Вот и я, как тот глушитель, всё норовлю схватить, оставить в себе дым своих ошибок-выстрелов. Поломав сигарету в пепельнице, натянул тонкие перчатки и покинул квартиру, хозяева которой благополучно отдыхали в Европе, не подозревая, что в их доме «поселился замечательный сосед». Я спокойно спустился по трём лестничным пролётам подъезда, вышел на улицу и накинул на голову капюшон толстовки. Впереди, в тени под неработающим осветительным столбом, меня ждала неприметная серая машина, угнанная два часа назад в другом конце города. Ещё несколько минут, и будет как в песне. Вот эта улица, вот этот дом. И квартира номер 26.

Ну что, впереди жесть. Предупреждаю тех, кто не любит кровь и серьёзные душевные страдания. Со следующей главы…

========== Глава 10.Пару раз в иконостас. (Иннокентий) ==========

“Психи приватизировали психушку, выгнали врачей и санитаров и наконец-то почувствовали себя здоровыми людьми”. (автор неизвестен)

Рассудок мой засыпал. Странный облезлый кот сознания думал недолго – он просто стал удаляться вместе с последними лучами заката за окнами тимуровой квартиры. День вообще пролетел как в белом шуме. Так бывает в телевизоре. Вроде бы что-то видел, но запомнились больше помехи, от которых пятится понимание того, что же именно ты видел и слышал. Стремительный переезд, какой-то бред про отравление, а потом горячка. Сносящие плотину сомнений прикосновения, и вибрация желания чего-то совершенно для меня нового. А потом желание зачем-то осуществилось. И мне стало страшно.

Больше Тимур ко мне не прикасался… Так, по крайней мере. Я же весь остаток дня прислушивался к своим ощущения, не сильно обращая внимание на то, что делал и говорил санитар. Неужели я всё-таки из этих? И ведь обещал не обманывать себя. Но я и не обманывал. То, что мне с ним уютно и спокойно – разве означает, что я переквалифицировался в гомика? Да ну, на хрен. Я встал с дивана, на котором мы с Тимуром не так уж и давно занимались… Чем? Что же это всё-таки было?

В сумеречном заоконье прошелестела стайка сизарей, среди которых были даже два белых. Словно глаза на рябом лице. Или просто на тёмном от усталости и голода. Совсем как у Серёги в тот день.

Снаружи мир подёрнулся дымкой внезапного дождя, зашумевшего из набежавшей темноты ночных облаков. Как будто стая голубей кружила где-то рядом, даже не намереваясь удаляться. Этот шелест почему-то оказался очень заманчивым. Я оглянулся и посмотрел на спящего Тимура. Он мирно сопел на диване, раскинув руки и бесстыдно оголив ноги, спинав покрывало едва ли не на пол. Вернулся к дивану и уже внимательно уставился на лицо. Гиляров бессовестно дрых. А что ему ещё делать? Он же добился своего. В голове отчётливо прозвучали его слова: «Ты прав, парень. Я гей. И ты мне нравишься». Добился… Прикоснулся вовсе не как санитар, или друг. Нет, он сделал то, чего хотел с самого начала. Хорошо, хоть не поимел по-полной. Будь благословен дорогой телефон с выходом в интернет. Пока Тимур возился на кухне, варганя нечто съедобное из странного набора продуктов, я полазил по некоторым специфическим сайтам. И, чёрт, от того, что я там увидел, стянуло кожу на всём теле в странные болезненные ленты, отозвалось вязким греющим огнём в паху. Почему я не делал этого раньше? Ну вот почему я не лазил по интернету до того, как всё случилось? Нет, вру. Лазил. Но не по таким сайтам. Кто знает, если бы я позволил себе признаться и посмотреть на то, что представлял только в воображении пару раз, а потом запретил себе даже думать… Кто знает. Может быть, Серёга и Матвей не пострадали бы тогда.

А шелест всё кружил и кружил вокруг, заполняя ночной покой воспоминаниями. Пальцы почти наяву ощутили ржавую рифлёную арматуру. Тусклая лампочка под потолком гаража вновь бросила тени под ноги. Вот же он лежит, даже не смотрит. Настолько уверен в себе. Значит, арматура тебя не пугает? Хорошо, я исправлюсь. Точно знаю, где-то здесь есть то, что может достучаться до твоего сердца. Я слепо шарю пустыми руками в каких-то ящиках. Чего-то верстак какой-то гладкий слишком. О, нашёл! Пальцы сжались на том, что я искал. Вот теперь ты оценишь. И будешь меня бояться. Ну что же ты, открой глаза. Посмотри, что у меня есть для тебя, главный мой страх и стыд. Я вернулся к холодному в своей надменности человеку. Ты сделал то, чего я так всегда боялся. И я докажу тебе, что тоже не лыком шит. Белая керамическая полоса…

