– Как вы много знаете, мсье!– восхищенно всплеснула ручками горничная, уже не столь усердно борясь с пылью и приоткрыв ротик, лихорадочно соображая, как бы ей поскорее отвязаться от «прилипшего» к ней графа Парижского.
– Что тут знать?– Алберт снисходительно взглянул на белокурую служанку.– Просто память хорошая. Хотите, я вам почитаю стихи Шекспира? Я наизусть помню многие его пьесы. Вот, например, из «Гамлета» мне монолог принца нравится,– «Быть или не быть! Вот в чем вопрос!.. Забыться, Умереть…»,– горничная тоскливо скривилась и перебила размахивающего руками наследника, набравшись смелости:
– Прошу простить меня, мсье, но мне пора идти, дворецкий приказал быть ровно…– девица кинула взгляд на циферблат напольных часов, равнодушно цвиркающих шестеренками у стены напротив, стрелки подползали к пяти часам пополудню…– в пять часов в прачечной. Штопать постельное белье, мсье.
– Скажете, что я вас задержал, мисс,– Альберт, схватил за руку, пытающуюся улизнуть из библиотеки горничную и, притянув ее к себе, обхватил за талию.
Горничная взвизгнула, трепыхаясь в руках молодого графа и рванувшись, выпрыгнула из юбок, на которые тот «случайно» наступил. Мелькая белыми лодыжками и синими рейтузами, служанка с воплем выскочила вон, оставив наследника с идиотской улыбкой влюбленности на губах, стоящим на куче тряпок. А девица понеслась в свою комнату для прислуги, вереща и испуганно озираясь, очевидно опасаясь, что принц ее все же догонит и тогда за неимением одежды серьезной, ее «бастионы» вряд ли долго выдержали бы правильную осаду. Поэтому влетев в комнату, она закрылась на здоровенную щеколду и два крюка, только после этого переведя дух.
– Ишь заговорил зубы Зубовой – этой русской потаскушкой. Озорник этакий,– горничная прислушалась, не идет ли принц следом за ней по коридору и разочарованно скуксилась.– Слишком поспешно я ретировалась,– сделала она вывод.– И никто не попался навстречу, как назло. То не протолкнешься, а тут как вымерли все разом. Ни кто ведь и не поверит, что домогался граф,– вздохнула она:
– Кричала не достаточно визгливо, а бежала слишком поспешно, правильно мне твердила матушка в детстве,– «Сюзанна, не носись сломя голову, счастье упустишь»,– пригорюнилась девушка и даже слезинку промокнула кружевным платочком.
– Зато знаю теперь, где содержимое шкатулки лежит. Нужно нынче же там все хорошенько обыскать и прибрать пока другие не опередили,– пятьдесят фунтов вознаграждения, обещанные начальством, практически уже лежали спрятанными в самом деликатном месте дамского туалета и наполняли жизнь Сюзанны радостным предвкушением. Она быстренько влезла в запасной гардероб, который превратил ее почти в монашку своими цветами и покроем. В платье этом Сюзанна ходила в церковь и там оно было в самый раз. Других туалетов у девушки не было и пятьдесят фунтов ей были нужны просто до зарезу. Юбки, конечно, в библиотеке, заботливо собранные принцем и разложенные на диване, она потом прибрала, но цена им была фунт не более, так что главное, что занимало горничную – это, конечно же, чердак, на который она и помчалась, не откладывая в долгий ящик сие действие, при первой же возможности. Каково же было ее разочарование, когда там она наткнулась на огромный ржавый замчище, нагло висящий в таком же ржавом засове. Сюзанна даже плюнула от огорчения.
– Придется делиться с дворецким, негодяй так просто ключ не даст. Обязательно пристанет с расспросами. Придется сказать про сундук с барахлом ненужным, в который принц сгрузил бумаги,– сморщила она носик и поплелась к дворецкому. Услышав от Сюзанны о сундуке с рухлядью, в который по ее словам выброшены нужные послу ВиктОру де Персиньи документы, дворецкий – родом из Австрии и даже с приставкой фон перед фамилией. Герр Эммануил Леопольд фон Франкенберг, побледнел и схватился за сердце.
– Что с вами, герр Франкенберг?– обрадовалась Сюзанна.– Вам плохо? Дайте ключи, я сама все найду.
– Нет там этого сундука уже,– прохрипел Эммануил, промакивая лоб и шею носовым платком.
– А где же он?– Сюзанна сделала круглые глаза и уставилась на дворецкого, приоткрыв ротик и высунув острый, змеиный язычок.
