На зеленом лугу разыгрывали множество живых картин - от Боудикки3, бросающей с колесницы вызов римским легионам, и жены свинопаса, награждающей подзатыльниками короля Альфреда за сгоревшие овсяные лепешки4, до Дрейка, направляющего свои паруса в Испанские моря, и лорда Нельсона, умоляющего Харди позаботиться о леди Гамильтон5.
Особым вниманием пользовалась живая картина, изображающая поездку леди Годивы по улицам Ковентри6. Обогнув толпу, не то восхищенно, не то возмущенно гомонящую, я направился в чайную палатку, где всем заправляла дама в монументальной шляпе, усыпанной шелковыми майскими розами7. Она распоряжалась чаем с топлеными сливками, лепешками и вареньем, словно заботливая мамочка.
Я встал в очередь. Прямо передо мной там оказались двое мужчин, которых я поначалу принял за отца с сыном, настолько они были похожи друг на друга. Довольно скоро, благодаря их чрезмерно громкой дискуссии, я узнал, что они и вправду родственники - дядя и племянник.
- Я тебе совершенно серьезно заявляю, Мэтью: ты не получишь от меня ни гроша, если не прекратишь отношения с этой девицей! Я не позволю тебе ронять доброе имя нашей семьи. Только погляди - она же разгуливает практически голышом! Впрочем, что взять с продавщицы - ни имени, ни воспитания, ни понятий о благопристойности...
- Вы ведь ее совсем не знаете, дядя Ральф! Марджори - очень приличная девушка. Ее родители умерли, когда она была совсем юной, и ей пришлось самой зарабатывать себе на жизнь. Что плохого в честном заработке? Откуда вы вообще нахватались этих нелепых понятий о семейной чести? Выражаетесь точь-в-точь как дедушка!
- Не смей говорить со мной в подобном тоне, Мэтью! Твой дед ни минуты не потерпел бы подобного. Когда мой брат Генри опозорил семью, спутавшись с компаньонкой твоей матери, его отправили в армию, а ту женщину немедленно уволили. Ваше поколение - избалованное и слабое. Война научит вас и дисциплине, и долгу, и чувству чести. Но тебе придется познавать все это самостоятельно, ибо я не стану поддерживать тебя до тех пор, пока ты будешь цепляться за эту связь. И даже после моей смерти ты в этом случае ничего не получишь.
Тут как раз подошла их очередь, и они прекратили выяснять отношения. Чайная матрона подала дяде Ральфу чашку чая с молоком и при этом так резко опустила голову, что необъятные поля ее шляпы всколыхнулись, словно в приветственном кивке. Затем, все так же не поднимая глаз от чашки, которую наполняла, она осведомилась у Мэтью о его предпочтениях.
- С молоком, два кусочка сахара, - отозвался он.
Дядя с племянником двинулись дальше - к подносам с лепешками, вареньем и топлеными сливками. Я ненадолго отвлекся, отвечая на тихий вопрос матроны:
- Один кусочек, пожалуйста.
Взяв себе лепешку, я разместился за столиком как раз позади тех двоих. Мэтью всё твердил свое:
- Вы в любом случае не сможете лишить меня материнского наследства! Я получу его, когда мне исполнится двадцать пять!
- Четыре года могут показаться очень долгими, мой мальчик... Поглядим, насколько ты будешь интересен своей продавщице, когда все, что у тебя останется - это жалкие гроши и большие надежды, - дядя Ральф с шумом отхлебнул чаю и разломил лепешку.
Мэтью встал, резко отодвинув стул:
- Не рассчитывайте, дядя, что ваши угрозы заставят меня изменить решение. Я люблю Марджори и собираюсь на ней жениться.
- В среду я отправляюсь в Лондон, на встречу с моим адвокатом. Я изменю свое завещание - именно так, как и сказал. Давай уже покончим с глупыми препирательствами, чтобы больше не возвращаться к этому вздору, - Ральф взмахнул ножом, разбрызгивая клубничное варенье по белой скатерти, словно пятна краски.
Мэтью хотел было что-то ответить, но оборвал себя на полуслове и гордо выпрямился.
- Ты не оставляешь мне выбора. Надеюсь, что ты не доживешь до того, чтобы пожалеть об этом, - с этими словами он вышел из палатки.
Никто из присутствующих не обратил особого внимания на этот инцидент, из чего я сделал вывод, что для местных жителей перебранки между этими двумя не являются чем-то из ряда вон выходящим. Я еще немного посидел, лениво наблюдая, как чайная матрона и ее помощницы суетятся, убирая со столиков и наполняя чашки для новых посетителей. А затем отправился дальше, окунулся в круговерть праздника - и позабыл обо всем этом. Я послушал, как мальчики-школьники декламируют речь ко дню святого Криспина и "Атаку легкой бригады"8, полюбовался прелестной стайкой тюдоровских служанок, танцующих вокруг майского шеста, и посетил столько благотворительных киосков, что их хватило бы для того, чтобы обустроить не менее полудюжины детских приютов.
Спустя некоторое время, когда я наслаждался великолепным сидром, сваренным местным фермером, до моего слуха донесся уже знакомый голос - снова, как и в прошлый раз, звучащий очень гневно. Дядя Ральф величественно воздвигся перед леди Годивой, которая только что спешилась. Когда ее коня увели, я смог рассмотреть облачка тюля и цветочные гирлянды, которые, вкупе с неестественно длинными и золотистыми локонами, прикрывали все стратегически важные места, охраняя стыдливость девушки. Впрочем, эта иллюзия действовала лишь на расстоянии - вблизи было отчетливо видно, что одежды там не наберется даже на купальный костюм.
Вспомнив, как Ральф возмущался по поводу наготы, я подумал, что это, должно быть, и есть та самая Марджори, которую он столь категорично не одобрял. И это действительно оказалась она. Подойдя поближе, я услышал, как Ральф заявляет ей:
- Я уже сказал это Мэтью, но хочу и вам разъяснить: знайте, ему ничего от меня не достанется. Все ваши корыстные расчеты насмарку! А если вы немедленно не прекратите все это, то будьте уверены: я могу сделать - и сделаю! - так, что вас уволят без рекомендаций.
Марджори вскинула голову. Губы ее были плотно сжаты. Это была красивая девушка с огромными карими глазами, горевшими вызовом. С трудом переведя дыхание, она вымолвила:
- Мне не о чем с вами говорить, сэр.
Она хотела уйти, но Ральф попытался схватить ее за руку. Вырвав руку, она так толкнула его в грудь, что он отступил в изумлении. А Марджори стремительно прошла мимо него и скрылась между киосками.
