— В Винтерфелле своем командовать будешь. Это моя мельница, и я тут буду решать, кто уходит, а кто остается. Сто лет свою рожу прыщавую сюда не показывал, а тут нате вам, заявился и давай порядки свои наводить!

Мать медленно закипала, голос ее становился все громче, а интонации все выше и истеричней. Как всегда.

— Заткнись, — мирно ответил ей Рамси. — Сядь и прекрати орать.

— Ты пропал на долгие годы! Я узнавала о тебе лишь из слухов, что привозили крестьяне из замка или приезжие торговцы. Нехорошо, Рамси. Я твоя мать, я тебя родила и вырастила.

Он сдернул с себя плащ с меховой оторочкой и сел на лавку напротив матери. Поморщился, заглянув в кружку мужика, где на дне еще плескалось мутное пиво, и брезгливо отодвинул ее в сторону.

— Налей мне пива. Свежего. Только без грибов своих, или что ты там Домерику подсыпала.

Мельничиха гневно фыркнула, но принесла ему большую деревянную кружку, до краев наполненную густым темным пивом, источавшим соблазнительный аромат душистого хмеля и свежего хлеба.

— И что тебя сюда принесло?

— Не знаю, — честно ответил Рамси. — Захотелось снова тут побывать.

— Только не говори, что соскучился.

— Не буду.

Рамси молча разглядывал мать, а она — его. У нее появились морщины около рта, под глазами пролегла тонкая сетка, подбородок расплылся и потерял былую четкость очертаний.

— Я к отцу еду. Его толстуха снова родила, на этот раз двух девок разом.

Мать громко хмыкнула и отхлебнула из своей кружки.

— Ты до сих пор его единственный наследник?

— Боги тоже любят пошутить.

— У тебя есть дети?

— Сын. Я везу его в Дредфорт, пора показать его деду.

— Приведи, я хочу посмотреть.

Рамси залпом допил кружку и вышел. Вернулся он, ведя за ручку мальчика лет пяти с прямыми темно-каштановыми волосами и почти бесцветными светло-серыми глазами, внимательно и с любопытством разглядывающими все вокруг.

— Познакомься, сын, это твоя бабушка.

Мальчик посмотрел серьезно, склонил голову в приветствии и сказал:

— Здравствуйте, леди-бабушка.

Рамси хмыкнул, некрасиво задрав губу.

— Никакая она не леди.

Мельничиха разглядывала мальчишку, не обращая внимания на слова сына.

— Да, глаза у вас у всех одинаковые, — неприязненно сказала она. — Как тебя зовут, мальчик?

— Теон, миледи. Теон Болтон.

— Теон?

Она подняла удивленный взгляд на Рамси. Тот еле сдержался, чтобы не прикусить губу.

— Странное имя. Я слышала, что так звали Грейджоя, принца Железных Островов, которого ты захватил в Винтерфелле и отрезал ему руки, что ли…

Где-то в животе ёкнуло, и Рамси окаменел лицом. Столько лет прошло, но он до сих пор не мог спокойно слышать, как кто-то называл имя Теона Грейджоя. Рамси казалось диким, что кто-то еще может думать о нем, говорить о нем. Рамси считал, что никто кроме него самого не имеет на это права. Рамси всегда хотел, чтобы Теон принадлежал ему, весь, целиком, со всеми своими потрохами, неверной душой и отзывчивым, податливым тонким телом. И теперь даже воспоминания о Грейджое не принадлежат ему одному. Иногда он жалел, что назвал сына Теоном. Но с рождением сына у него появился повод произносить это имя так часто, как ему хотелось. Имя, вызывающее горечь морской соли на губах. Имя, заставляющее сжиматься от глухой темной тоски сердце.

— Не руки. Пальцы.

— Зачем?

Рамси пожал плечами. Разве это можно ей объяснить?

Чтобы он был послушным и верным. Чтобы видеть его слезы. Чтобы слышать его мольбы. Чтобы чувствовать свою власть над ним. Чтобы ощущать, как он вздрагивает под пальцами от прикосновений. Чтобы превратить его в свою покорную сучку. Чтобы наслаждаться видом его лица, искаженного болью и страхом, ломкими изгибами его тела, его стонами и криками, его покорностью и готовностью угодить, и своими отметинами на бывшей когда-то гладкой смуглой коже. Это было так интересно, так увлекательно, так сладко.