Порыв ветра приволок в оконное стекло что-то твёрдое. И от стука шелест в моей голове мгновенно стих. Я стоял возле дивана с керамическим кухонным ножом в руке. А почти подо мной спокойно себе сопел Тимур. Что я хотел сделать? Волна ужаса врезалась в глаза, снеся возможность дышать. Только не это… Я что, хотел его зарезать? Дикий страх выбил из руки нож, бросив оружие на ковёр. Да что же я за гниль такая?! Что со мной происходит? Сначала Сергей и неутолимая жажда его унизить так, чтобы кричал и ронял на землю красные слёзы. А теперь и Гиляров.

Я съёжился и как был, в одних трусах, выскочил на балкон, в холодную майскую ночь. Всего этого просто не могло быть. Приторной патокой поднялось в груди отвращение к самому себе, к тому, что я мог наделать. Ноги подкосились, роняя на бетонную плиту, тут же хищно впившуюся стылостью в тело. А ведь могу и заболеть… Ну и что? Туда мне и дорога. Сдохнуть, как полагается таким уродам. Странное состояние, в которое я впал, многотонным грузом навалилось, поворачивая мой взгляд вниз. Асфальт где-то там был мягким и таким серым, что захотелось прижаться к его мягкости, вбиться что есть сил, утонуть в этой перине, готовой подарить покой, прогнать царапающий сознание страх.

Я подтянулся за балконные перила и перегнулся через них, чтобы рассмотреть получше. Почему-то плохо видно, хоть и горят во дворе два фонаря. А ведь лететь так близко. Как же он тянет к себе, не замечая чёрного человечка… Я прищурился. Внизу действительно кто-то шлялся. Весь в чёрном, с натянутым на голову капюшоном. Вот он дошёл до подъезда, развернулся и зачем-то двинулся в сторону одной из припаркованных машин. Я с досадой поморщился. Ильиченко, что ли, гуляет? Решил ноги размять? Человек подошёл к чёрной «Хонде», протянул странно-длинную руку и тут же опустил её. Зачем-то пошарил за пазухой. И рука стала нормальной. Совсем как в боевиках. Дождь, улица, машина и человек с пистолетом, на который накручен глушитель. Дикая догадка заставила присесть, словно ажурная решётка балкона могла скрыть меня от этого типа. Хорошо, хоть высота большая. В горле окончательно пересохло. Так это что, там внизу сейчас убили человека? В «Хонде» же должен сидеть коп. Я снова высунулся за балкон, всматриваясь в освещённую ночь двора. Человек в чёрном как раз спокойно вошёл в подъезд.

- Ты чего? – раздалось сзади.

Своё сердце я поймал уже на излёте. И понял, что чудом не сиганул за борт. Сами собой вырвались слова:

- Псих! Я чуть не прыгнул от страха! Чего так подкрадываешься?

Тёплые руки твёрдо обхватили мои плечи и настырно оторвали от балконной решётки. Тимур как-то странно глянул мне в глаза и сказал:

- Что случилось, бес?

- Копа убили, - с абсолютной убеждённостью ответил я, с трудом сглотнув комок в горле. Гиляров мгновенно затащил меня в квартиру и закрыл балконную дверь. Он не стал задавать вопросов, что-то выяснять и сомневаться. Словно видел всё вместе со мной. Только бросил одно слово:

- Одевайся.

А сам подбежал к дивану, шустро натянул джинсы и футболку, валявшиеся на полу. Подобрал оттуда же мобильник и набрал какой-то номер. Приложив телефон к уху, он выразительно посмотрел на меня. Поняв, что так и стою истуканом, я подорвался к своей одежде, сваленной на барной стойке. Влететь в штанины, застегнуть ширинку и напялить футболку было делом пятнадцати секунд. Тимур нервно застыл у окна, продолжая слушать тихие назойливые гудки в трубке телефона. Я же заметил белое пятно керамического ножа возле дивана, вздрогнул и, не долго думая, вернулся к нашему лежбищу и запинал оружие под диван. Тимур явно не заметил моих потуг спрятать следы чего-то, о чём сейчас думать не хотелось. И я облегчённо выдохнул, игнорируя мурашки, проступившие на спине и руках. Гиляров схлопнул свой мобильник-раскладушку и прижал палец к губам, требуя тишины.