В комнате царил ужасный беспорядок. Весь пол был покрыт царапинами, судя по всему, какой-то лютый зверь поорудовал здесь когтями. Диванные подушки ярко-зелёного цвета были безжалостно растерзаны, и белый пух теперь катался по полу из-за сквозняка. В подставке, что стояла подле камина, не хватало кочерги. Можно предположить, что её использовали для самообороны. На одном из двух бежево-жёлтых кресел мелькнула маленькая чёрная тень – будто там сидел деревянный манекен размером с младенца, а блестели его огромные серые глаза. Но стоило кинуть туда взгляд, как можно было с лёгкостью убедиться, что это лишь наваждение. Нужно срочно убраться прочь из гостиной. Охватывает волнение – кажется, что должно произойти что-то плохое, но оно не происходит. Будто затишье перед бурей. Шаг через порог, погружение в странно-тусклую, почти чёрно-белую реальность с той стороны…

Я вышел из гостиной и услышал музыку. Она отчётливо звучала сверху – похоже, на втором этаже сам по себе включился телевизор. Точнее, он, наконец, поймал какой-то канал и перестал выдавать белый шум, что я слышал всё это время. Катаны я так и не нашёл. И – что было странно - поймал себя на мысли, что и не помнил про то, что искал что-то в гостиной.

Я пару раз моргнул, растерянно глядя на пусть и не яркое из-за сумеречного света, что царил во всём пространстве моей квартиры, но всё же цветное окружение. Стоп, но… только что оно казалось мне чёрно-белым. Я обернулся на гостиную. И окончательно понял, что ничего не понял: ведь именно гостиная сейчас выглядела для меня чёрно-белой, как в старом кино. И, честно говоря, её вид наталкивал на мысль, будто в моё «убежище» каким-то необъяснимым образом переместился здоровенный кусок чужого воспоминания.

Дрянное предчувствие накатило на меня с новой силой, а странный марш, игравший со второго этажа, не внушал доверия – он был искажён, как мелодия безумного цирка из одного знаменитого полнометражного аниме. Хотя, признаться, сейчас вся моя жизнь была похожа на «Паприку».

И особенно - то, что творилось с моей личностью. Я чувствовал, что там – по ту сторону двери - был совершенно другим человеком. Это меня напугало. Нужно было найти этот источник чужих воспоминаний – только их для полного счастья мне и не хватало. Я начал быстро размышлять: откуда в моей голове могли появиться совершенно не мои мысли, учитывая, что Тварь теперь не имеет власти над моим сознанием (как я надеялся)? В то же время я с разочарованием понимал, что именно к такому интерьеру, как в этой гостиной, будет причастен только, исключительно Инглиш. Больше просто некому.

Размышления мои были резко прерваны - что-то в гостиной зашумело, и я невольно снова кинул взгляд вглубь чёрно-белого пространства. Из-под дивана, что уже не казался мне ярко-зелёным, что-то вылезало. Сначала я увидел костяную лапу - белоснежные кости пальцев, затем предплечья. Носовая впадина на вытянутой острой морде. А потом целиком из-под мебели выбрался скелет среднего размера собаки. Черепушка скелета была разбита – не хватало почти половины лба, из-за чего одна глазница казалась просто огромной. Скелет замер, повернув клыкастую челюсть в мою сторону. А я, поражённый таким зрелищем, рванул вверх по лестнице, послав всё произошедшее самой известной и короткой дорогой. Уж лучше столкнуться с безумным цирком, чем смотреть на скелет с прошибленной черепной коробкой и не понимать, откуда я знаю, что эту собаку звали Хелли, и пристрелил бедняжку её же собственный хозяин в попытке защитить себя от острых клыков.

Я поднялся на второй этаж. Мелодия, которая уже начала подходить к своему развитию, играла из комнаты отца. Это было ожидаемо – только у него был телевизор с настолько мощными колонками. C опаской я приблизился к двери, стараясь не ступать по всё тем же рассыпанным вокруг вороньим перьям, и приоткрыл дверь.

На экране отцовского телевизора шла передача – прямой репортаж с парада. Но мне хватило нескольких мгновений, чтобы понять, что этот парад далёк от обычного – по улице на экране вышагивали стройными рядами переломанные куклы, мёртвые животные и отвратительные твари самых различных форм и мастей. Весь этот Чёрный парад перекатывался по улице в ритм заводной, но искажённой музыки, по направлению к камере, медленно увеличиваясь в размерах. И только тогда, когда сквозь музыку я услышал знакомые завывания безликих Потерянных, в моей голове проскочила шальная мысль, что экран вполне себе может выступать таким же проходом, каким были картины в Галерее. Из толпы протискивались безликие зелёные полугнилые твари, прорезая себе путь сквозь ломаных кукол пальцами-лезвиями. Они спешили, видимо, стремясь к «свету» - ко мне.