— А что с ним сейчас?

— Его больше нет.

Проклятый черный бастард.

Рамси не знал, что он сделает с Вонючкой за побег, когда получит его обратно. Он не решил — убьет ли Вонючку или просто накажет, а после простит, если тот будет как следует просить. Но это должно было быть его решение. Только его. Потому что это его Вонючка. Его собственность.

Когда его отряд подошел к Черному Замку, он издали увидел голову на копье над воротами. Подойдя ближе, он смог разглядеть белые, как снег, волосы, острый тонкий нос и вмятину на щеке. И мир затопило красным. Рамси, не помня себя от ярости, приказал атаковать главную крепость Дозора.

В письме, что он отправил винтерфельскому бастарду, Рамси обещал вырвать его сердце скорее образно. Но теперь он действительно всей душой хотел это сделать — вскрыть тому грудную клетку и, запустив руки внутрь, в горячее и мокрое, с силой рвануть мышцу, перегоняющую бастардову черную кровь, стиснуть в руке, рвать зубами, остановить биение, собственными руками прервать его жизнь. То, что Сноу посмел убить Грейджоя — его Вонючку, его Теона, — сводило Рамси с ума, не давало дышать.

Мальчишка уже разбудил и вовсю тискал черного котенка, что спал на сундуке.

— Теон, поди-ка сюда, — позвала мельничиха. Она встала из-за стола и достала из плетеной корзинки, накрытой грубым серым полотенцем, обсыпанный белыми сладкими хлопьями крендель. — На вот, детка, покушай.

Мальчишка вопросительно посмотрел на отца. Рамси кивнул. Теон сдержанно поблагодарил, взял лакомство и пошел играть дальше.

— Он похож на тебя, — мельничиха задумчиво потерла подбородок, — только волосы у него другие, а глаза добрые. Надеюсь, он вырастет хорошим человеком.

Рамси возвел глаза к потолку, но промолчал.

— Почему ты назвал сына Теоном?

Рамси пожал плечами.

Потому, что мне его не хватает. Потому, что все это было ошибкой. Когда люди Касселя убили Хеке, у меня было время, чтобы ощутить утрату от потери близкого человека. Мне нужен был Вонючка, и я сделал его из гордого, красивого принца. Я не понял вовремя, чего именно я от него хотел. Только с рождением сына я осознал, что настоящую преданность и любовь нельзя получить силой.

Рамси со стуком поставил на стол опустевшую кружку.

— Налей мне еще.

Мельничиха принесла широкогорлый пузатый кувшин, налила пива и себе, и сыну.

— Я слышала, что ты женился на девице Старков. Где твоя жена?

Черный бастард объявил всем, что она не Старк, а дочка стюарда. Вот только никому дела до этого не было. Дозорных мало интересовало, что она оказалась не его сестрой. Одичалым и вовсе было наплевать, большинство из них ушло с Тормундом за Стену, в Суровый Дом. Волчий ублюдок, Иные б драли его в задницу, запер жену Рамси в башне. Хорошо, что пожалел ее, видно было уже, что она в тягости. А испокон веков беременных не казнят.

Когда Рамси выбил дверь в ее комнату, Арья или как ее там, округлив глаза, скатилась с тюфяка на пол, ползала вокруг на коленках, рыдала, держась за живот, и твердила, что ее заставили, что она вовсе не хотела убегать из Винтерфелла, что она любит его. Рамси несколько раз пнул ее от злости сапогом — но осторожно, чтобы не повредить ребенку.

Разве что усатая вдова Станниса могла растрезвонить про то, что девка поддельная. Но в болтонских подвалах рассказывать особо некому. При штурме всю ее охрану уничтожили, и Рамси запер Селису в бывшей башне своей жены, чтобы забрать потом с собой или отправить к отцу. А ее дочь оставил служанкой при своей жене. Жалко, Станнис этого не увидел.

— Женился, да. — Рамси не стал уточнять, что жена сбежала от него при первой же возможности и что она была дочкой стюарда, а не Старка. — Она умерла в родах.

Рамси хотел видеть, как на свет появится его наследник. Для него это было в новинку: боль и кровь для него были неразрывно связаны со смертью — а тут вдруг новая жизнь. Может, поэтому все пошло не так. Его жена утонула в собственной крови, оставив ему сына.