– А давайте объявим добровольный набор на войну! – Стояна встала, и, посмотрев на Ратшу, добавила. – А мы, что хуже мужиков будем? Я тоже пойду на войну, если Ратша пойдёт!

– Остынь, вояка! – Хлебослава встала и, посмотрев на Стояну, которая тут же уселась рядом с Ратшей и, взяв его за руку, добавила. – Добровольный набор на войну – это правильно… Ну, а как же дети и старики? Кто за ними смотреть будет? Это наше будущее! Так что, Стояна, здесь останешься! Тебе и здесь работы хватит… Всем нам хватит… А Ратша и другие добровольцы пусть идут… Войнята, тебе надо немедленно составить список тех, кто должен остаться… Они будут здесь очень нужны и не пускать их на войну! Особенно, это относится к многодетным семьям…

На глазах Хлебославы навернулись слёзы: она понимала, что может потерять на войне не только Ратшу, но и других родственников, которые обязательно изъявят желание быть добровольцами.

– Итак, если я правильно понял, мы объявляем набор добровольцев на войну, с одной стороны, а с другой, начинаемся готовиться к войне уже здесь, с приёмом беженцев? – Войнята встал и посмотрел на всех старейшин. – Тогда прошу проголосовать за это!

Проголосовали «за» единогласно. Но, если Ратша тянул руку выше всех, то Хлебослава подняла руку с большой неохотой и низко.

Гонец, получив ответ царю Иданфирсу от рода русинов, поскакал на запад к роду мелахленов. Спокойная жизнь рода русинов закончилась: началась подготовка к войне.

3.

Сегодня день у Серапиты, жрицы рода, с утра не задался: стоило выйти из дома, как на её голову обрушился поток воды. Посмотрев на небо, она увидела, как темно: серая туча, движущаяся быстро на неё слева, стала иметь слегка красный оттенок. Неожиданно внутри быстро перемещающегося облака вместе с красноватым оттенком образовалась светлая дыра, которая постоянно была в движении вместе с окружающими её облаками. Вдруг там мелькнула молния, но не в привычном виде светлой полоски, а осветилось всё красновато-серое облако, и раздался жуткий гром, ударивший Серапиту по ушам так, что она вздрогнула и присела, согнув колени.

Откуда-то снизу в этом клубке неба появился шлейф светло-серого цвета, который извиваясь, был похож уже не на клубок, а кольцо из сверкающих облаков. Дождь уже не падал, а хлестал и лицо и всё тело, заставляя жрицу думать о том, что впереди её ждёт что-то ужасное. Эти мысли невольно вошли в её голову вместе с чёрным облаком, сменившим красно-серое облако. Чернота своими щупальцами охватила всё небо, не позволяя свету пробиваться через них. Стало темно, как ночью.

– Что же это? Ночь? – воздав руки к предполагаемому месту, где должно было быть солнце, она, со слезами в глазах, спросила. – О, Великая Мать Сыра Земля и вы, Две Змеи, образующие бесконечный коловорот гармонии и движения, скажите, что меня ждёт? К чему я должна готовиться?

И вдруг в её мозгу прозвучал ответ. – Предательство… На смену одному придёт другое…

И, понимая, что нет ничего горше предательства, которое она никогда не любила, Серапета упала на колени и склонила свою голову к ним. Сейчас та самая ночь, которая медленно куда-то уходила вне её тела, пришла к ней в душу… Она, понимая, что предавать могут только близкие и друзья, заплакала, но вскоре слёзы прекратились, давая место надежде, так как должно прийти что-то другое…

Сколько она была в таком состоянии, Серапита не помнила. Только, подняв голову, она обнаружила, что бури уже нет, как нет и дождя. Только пустота, образовавшись в душе, осталась в теле жрицы.

– Что ж, будем ждать нового испытания… – пробормотала она, поднимаясь с колен и отряхивая налипшую траву.

Арбуй, шестидесяти четырёхлетний воевода дружинников рода меланхленов, и Серапита, выслушали гонца царя Иданфирса молча и предложили ему немного отдохнуть, подкрепиться перед дальней дорогой, а сами, собрав своих старейшин, которыми оказались его сыновья и их жёны, сообщили им новость. – Царь скифов Иданфирс спрашивает, дадим ли мы ему воинов в войне против царя персов Дария? А ещё спрашивает, примем ли мы беженцев с юга из племён Тавриды? Что скажете?

