Я легонько развернул Бабанина к себе задом. Он послушно нагнулся, расставив ноги и уперев руки в кафельную стену. А душ сверху всё лил и лил… На мгновение я замер, соображая, что надо бы что-то сделать, как-то подготовить, на что Лёнька сердито и требовательно повёл задом и горячо проворчал:

- Сразу давай… Я так хочу!

Головка члена прижалась к упругому колечку мышц и надавила. Когда плоть нехотя раздалась, впуская в себя моё орудие, Лёнька визгливо всхлипнул и простонал:

- А-а-а-ах… Тс-с-с…

Ощущение власти сорвало резьбу. Я, стараясь всё-таки не спешить, вошёл в Лёнькино тело, на миг замер, слушая его хриплое с присвистом дыхание, замешанное на стонах, и стал двигаться, размеренно, властно, с рычанием вцепившись пальцами в бока парня. Это безумие также растворилось в ощущениях, хрипах и пошлых шлепках двух тел друг о друга. Лёнька подмахивал со всей страстью, на какую решился в тот момент. Всё-таки что-то неправильное было в происходящем. Но, раз ему нравится, я не решился тормозить процесс… Это было бы выше моих сил.

Животное наслаждение вырвалось наружу, раскалённой волной выливаясь из меня в любовника, заставив нас обоих в голос выдохнуть. С минуту мы так и простояли, не решаясь разъединиться. Два взрыва наслаждения оказались перебором для нас обоих. Наконец, он снялся с моего, так и не опавшего до конца, члена, выпрямился, развернулся лицом к лицу и впился в губы жарким поцелуем, мягким, терпким и удивительно родным, словно между нами это был не первый раз, а всю прошлую жизнь. А по нам скользили мягкие горячие лапы воды, смывая дрожь и растворяя всю наносную фальшь… Я неловко стянул презерватив, бросив под ноги, прижал Лёньку к себе и прошептал в мокрые волосы:

- Люблю тебя, чёрт малахольный…

- И я… - тихо ответил он, прижавшись лбом к моему плечу и вздрагивая мелкой дрожью. Он держался за меня, словно за спасательный круг. Я спросил:

- Что – ты?

- Люблю тебя, - совсем тихо прошептал Бабанин и ещё крепче вжался носом в мою кожу. Шорох водяных капель по кафелю звучал маршем Мендельсона, обещая впереди трудную, такую разную, но чертовски интересную жизнь вдвоём для одинокого мальчишки-детдомовца и упёртого стареющего механика, позволившего себе увидеть мир в новых красках. И это принесло долгожданный покой, правильный и неизбежный.

Конец.