Она клялась разыскать каждый мой осколок и разбить. Вырвать каждую мою ниточку. Изничтожить память обо мне везде, где она сможет отыскать. Чтобы я не смог вернуться. Не смог выжить.
Я быстро отвернул глаза Твари от себя и спрятал в карман. Не был я готов к тому, что на меня вылилось. И не понял львиной части чужой, пугающей ярости.
Роуз лапами надавила на крышку, и гроб с хлопком закрылся. Она спрыгнула на траву и, потёршись о мои ноги (Молодец, Дирк), направилась по тропе, гордо подняв пушистый чёрный хвост. Я поспешил за ней, оставив позади яму и гроб с останками моего лучшего друга.
Не волнуйтесь. Я вас всех выручу. Просто дайте мне ещё немного времени.
Мы шли не так долго, как я боялся – вскоре на тропе я заметил тусклый блеск и, прищурившись, увидел, что по земле тянулась золотисто-белая нить. Кошка шла мимо неё, кажется, не замечая. У перепутья Роуз остановилась, начав переступать с лапы на лапу, но я, хмыкнув, взял её на руки:
Я знаю, куда идти, сис, - она удивлённо подняла на меня взгляд всех четырёх глаз, а я свернул налево - туда, куда тянулась нить. Такой цвет и такую яркость я уже видел, и потому на губах моих невольно играла улыбка.
У меня есть замечательный друг. И он нас ждёт.
Конечно, это была нить Джейка – она тянулась прямо ко мне и растворялась где-то в середине груди, и я прижал Роуз ближе, стараясь передать ей то приятное, спокойное тепло, что вызывала во мне эта связь. Она, увидев мою улыбку, пару раз моргнула, а затем зажмурилась, попытавшись улыбнуться в ответ.
Снова зарядил дождь. Я неприятно поёжился и не сразу понял, что не так, но потом услышал тихое шипение. Оглядевшись и увидев, что мир вокруг будто начал истлевать, я ускорился. Дождь стал кислотным и явно собирался выжечь меня отсюда, причём буквально. Всё, на что падали капли дождя, начинало оплавляться или разъедаться как металл от ржавчины. От каменных плит шёл дым, трава исчезала, разлагаясь на глазах.
Я поглядел на Роуз, ёжившуюся на моих руках. Ей этот дождь явно тоже был не по нраву, и потому я сорвался с места. Нужно было найти хоть какой-то навес – даже пиджак на моих плечах начинал медленно оплавляться, и я всеми силами старался не думать, что с нами станет, если дождь зарядит во всю силу, из редких капель превратившись в ливень. Стараясь держаться золотой нити – ей, к счастью, всё было нипочём (по крайней мере пока) - я бежал дальше.
Когда первые капли начали неприятно жечь руки и лицо, а Роуз пришлось укрыть заметно облезшей полой пиджака, сквозь белёсую дымку наконец-то начали проглядываться очертания приземистого, но широкого здания. Судя по тому, что мы всё ещё блуждали по кладбищу, это был склеп. Мысль о том, чтобы войти туда, не пугала меня так, как раньше. Нить Джейка вела именно туда.
Дождь и правда в конце концов перешёл в ливень, но, к счастью, я успел забежать под козырёк крыши до того, как капли начали всерьёз прожигать кожу. Обошлось только слабым зудом. Но пиджак был безвозвратно потерян. Я снял с плеч покрытый проплешинами и отверстиями кусок ткани и достал из одного из карманов серые глаза. Они смотрели всё так же неотрывно и жутко, но я старался не сосредотачиваться на них. Дверь, которая вела внутрь склепа, интересовала меня куда больше.
Не медля ни минуты, я навалился на увесистые дубовые створки плечом, начав толкать их. Благо дверь открывалась внутрь. Заржавевшие петли поддались только со второго раза - раздался сводящий зубы звук камня, трущегося о другой камень, и створки раздвинулись, неохотно впуская нас внутрь. Но стоило только достаточно широко раскрыть дверь, как в лицо мне и Роуз прямо из темноты склепа понеслась куча каких-то летающих маленьких тварей.
От неожиданности я вскрикнул и зажмурился, только чудом не отступая назад под окончательно разъедавший всё вокруг ливень. Я прижал Лалонд к себе, чтобы попытаться защитить младшую сестру моей лучшей подруги от опасности. Мозг лихорадочно выдавал идеи – одна бредовее другой – что это могут быть за твари и насколько они могут быть опасны. Но затем поток прекратился, причём так же резко, как и начался.