Старший сын Арбуя, высокий тридцатишестилетний бородатый мужчина, одетый, как и все в роду меланхленов во всё черное, внимательно посмотрев на Ашхен, жену среднего из четырёх братьев, незаметно покачал головой.

– Вы чо, сдурели? На войну? – Ашхен вскочила со своего места и обратилась к Хорческе, тридцатилетней жене самого старшего брата. – Хорческа, ты то чего молчишь? У вас с Акасом трое детей! У меня с Арзанаком двое… Тебе что, вдовой в тридцать лет хочется стать? Из-за какого-то скифа?

Хорческа отрицательно покачала головой и положила свою руку на пытающегося встать мужа Арзанака, но говорить ничего не стала.

– А ты, Эльма? – Ашхен обратилась к жене младшего брата Азила. – А ты чего молчишь? Ведь и у вас с Азилом есть дочка! Тебе очень хочется, чтобы какие-то персы взяли её в полон, когда всех нас здесь перебьют! Их вон сколько, а нас? И двух сотен не наберётся!

– Ну, и что ты предлагаешь? – спокойно и несколько отрешенно спросила Эльма.

– А то… Надо уходить отсюда на север! К нашим… – Ашхен вдруг вспомнила, что двенадцать лет назад её, девицу рода борисфенских невров, выдали замуж за Арзанака, и при этом потребовали с него, чтобы берёг её. Поэтому она тут же обратилась к нему. – Арзанак! А ты что молчишь? Не ты ли обещал моему батюшке, что будешь беречь меня до старости? И как это ты сделаешь, если сюда придёт Дарий? И тебя и меня и доченьку нашу… Персы…

Слёзы тут же выступили на её лице.

– Отец! Прости, но я должен выполнить своё обещание, данное отцу Ашхен… – Арзанак встал, поклонился отцу и отвернулся от стыда, что так поступает. При этом незаметно подмигнул своей жене.

– Отец! Но и мне тоже придётся уйти с Хорческой в её края… – Акас изобразил на своём лице большое сожаление. – Как же я без неё и своей малышки и двух твоих внуков? Кто будет потом продолжателем рода меланхленов?

– И ты, Кандыба, тоже… Как братья? – с пересохшим от волнения горлом, закашлявшись, тихо спросил Арбуй.

– А чо я? Я как братья! – Кандыба даже не встал, хотя и увидел слёзы на глазах у отца.

– Да, вы что? Бросить всё? – Арбуй только представил, что всё это, что было заработано таким трудом, придётся отдать кому-то другому, чуть не поперхнулся и тут же охрип. Но вдруг его глаза заблестели, а рот растянулся в улыбке. – Вот, что, ребята… Я остаюсь! А вы как хотите… И беженцев сюда пущу!

– Так вот о чём меня предупреждало небо… – подумала Серапита, которая никак не могла определиться, какое же решение принять, а вслух сказала. – А вы не боитесь, что, когда вернётесь, ваше место будет занято?

– Не боимся… Ну, вот и хорошо! – спокойно произнёс Арзанак – Мы уйдём, а ты, отец, защищай всё хозяйство до нашего возвращения!

Братья заулыбались, переглядываясь друг с другом: решение было принято!

– Арбуй! – произнесла Серапита, обращаясь к воеводе. – Мы с тобой оба виноваты в том, что оставляем род без защиты… Особенно ты!

– Может, нам объединиться с росичами? Ведь мы когда-то этого хотели… – спросил Арбуй Серапиту. – Нам будет легче всем вместе…

– Обойдутся! Ещё подумают, что мы слабы! Потому и просимся к ним…

Арбуй сокрушенно покачал головой, повернулся и пошёл к выходу.

Обоз с сыновьями и большей частью жителей городища, которые решили поступить так же, как и они, уходил на северо-запад, а Арбуй, сам не зная почему, вышел на вершину кургана на берегу реки, с которого была видна Великая Ворона и дорога к борисфенским неврам. Неожиданно, он почувствовал, как что-то мягкое, влажное и тёплое уткнулось в голень правой ноги. Посмотрев, он увидел черного пса, порвавшего верёвку, которой он был привязан Акасом, старшим сыном Арбуя, чтобы не мешал им собираться в дорогу и про которого потом совсем забыли.

– Ну, что, Черныш, остались мы с тобой вдвоём, если не принимать во внимание Серапиту? – Арбуй, у которого слёзы уже сами собой бежали из глаз, наклонился к псу. Черныш, смотря на Арбуя своими большими черными глазами, будто понимая оставшегося хозяина, несколько раз лизнул его, убирая слёзы. – Ты, думаешь, они вернутся?