Его подвижная физиономия исказилась страдальческой гримасой:

- Вадим Федорович, я знаю, что не заслужил вашего доверия. И все же попробуйте понять... Клянусь, я не хотел вашей смерти! К тому моменту я осознал, что совершил дикую глупость и что ее надо немедленно исправлять. У меня сложился новый план. Я собирался идти к вам с повинной, но вы опередили меня, чего я никак не предполагал. Я был уверен, что на Лесной Даче мы в полной безопасности и время еще терпит. А когда вернулся из города и неожиданно увидел во дворе чужую машину, то страшно перепугался.

- Чего вы там мелете?! - поморщился я. - Какая, к черту, чужая машина? Не станете же вы утверждать, что не узнали Нечитайлу? Того самого Нечитайлу, с которым вы не раз ездили по своим грязным делишкам.

- Хлебом клянусь! - экспрессивно воскликнул он, глядя мне прямо в глаза. - Я неглупый человек, уверяю вас, Вадим Федорович, но страх совершенно парализует мой рассудок. Я видел - чужая машина, чужие люди, надо спасаться, и действовал как в бреду. Это не я стрелял, Вадим Федорович. Стрелял мой страх. Я не сумел совладать с ним. И поэтому не устаю благодарить судьбу за промах.

Страх... Мне тоже знакома его парализующая сила. Первые минуты пребывания в плену у Кителя, торжествующий Макс с окровавленным куском уха, взрывающийся на горле обруч до сих пор являются мне в ночных кошмарах.

- Ну и где же вас носило семь лет? Почему объявились именно сегодня? Тянули срок?

- Бог миловал! - Он мгновенно вытянул руку и постучал костяшками пальцев по деревянной столешнице. - В разное время неприятностей с милицией у меня хватало, но осужден не был ни разу. Перед законом я чист, Вадим Федорович. Имейте это в виду.

- На кой черт мне это нужно!

- Как знать... - опять загадкой ответил он и продолжал: - После того случая мне пришлось бежать. Обосновался в другом городе. Залег на дно. Вот тут-то, извините, ваши денежки и пригодились. Окольными путями узнавал, как идет следствие по известному вам делу. Я был счастлив, когда выяснилось, что вы не только не пострадали, но и даже в свидетелях не числитесь. Я был восхищен той ловкостью, с какой вы избежали ненужной огласки. - (А умел он льстить, мерзавец.) - Именно тогда я до конца осознал всю мощь вашего таланта, достойного преклонения. Но вернуться в город я не мог, ведь меня искали. Макс и Харитон рассказали все. Я проходил как соучастник убийства. Но затем у следствия возникла другая версия, и обвинение было предъявлено только тем двоим. Я остался в стороне.

- Вы ловкий пройдоха, Саныч!

- В тот раз мне просто повезло.

- А сколько получили они?

- Макс - десять, Харитоша - восемь.

- Хм! Меньше Кителя?

- Да, ведь Китель совершил преступление против государства.

- Однако! - Послушала бы его моя матушка! Прищурившись, я посмотрел на Саныча:

- А вам не жалко своих приятелей? Все же они угодили за решетку по вашей вине.

- Они получили свое! - В его мягкой интонации промелькнули жесткие нотки. - За ними много чего есть другого, особенно за Максом. Если между нами, он свободно тянет на вышку.

- Убийство?

- Много чего, - потупясь, отвечал Саныч. - Я тысячу раз говорил: в делах нужны деликатность и культура, тонкий подход. Тупая жестокость к добру не приведет. За нее рано или поздно придется платить. Вот они и расплачиваются. Это справедливо.

- Вы, Саныч, прямо-таки невинная овечка. А Нечитайло-то на вашей совести.

- Нечитайлу жалко, - горестно вздохнул Саныч. - Положительный был человек. Хозяйственный. Семьянин. И механик хороший. Не чета разной шантрапе. Я очень его уважал. И не желал ему зла. Да, видать, такая ему выпала судьбина.

- Должно быть, сейчас он переворачивается в гробу. От умиления.

Саныч, потупясь, проглотил шпильку.

- Ваши десять минут истекли, - напомнил я.

