня к себе на колени. Забирает рацию у охранника и говорит Годзилле, чтобы присматривал за Оборотнем.

– Как этот сукин сын проходит в зал? – орет Годзилла и матерится. – Мы все выходы держим!

– Видать, есть еще ход… Если знает Оборотень, кто еще может знать? Тащи Коляна. Придется по второму разу ему язык развязывать.

Руссо бросает на меня обвиняющий взгляд. Ох! Это из-за того, что я вмешалась в разборки с главой охраны.

– Видишь, детка, что бывает, когда ты встреваешь куда не надо.

– Мог бы и не говорить, – бурчу я и надуваю губы, – я и так все поняла.

Руссо снова тянется к рации, просит осмотреть каждый сантиметр крыши.

Аристарх

Влад уведомил, что самолет будет готов к взлету через полтора часа, а значит, нам с Вероной пора выдвигаться.

– Детка, прощайся с гостями, нам пора.

Верона расплылась в улыбке.

– Брачная ночь?

– Она самая, – одной рукой отправляю подтверждение партнеру, другой сжимаю ее дрожащую коленку.

Моя малышка волнуется! Еще бы! Она знает: я, как самая нестабильная субстанция, могу вытворить что угодно, а по такой логике брачная ночь может пройти как в снегах Антарктиды, так и в римских катакомбах.

Верона щебечет с подругами, целует мать и брата. А когда возвращается, я хватаю ее за руку и веду к выходу. Сажаю за руль одного из секьюрити. Прошу после аэропорта поставить тачку в гараж коттеджа. Курт обещал отогнать ее завтра в мастерскую для прокачки.

– Скажи старшему по смене, чтобы утром переслал мне запись с парковки, на которой виден джип без номеров, – говорю я водителю.

Как назло, Дракон не выходит на связь. Я бы пробил сейчас того, кто говорил с матерью. Что за движуха? Почему мать так странно себя вела?

Моя малышка забирается ко мне на колени и припадает губами к шее.

– Милый, – мурлычет Верона мне на ухо.

Я уже чувствую, как она трепещет от предвкушения, заглядываю ей в глаза и спрашиваю:

– Что, хитрюга? Хочешь выведать, куда мы едем?

Она кивает и закусывает нижнюю губу.

– Терпи, оно того стоит…

Верона хнычет, совсем как ребенок. А потом тянется к моим губам. Но нам еще предстоит перелет, а я могу завестись от ее поцелуев с полпинка, поэтому уклоняюсь и сдвигаю брови.

– Разве наша ночь уже не началась? – ей не понятна моя реакция.

– Фактически да, технически – нет.

– Ты снова говоришь загадками.

– Я такой!

Не добившись от меня объяснений, Верона сползает с колен. Больше она не паникует, не нервничает. С ролью жены еще не свыклась, но и подружкой себя не считает – это чувствуется в ее жестах и реакции на мои слова.