Но прежде, чем вся эта толпа смогла приблизиться на опасное расстояние, экран вновь зарябил и моргнул голубовато-белым. И перед парадом, прямо у самого края экрана появился парнишка-арлекин с задорной улыбкой. Лицо его было в белом гриме, с синими ромбами на щеке. Костюм его был вычурным – с серебристыми колокольчиками, вышивками и кучей деталей. Поэтому я не сразу узнал в нём Джона Эгберта. Однако, увидев знакомые ярко-синие, горящие жизнью глаза, сразу понял, кто стоит передо мной по ту сторону экрана. Джон тасовал колоду карт.

Для того, чтоб выиграть в покер, - бодро проговорил он. Потерянный потянул свои пальцы-лезвия к Эгберту, - из рукава достань ты Джокер! – парень обернулся к монстру и жестом, достойным марвелловского Гамбита, швырнул в него колоду. И безликого призрака, и всю процессию следом отнесло прочь от экрана сильнейшим воздушным потоком.

За моей спиной послышались шаги.

Дирк? Дирк, где ты? – это был голос Джейка.

Джон удивлённо посмотрел куда-то за меня. Будто услышал зов англичанина, ломая к чёрту несуществующую четвёртую стену между экраном и комнатой. И, ухмыльнувшись, Эгберт приложил палец к губам.

Тс-с-с, - заговорщицки шикнул он и растворился в помехах вместе с тёмным парадом-карнавалом.

В следующий момент в комнату вошёл Инглиш. Телевизор вновь издавал лишь белый шум, на экране ничего больше не проявлялось.

Дирк? Ох, наконец-то я тебя отыскал! – поразительно, что этот англичанин всё-таки явился спустя чёрт знает сколько времени.

Я повернулся к нему. Джейк прошел в комнату, всё так же улыбаясь. Но улыбка его была напряжённой.

Я услышал музыку и пришёл сюда, - проговорил он. Затем кинул взгляд на телевизор. - Она раздавалась оттуда, да?

Допустим, - я чувствовал себя как зверь перед прыжком. До сих пор не мог понять – стоит ли мне доверять Инглишу или сразу же послать его куда подальше. Нам о многом надо было поговорить. Но было бы лучше, если в этот момент у меня в руках было бы что-нибудь, что могло бы стать весомым аргументом в том случае, если наши переговоры зайдут в тупик. Я вновь пожалел, что так и не отыскал свою катану.

Я заметил синяки на шее призрака и тотчас решил, что стоит сменить тему. Рассказывать про Джона я не собирался.

Тебе уже стало лучше после того, как Анна тебя душила, я смотрю, - я не смог удержаться от шпильки. Джейк невольно сник от этой фразы, опустив взгляд.

Ну… Да. Хотя, конечно, давно я не переживал удушение. Тем более - от чьих-то рук, - произнес он, неловко почесав в затылке. Зелёные глаза вновь посмотрели на меня как-то печально и умоляюще. - А с тобой, приятель, всё в порядке? А то галерея была довольно-таки сложным миром…

Сложным - не то слово. Я много чего там повидал и выяснил, - я скрестил руки на груди. Инглиш тяжело выдохнул и, поправив рубашку, выпрямил спину, всё же найдя в себе силы, чтобы посмотреть прямо на меня. Он, как и я, прекрасно понимал, что там, в Галерее, мы ничего так и не выяснили.

Я изначально ничего не скрывал от тебя, Дирк, - проговорил он. Голос его немного подрагивал. - Правда. Но если… Если есть слова, которые помогут вернуть твоё доверие, то я…

Твоим словам я больше не верю, - я оборвал призрака на полуслове. Не потому, что был зол. Просто не хотел размусоливать разговоры надолго. Кто знает – может, даже с помехами, но Потерянные и прочие монстры, которых я видел, могут найти вход в моё убежище. Если, конечно, оно до сих пор является таковым, учитывая все изменения. - Я и до этого задавал тебе вопросы, и ты отвечал. А потом я терял близких. Единственное, что ты всегда говорил без вопроса - это кто умрёт следующим.