— Да, Юр? — она вышла из палаты и, потерев глаза, стала смотреть на мужчину.

— Ты тут живешь, что ли? Я его неделю назад прооперировал. Состояние у него нормальное, просто спит много. Но, это даже лучше, — он через стекло посмотрел на монитор. — Нет необходимости сидеть тут. Иди к ребенку, на работу сходи, построй там всех. — Мужчина ухмыльнулся.

— Юр, дальше что?

— Слушай, Брагина, ты так спрашиваешь, будто сама ни разу не хирург, — слегка возмутился Юрий, но, понимая состояние коллеги, решил оставить причитания. — Сейчас он должен будет пройти курс химии, потом еще одна операция. Реабилитация, восстановление… Сама понимаешь. — Она кивнула.

— Понимаю… И вторую операцию нужно делать в Германии или Израиле, да?

— Да, это оптимальный вариант. И даже, если все пройдет удачно, я не могу гарантировать, что он сможет оперировать, — Марина лишь покачала головой. Нет, это она Брагину говорить не будет. — А сейчас, Марина Владимировна, дуй домой. Живо! — Шутливо прикрикнул Шейман, и Нарочинской ничего не оставалось, кроме как послушать его.

Лазарев шел по коридору больницы и крутил в руке коробочку с кольцом. Он был горд и доволен собой, поскольку к выбору кольца мужчина подошел основательно. Артериальный катетер — это, конечно, необычно, но кольцо никто не отменял. Константин хотел кому-то показать кольцо, хотел поговорить обо всем, посоветоваться, и, поэтому направился к Ивану Николаевичу. Он убрал кольцо в карман халата. Войдя в палату, Лазарев обнаружил мужчину, рассматривающим какие-то снимки и анализы.

— Ну, Иван Николаевич, — он начал отчитывать отчима. — Что Вы делаете? Вам отдыхать нужно, а не диагностикой заниматься. — Он ловко выхватил у него из рук снимки.

— И тебе привет, Костя, — он улыбнулся Лазареву. — Ну, не ругайся. Меня Куликов просто попросил посмотреть.

— И как? Посмотрели? — Костя откинул снимки в сторону и расположился на стуле, рядом с Хромовым.

— Да, торакотомия там нужна. Передашь Куликову? — Хромов протянул ему кардиограмму, выхватить которую у Кости не получилось.

— Передам, — беря в руки кардиограмму, ответил Лазарев. — Как Вы вообще?

— Хорошо. Ирина Алексеевна сказала, что через три дня выпишет. Надоело уже лежать здесь, — радостно ответил мужчина. Костя улыбнулся, он был рад видеть друга в хорошем настроении. И был неимоверно рад, что все обошлось.

— Здорово! Будете помогать маме Федю воспитывать, а то он её кусает. Только пообещайте, что будете отдыхать, а не как обычно, — пригрозил пальцем Костя и Иван Николаевич поднял руки в примирительном жесте.

— Обещаю, — засмеялся мужчина. — Как у вас с Сашей дела?

— С Сашей все отлично. Смотрите, что купил ей, — он достал из кармана халата коробочку и открыл её. Внутри лежало красивое золотое кольцо, на котором красовался аккуратный узор. Иван внимательно рассмотрел ювелирное украшение.

— Очень красивое, — одобрительно сказал Хромов. — Мне кажется, ей понравится. Молодец!

— Спасибо, — довольно улыбнулся Лазарев. — Папа её приедет через две недели. Посидим все вместе? Пообщаетесь нормально, а то, знакомство не очень приятное у вас получилось,

— он вспомнил приход Покровского и то, как несправедливо он сократил Хромова. Лазарев сначала переживал, что они могут не найти общий язык, но, зная Ивана Николаевича, он был уверен, что Хромов зла на Покровского не держит.

— Посидим, конечно, — согласно кивнул мужчина. — Костя, снимки Куликову отнеси, пожалуйста. И про торакотомию скажи.

— Уже бегу, — он взял снимки и прихватил кардиограмму. — А Вы отдыхайте, через три дня домой Вас отвезу. С Федей будете воевать, и слушать маму, которая будет заставлять Вас отдыхать. — Издевательски сказал Лазарев.

— Иди уже, — махнул рукой Иван Николаевич, и Костя быстро покинул пределы палаты.

— Ой, Марина Владимировна, Вы к нам на минутку, или поработаете? — всплеснула руками Дубровская.