- Заканчиваю, - встрепенулся он. - К тому времени, когда все улеглось, мои траты сравнялись с моей наличностью. Я мечтал засвидетельствовать вам свое глубочайшее уважение, но являться с пустыми руками было стыдно... Прошло несколько лет, прежде чем я собрал необходимую сумму. Но идти к вам только с деньгами? Только со словами восхищения, которые вы, конечно же, посчитаете ложными? - Он поморщился, как от зубной боли. - Я понял, что обязан оказать вам услугу, такую важную, чтобы вы безоговорочно оценили мою преданность. Находясь в тени, но поблизости от вас, я ждал подходящего случая и наконец дождался. Сегодня я с лихвой уплачу проценты на весь капитал, которым временно попользовался.

- Вы ошиблись, милейший, я не ростовщик. - Мой тон был холоден как лед. - Пожалуй, и я сделал ошибку, пустив вас в дом. Ничего принципиально нового вы мне не сообщили. Извольте выйти вон! И благодарите Бога, что мне лень звонить в милицию.

- Еще полминуты! - взмолился Саныч, заламывая свои тонкие пальцы. - У французов есть меткая поговорка: "Ищите женщину". Мне не раз доводилось убеждаться в ее мудрости. Решив оказать вам достойную вас услугу, но не зная, как приступить к делу, я обратил внимание на женщину, которая все эти годы была рядом с вами. Я сразу же понял, что она, к сожалению, не ценит вас. Зная немного о ее прошлом, я предположил, что она может стать серьезным источником опасности для вас и нанести удар в спину. Увы, я не ошибся.

Лучше бы он не говорил этого! Значит, он следил еще и за Алиной? Этот чертов соглядатай посмел сунуть свой длинный и тонкий, будто навсегда сдавленный невидимой прищепкой, нос в мою личную жизнь?!

Ну и что он собирается мне выложить? Что у нее есть любовники, которых она принимает в уютном гнездышке, приобретенном на мои деньги? Что она ласкает этих подонков жарче, чем меня? И он взялся открыть мне глаза на это? Ду-урак!

Ах, будь со мной блокиратор!

Но тут Саныч, выдержав мой раздосадованный взгляд, произнес четыре слова:

- Женщина знает вашу тайну.

- Что-о? - Я невольно вздрогнул.

- Она знает вашу тайну, - твердо повторил он.

- Не пойму, о какой тайне вы толкуете?

- Она знает о некоем удивительном фонарике.

У меня невольно перехватило дыхание. Алине известно про блокиратор? Да не может быть! Каких только мер предосторожности я не принимал, чтобы уберечь его от чужого глаза!. Я хранил его среди своих рукописей, к которым Алина испытывала полнейшее равнодушие. Это-то и казалось надежной защитой. Но с другой стороны, ее неискоренимая привычка тайком шарить по углам...

Однако откровенничать с Санычем я не собирался.

- Ваши слова для меня - загадка.

- Вам виднее, - понятливо отозвался он. - Лично я не желаю знать, какими способами вы вершите свои чудеса. Я дошел до границы дозволенного и почтительно остановился у нее. Дальше - запретная зона. Это не мое дело, и я уже забыл о своих словах. Но женщина знает. Она решилась переступить черту: завладеть вашим имуществом, а вас убить. Это должно случиться сегодня вечером. Вот почему я осмелился побеспокоить вас.

Я закурил, глубоко затянувшись, затем встал, молча прошелся по комнате, постоял у окна, вернулся к креслу и вновь сел.

- Почему я должен верить этому бреду? Сам я уже поверил. Безоговорочно.

- Судите сами... - Саныч запустил руку в карман пиджака и извлек оттуда кассету в полиэтиленовом пакетике. - Для экономии времени я переписал сюда лишь несколько фраз из длинного разговора. У вас ведь есть магнитофон? Поставьте и послушайте.

Оставалось внять его совету.

Послышалось шипение, затем голос Алины:

- Миленький, это верняк. - ("Миленький" она произнесла с тем же придыханием, что и в наши лучшие времена.) - Надо только решиться, пока он ничего не заподозрил. Он ушлый - может догадаться. Тебе и делать-то ничего не надо. Порошок я насыплю сама, вот он, я уже достала. Я ты зароешь ночью.

- Не так-то это просто, - отвечал мужской голос, заставивший меня обомлеть. Федор? Федор!!! - Не в саду же зарывать. Будут искать, он человек известный...