За спиной раздалось противное шипение. Что бы это ни было, попав под дождь, оно теперь бесследно исчезало. Я открыл глаза и, приглядевшись, смог, наконец, понять, что это было – одна из этих «крылатых тварей» села мне на грудь с правой стороны, и я опустил взгляд на подрагивающее крыльями насекомое, не собиравшееся, кажется, улетать вслед за собратьями и потому позволившее рассмотреть себя поближе.
Это был мотылёк. Кажется, один из бражников. Коричневый и невзрачный, с крупным тельцем. Я заметил необычный узор на спинке бражника и вздрогнул - тот был очень похож на человеческий череп.
Недолго думая, я смахнул мотылька с плеча в приступе непонятного, суеверного опасения. Сорвавшись с места, тот полетел вслед за собратьями под убийственный ливень. И упал замертво, стоило первым каплям настичь хрупкие крылья.
Бражники все лежали там, на разлагающейся траве - пали жертвами кислотного дождя. Что они делали внутри склепа, осталось загадкой, но хоть не были опасны – и на том спасибо.
Я переглянулся с Роуз, устроившейся у меня в руках. Мы развернулись и, наконец, зашли внутрь тёмного мавзолея.
Тут было душно - совсем не так, как снаружи – темно и пахло пылью. Чего и следовало ожидать от утробы склепа. Я попытался оглядеться, но было очень тяжело что-то понять в полумраке, освещаемом только сумеречным светом с улицы. Его еле хватало, чтобы осветить дыру в земле, оказавшейся всего в паре метров от меня, да пару ступеней, ведущих вглубь.
Я приблизился к дыре в полу. На меня дохнуло сыростью и холодом, и от этого по спине побежали мурашки. Я смутно помнил, что буквально несколько минут (жизней?) назад я не раздумывая рванулся в точно такой же сырой, тёмный проход с бесконечной лестницей, и ничем хорошим это не кончилось. А если копнуть ещё глубже и вспомнить вдобавок сон, где мы с Джейком искали руки куклы, то в моей ситуации лестницы были истинным злом.
«Тебя ведь предупреждали о лестницах. Тебе говорили, пёс».
Я хмыкнул, оценивая шутку. Роуз вопросительно мяукнула, поднимая на меня все четыре глаза.
Жаль, что мне нечего кинуть внутрь, чтобы понять, насколько она глубокая, - я посмотрел на кошку в ответ. - И не видно ни черта. Был бы тут хоть какой фонарь…
Фонарь по волшебному зову, конечно, не появился. Зато что-то коротко звякнуло где-то справа. Я дёрнулся – там на пьедестале стоял, словно музейный экспонат, виновник всех моих бед: деревянный идол, вырезанный из старой деревяшки. Та самая «кукла», которую я всё это время так упрямо собирал.
Я узнал это пузатое, словно у младенца, тело, непропорционально большую голову с впалыми глазницами, скалящую на меня белёсые острые зубы, коротенькие узловатые ручки и ножки, прикреплённые на положенные места. Она стояла недвижимая на расстоянии чуть дальше вытянутой руки и казалась просто дешёвой декорацией, но никак не олицетворением той Твари, что была главным дирижёром этого места.
Карман брюк начало неприятно жечь – там лежала пара глаз, и я, как опытный кукольник, знал, что нужно сделать. Чтобы завершить куклу, оставался последний штрих.
Эту «куклу» нельзя ни сжечь, ни утопить. Она пережила не один пожар, выжила на грёбаном «Титанике» и сейчас стояла передо мной и будто приглашала: «Заверши меня - и тогда победишь».
И идиотом был бы я, если бы поддался на этот внутренний порыв.
В этом мире куклы были живыми. В этом мире - сумасшедшем, но всё равно обладающем своей логикой - всё было связано. И если всё вокруг говорит, что ты должен вставить глаза в куклу, то вариант был один: ни за что в жизни делать этого ты не должен.
Неотрывно смотря на деревянного божка, я медленно опустил Роуз на пол. А затем достал глаза из кармана. Они болезненно жгли пальцы подобно двум уголькам, но я терпел.
Так хочешь, чтобы я вернул тебе глаза? - мой голос было не узнать. Сухой и скрипучий после долгого молчания, он, казалось, сливался с шумом дождя за толстыми каменными стенами. - Ну так возьми их.