– Я распорядился прибраться там в позапрошлом месяце и весь хлам выбросить,– прокашлял немец.
– Весь, весь?– изумилась Сюзанна, вытаращив глаза еще больше и прикусив в досаде нижнюю губку.
– Ну-у-у, взглянул, конечно, мимоходом…– признался дворецкий – … но ничего ценного не обнаружил. Старьевщик Джексон все утащил в свою лавчонку,– Эммануил солгал. Кое-что все же он из рухляди на чердаке себе прибрал. Канделябр бронзовый – почти целый, чернильный прибор из мрамора – слегка треснутый, медальон без цепочки почти… хрен его знает зачем предназначенный, но не ржавый… поэтому, /а вдруг серебряный/, ну и три черных костяных браслета /а вдруг слоновая кость/. Все это валялось у дворецкого в его хоромах, на первом этаже замка, под кроватью.
– Что делать, что делать?– запричитала Сюзанна, одергивая монастырское одеяние.– Может к старьевщику сбегать? Вдруг он еще не успел ничего выбросить? Бумаги я имею в виду.
– Беги,– отмахнулся от нее Эммануил.– Коли найдешь, то мне и не нужно ничего, вся премия твоя,– и добавил, заметив радостную улыбку на лице горничной: – Ну, разве что угостишь бутылочкой бренди с шальных-то денег. Посидим, поворкуем. Я тебе про жизнь свою расскажу. Она у меня завлекательно складывалась порой. Жаль, что Бог талантами эпистолярными не наделил, обязательно бы книгу написал про свое житье-бытье.-
Сюзанна выскочила не попрощавшись из помещения прачечной, где дворецкий проводил инвентаризацию постельного белья и понеслась в лавку к старьевщику, совсем рядом находящуюся. Миль пять, если полями и огородами.
Старьевщик Джексон очень удивился, увидев запыхавшуюся горничную экс-королевского семейства, которая влетела в его лавчонку и, глотая слоги, принялась выспрашивать про хлам, который ему всучил дворецкий два месяца назад, содрав целый фунт за тряпки и бумажки. За сундук этот мерзавец содрал еще столько же. А когда старьевщик припер его домой, то оказалось, что замок у сундука сломан, а петли перержавели и вообще цена ему как вязанке дров. Которая из него и получилась в итоге,– «Замылил глаза, морда еврейская»,– с неприязнью вспомнил убыточную негоцию старьевщик,– «Ведь глядел там на чердаке и сундучище прямо несокрушимым мерещился, оказался весь жучком изъеденный. Вот ведь негодяй. Колдун, не иначе. Жаль, что нынче их мерзавцев сжигать перестали. Хороший был раньше обычай. Не то, что нынче. Так и норовят объегорить»,– мрачно размышлял Джексон, слушая горничную.
– Чего надо, мисс?– перебил он ее на полуслове.
– Тетрадь там оказалась нужная. Сейчас молодой хозяин спохватился. И еще такой ролик бумажный, три браслета и металлический медальон без цепочки,– затараторила Сюзанна, более внятно.
– Не было там этого ничего,– отмахнулся Джексон.– Не-е, тетради были, много. Я их вон в тот угол свалил. Ищи, а браслетов и медальонов не видел. Только учти, мисс, я ничего за просто так из лавки не отдам. Это товар, коль оно мое тут и лежит.
– Сколько хотите?– пискнула Сюзанна расстроено.
– Два фунта чтоб и ни одного пенса чтоб здесь меньше.
– Да вы что-о-о!!!– взвыла горничная.– В своем ли уме-е-е??? Я что, себе что ли-и-и? Меня послали-и-и!!!
– Ну и я пошлю,– веско аргументировал старьевщик, усаживаясь на кучу бумаг в углу.– Два фунта или катись отсюда хоть в Париж.
– Да где я их вам, сэр, возьму немедленно-о-о!!! Нету у меня столько-о-о!!!– завыла Сюзанна, заламывая в отчаянии руки.
– Сколько есть?– живо заинтересовался ее платежеспособностью старьевщик-вымогатель.
– Десять пенсов есть. Хотите?
– Хочу, но этого мало. Остальные принесешь потом, а пока оставь-ка в залог что-нибудь. Вон колечко у тебя смотрю серебряное. У меня как в Швейцарском банке, не сомневайся, детка,– и не успела Сюзанна отдернуть руку, как уже колечко было сдернуто у нее с пальца и исчезло в кармане полосатого камзола Джеймса.
