– Что ж, имеет ли право троюродный дядя и друг указывать женщине, за кого ей выходить замуж?

– Безусловно, при известных обстоятельствах. Этот Руперт, возможно, станет моим наследником. Я должен принять этот факт, ибо Табита вряд ли избавится от своих привычек, по крайней мере, так считают доктора. Поэтому мне хотелось бы, чтобы он женился на ком-то, кто мне дорог, тем более, что несмотря на его религиозные благоглупости, он производит впечатление человека, который станет хорошим мужем.

– Но что, если доктора ошибаются насчет Табиты? – спокойно ответила Эдит, ибо не в привычках обоих было ходить вокруг да около.

– В таком случае, вы все равно будете неплохо обеспечены, и, моя дорогая Эдит, позвольте мне заметить, что вы уже отнюдь не желторотый цыпленок, но по какой-то причине почему-то так до сих пор не обзавелись мужем.

– Сомневаюсь, что на жалованье Руперта я смогу жить на широкую ногу, – возразила она, – даже будь он готов делиться им со мной.

– Что ж, может, и нет, но в день вашего бракосочетания я положу на счет ваших попечителей 25 тысяч фунтов, а если что-то случится – когда я, наконец, усну, – то, возможно, даже больше.

– Это весьма щедро с вашей стороны, кузен Джордж, – ответила Эдит, совершенно искренне. – Я не знаю, почему вы поступаете таким образом, тем более, ради меня, вашей троюродной племянницы. И почему именно в день нашего с Рупертом бракосочетания?

– Я уже сказал, что таково мое желание. И вообще, чем он вас не устраивает? Он вам не нравится?

Эдит пожала плечами.

– Я не влюблена. Это не в моих привычках.

Лорд посмотрел ей прямо в глаза.

– Нет, – ответил он, – потому что вы всегда были «влюблены», как вы выражаетесь, в этого мерзавца Дика. И пожалуйста, не спорьте со мной, ибо я знаю. Дик бывает очень даже разговорчив, особенно после ужина.

Эдит не стала с ним спорить, лишь сказала, довольно обиженно и слегка покраснев:

– В таком случае, это худшее, что я о нем слышала, что о многом говорит.

– Верно. Никогда не доверяйте мужчине, который хвастает своими победами. Послушайте, Эдит. Я помогаю Дику лишь потому, что он меня развлекает и от него есть польза. Именно поэтому я и хочу протолкнуть его в Парламент. Нет, конечно, я не могу помешать вам выйти за него замуж, если такая глупость взбредет вам в голову, чего, однако, я не могу представить. Но если это все-таки произойдет, я выставлю Дика за порог, а на счет ваших попечителей не ляжет никаких 25 тысяч фунтов.

– То есть вы ставите мне такие жесткие условия, кузен Джордж?

– Отчего же жесткие? Очень даже щадящие, Эдит. Я, насколько это в моих силах, не позволю вам выйти замуж за это ничтожество без гроша за душой. Ради вас самой, ибо вы мне дороги.

– Я никогда не говорила, что хочу за него замуж.

– Нет, но поскольку из-за него вы отказываетесь выйти замуж за кого-то другого, что по сути одно и то же, по крайней мере, что касается вашего будущего.

Эдит на минуту задумалась и, прежде чем ответить, снова потерла лоб.

– Все это сказано довольно ясно и откровенно, но смею предположить, вы не ждете от меня ответа прямо сейчас. К тому же у Руперта вполне могут иметься свои соображения. Он производит впечатление человека, который никогда не женится из принципа. К тому же пока что вы исходите исключительно из моего рассказа о нем, хотя сами в последний раз видели его еще юношей. Когда же вы его увидите своими глазами, возможно, этот ваш… план… перестанет казаться вам столь желанным.

– Совершенно верно, – согласился лорд. – У вас весьма логичный ум. Приводите его сегодня вечером на обед, и мы вновь поговорим об этом через несколько дней.

Эдит встала, чтобы уйти, но лорд ее остановил.

– Как поживает ваш банковский счет? – спросил он.

– Полагаю, что со всех точек зрения он прекратил свое существование, – хмуро ответила она, ибо это было единственное, что ее по-настоящему заботило.

Лорд Дэвен улыбнулся и, достав из ящика стола чековую книжку, выписал ей чек.