— Поработаю, Нина Дмитриевна, — она поставила сумку на стойку, а сама перешла на другую сторону, куда заходить можно только персоналу и села на стул. Посмотрев на подругу, Дубровская понимала, что работать — это последнее, чем ей сейчас хочется заниматься.

— Как Михалыч? — она села напротив нее. Нина очень хотела съездить к нему в больницу, но Марина ей сказала, что Брагин видеть пока никого не хочет.

— Все знают уже? — вопросом на вопрос ответила хирург.

— Знают… — не стала отрицать женщина. — Это же больница — тут слухи со скоростью звука распространяются.

— Это точно… Шейман его еще подержит в больнице, потом химия. А там, еще одну операцию делать нужно. Реабилитация, восстановление… Не в России, — тихо проговорила Нарочинская.

— Слушай, Маринка, — спохватившись, женщина открыла ящик и достала из него коробку. — Мы тут все Михалычу на лечение скинулись. Возьми, а? Там не миллионы, конечно, но сколько могли. — Она протянула коробку Нарочинской, которую та взяла слегка трясущимися руками.

— Все скинулись? Вот так… Все всё сразу знали, все всё сразу поняли? — она подняла глаза на Дубровскую. Та вздохнула.

— Марин, тут кто работает? Конечно, все всё понимают. И все хотят помочь. Бери! — Нина говорила тихо, но очень убедительно. Марина открыла коробку и удивилась — в ней, конечно, лежали не миллионы, но сумма была не маленькой. У женщины стали влажными глаза, но она быстро вытерла их рукавом.

— Ну, Нарочинская, ты чего? — Нина слегка дернула её за плечо. — Все хорошо будет. Как говорил Неклюдов: «Такие как Брагин, не умирают». — Эта фраза вызвала у нее улыбку. Нарочинская еще раз посмотрела на содержимое коробки и, закрыв её, обняла Дубровскую.

— Нинуль, спасибо…

========== Глава 11 ==========

— Доброе утро, — сказала вошедшая в палату Ирина Алексеевна. — Ну, как у Вас дела?

— Отлично, — с улыбкой ответил Иван. — Надеюсь, будет еще лучше. Вы же меня выписывать пришли? — С надеждой спросил Хромов. Сидящая рядом Мария лишь усмехнулась и покачала головой.

— Иван Николаевич, мы Вам надоели, так хочется сбежать отсюда? — добродушно посмеялась над коллегой Павлова.

— Так хочется домой, — признался мужчина. — Да и, находиться тут мне в качестве врача привычнее. Я плохой пациент. — Последняя фраза вызвала у обеих женщину улыбку. Да, врачи, действительно, не самые лучшие пациенты. Во-первых, они не умеют болеть. Особенно такие, как Хромов. Во-вторых, пациенты они, в основном, несносные. Ирина Алексеевна отметила, что за все время Хромов ни разу не возмутился и ни разу не советовал что-либо, и в процесс лечения не вмешивался, но она прекрасно понимала, почему мужчина так рвется домой. Никому не хочется быть пациентом в своей же больнице.

— Выпишу, конечно. Я ведь обещала, — она просмотрела записи в больничном листе. — Осмотрю Вас только, и выпишу. Я Вам обезболивающее выпишу, будете внутривенно колоть. Ну, это Мария Валерьевна сделает, я думаю. И в таблетках обезболивающее выпишу — оно вам точно пригодится. Волнения и стрессы Вам сейчас противопоказаны. Физические нагрузки следует исключить, на ближайший месяц. Лежим, отдыхаем, и… — Женщина хотела продолжить, но, посмотрев на Хромова, остановилась. — А зачем я Вам это рассказываю, стою? Вы сами все лучше меня знаете.

— Привычка, наверное, — мужчина улыбнулся и пожал плечами. — Спасибо, Ирина Алексеевна, я понял все.

— Я не сомневаюсь. И, его не забудьте, — Павлова указала на костыль, стоящий в углу, и перевела взгляд на мужчину. Хромов несколько враждебно посмотрел на предмет, и обреченно вздохнул. Костыль его, конечно, раздражал, но ходить с ним сейчас, действительно, проще. — Давайте, я Вас осмотрю, и поедете домой.

— Поедем, но не домой, — после ответа мужчина, Хромова удивленно посмотрела на супруга. То же самое сделала и Павлова.

— А куда мы поедем? — спросила Мария.

— В СИЗО.

— Ваня… — женщина забеспокоилась.

— Маш, ну, что он там сидеть будет, а? Давай съездим в СИЗО, я подпишу все, что нужно, и забудем про это. Хорошо?