– Возьмите, – сказал он, – это поможет какое-то время держать волка на расстоянии от вашей двери. К тому же, полагаю, вам нужны новые платья.

Эдит посмотрела на чек. В нем значилась сумма в 250 фунтов.

– Вы слишком щедры ко мне, – сказала она. – Может, кто-то вас не любит, но только не я. Я вас обожаю…

– Меня или мои деньги? – уточнил Дэвен, выгибая бровь.

– Разумеется, вас, – ответила Эдит, и, поцеловав его, направилась к двери.

– Если не ошибаюсь, – задумчиво произнес лорд Дэвен самому себе, как только дверь за ней закрылась, – впервые за более чем два десятка лет кто-то сказал, что любит меня, причем, совершенно искренне. Она непременно должна выйти замуж за Руперта. Это самый большой шанс ее жизни. И разве не имеет она такое же право на все эти богатства и титулы, как и этот набожный медведь?

Вернувшись домой, Эдит застала Руперта за тем занятием, коим он был занят все утро: распаковкой багажа. Он только что установил обе стелы, которые, объясняю для непосвященных, были погребальными плитами, где древние египтяне записывали события своей жизни или же, иногда, молитвы. Стелы были массивными, в чем Эдит имела возможность убедиться накануне вечером, и лучше всего соответствовали своему первоначальному назначению в гробнице. В крошечной же лондонской гостиной они смотрелись явно не к месту, установленные одна на пианино, а вторая – на верхнюю полку чиппендейловского книжного шкафа.

– Согласись, мама, что они смотрятся прекрасно! – воскликнул Руперт.

– О, да, мой дорогой, – с сомнением в голосе ответила миссис Уллершоу, – правда, на мой взгляд, они тяжеловаты и изрядно попорчены временем.

– Попорчены временем! Пожалуй, ты права, – ответил он. – Одной из них четыре, а второй три тысячи лет, но та, что поновее – нет, не та, где бок о бок сидят муж и жена, а другая – более ценная. Она из Тель-эль-Амарны – как тебе, надеюсь известно, этот город построил фараон-вероотступник Эхнатон – и была установлена в гробнице одной из принцесс. Посмотри на ее портрет на верху плиты, над которым изображен шар солнца. Его лучи оканчиваются руками, которые протянуты над ней в жесте благословения. Если хочешь, я для тебя переведу надпись.

В этот момент раздался зловещий треск, а затем незаметно вошедшая в комнату Эдит, мягко произнесла:

– На вашем месте, Руперт, я бы поставила ее сначала на пол. Потому что… Ой! Я так и знала!

Не успела она договорить, как несчастная верхняя полка книжного шкафа треснула и сломалась, и погребальная стела с грохотом рухнула на пол.

Объятый ужасом, Руперт подскочил к ней и, словно игрушку, поднял в своих сильных руках.

– Слава богу! – воскликнул он. – Она цела!

– Верно, – заметила Эдит, – в отличие от книжного шкафа.

Руперт взялся искать для своего сокровища новое место; на сей раз он внял материнскому совету и поставил стелу на пол. Впрочем, еще оставался Осирис, по-настоящему прекрасная бронзовая фигура примерно в два с половиной фута в высоту, для которой нигде не находилось места.

– Я знаю, – заявил Руперт и, взвалив древнего бога на плечо, зашагал вниз, на первый этаж.

– Как вы думаете, кузина Мэри, – спросила Эдит, проводив взглядом его самого и памятник далекого прошлого, – Руперта можно будет уговорить переместить эти два ужасных могильных камня куда-то еще?

Миссис Уллершоу покачала головой.

– Нет, даже не заводите такой разговор, дорогая. Руперт давно мечтал привезти их домой. По его словам, он долгие годы представлял себе, как прекрасно они будут смотреться в этой комнате. В любом случае, если он их и переместит, то только в столовую.

– В таком случае, пусть уж лучше остаются здесь, – решительно заявила Эдит. – Лично мне не хотелось бы ужинать, глядя на могильные плиты. Надеюсь, он не привез также и мумию.

– Похоже, он хотел ее привезти, но, насколько мне известно, был вынужден оставить, потому что ее отказались грузить на корабль, пока он не заплатит за нее, как он выразился, по «тарифу покойника».