Серая, потрескавшаяся подобно стеклу кожа, плотно обтягивала старые белые кости, а впалые чёрные глаза были прикрыты призрачными веками с длинными, окутавшими скулы, ресницами. Волосы же, чёрные, как мрак, ниспадали на худые плечи, закрывая собой некогда богато украшенную, но сейчас уже истлевшую одежду, когда на голове была тиара из белого золота с потрескавшимися рубинами и завядшими цветами по сторонам, чьи лепестки, отрываясь, с тихим шорохом спадали на пыльный пол.
Наверное, когда-то всеми забытая королева этого города была красива, величественна и горда, но сейчас от неё остались лишь одни кости, да старая одежда. И всё же она продолжала до последнего удерживать свой трон ни смотря на то, что все вокруг уже давным-давно превратились в тени на стенах, да в прах между камней.
Оторвав взгляд от мёртвого лица с впалыми скулами, Виктор вновь огляделся, уже различая спрятавшихся во мраке людей, что были не больше чем статуями из костей с обтянутой серой кожей. Их чёрные впадины глаз незримо смотрели за своей королевой, а пальцы же сжимали сотни давно развалившихся прахом цветов. И от этого ему стало не по себе, словно взяли и окотили грязной ледяной водой, от которой по коже расползлись сотни не внушающих доверия мурашек.
Даже передёрнув от отвращения плечами, Виктор поспешил к чёрному проёму лестницы, уже не разбирая ступенек взбираясь наверх, пытаясь избавиться от этого склизкого ощущения слежки и то и дело, что оглядываясь назад. Это место уже не казалось пустым, даже в тех мертвецах, как ему казалось, обитала малая толика жизни. Она не покинула их, и не была в виде теней на стенах, нет, тут было что-то другое, более страшное, и вряд ли он когда-нибудь узнает что на самом деле случилось с Забытым Городом и всеми его жителями…
Впереди показался просвет и, шагнув на покрытый толстым слоем плюща и пыли пол, Виктор неуверенно огляделся, вглядываясь в мрачные чёрные коридоры без дверей и витражи окон, через которые проникал слабый, голубоватый свет, неровными пятнами падая на потрескавшийся камень. Сглотнув подступивший к горлу ком, он прислушался, стараясь уловить хоть какой-то шорох, какой-то звук, и уловил. Это было дыхание, и еле различимый, почти угасший стук сердца, что пропитывал воздух и толстые стены. И Виктор направился к нему, чуть ли не с каждым шагом всё уверенней и уверенней ступая к этому еле слышимому биению сердца, сжимая от нетерпения холодные ладони и чуть ли не ринувшись к возникшей из мрака двери из чёрного дерева.
В голове вспыхнула тревога: а вдруг она окажется закрытой, или это и вовсе будет иллюзия этого забытого всеми места?! Но какого же было его облегчение, когда он дотронулся пальцами до ржавой ручки, чуть ли не с замиранием сердца потянув на себя и зажмурившись от белого света проникающих через раскрытые окна солнц. Стоя на пороге он вдыхал запах призрачной жизни, старых цветов и слышал по мимо своего сердца удары другого, слабого и спящего.
Качнув головой и смахнув со лба грязные волосы, Виктор осторожно перешагнул через порог, ступив на чёрный зеркальный камень и оглядев полукруглую комнату с большими дверями из хрусталя, что вели на небольшой балкончик с резным ограждением. Стены тут были цвета выцветших розовых лепестков, на которых пристроились в чёрных кованных рамах старые потрёпанные портреты незнакомых королей и королев, чьи глаза заливала чернота. Все их белоснежные лики были обращены к просторной кровати с полупрозрачными серебристыми шторами, со стоящими по бокам тумбочками из чёрного дерева со множеством старых писем на них, некоторые из которых, шурша, осыпались под ноги успевшего отшагнуть в сторону Виктора, что неуверенно взглянул на кровать, прежде чем подойти к ней.
Серебристые шторы, как самый мягкий бархат, коснулись пальцев, прежде чем шурша отпрянуть в сторону, являя просторную постель из чёрного шёлка с ребёнком, что спит здесь уже несколько веков. Его тело оплетали десятки золотых роз, раскрываясь пышными бутонами в волосах цвета тёмного вина, оплетая изумрудными стрелками шею и богатую одежду с вкраплениями изумрудов. А в руках, что покоились на груди, он сжимал странный чёрный цветок с белыми крапинками на бархатных листочках, и прозрачными росинками вместо тычинок.
Виктор не мог отвести взгляда от девочки, не мог даже вдохнуть, поражённо разглядывая её лицо и чувствуя, как сердце больно сжимается в железных тисках. Он знал, кто перед ним. Читал в стольких книг и видел на бесчисленных множеств витражей, что сомневаться не приходилось. Её звали Адой. Девочкой, что спит уже несколько веков, храня в себе источник волшебства — магии, котороя давно иссякла в его родном мире. Но почему… почему она тут? в этом забытом месте, если, конечно…
Звон ударов колоколов заставил очнуться и, вскинув голову, вслушаться. Стены еле заметно вибрировали, когда пыль ошмётками спадала с потолка и шкафов. Что-то происходило, и это «что-то» ему однозначно не нравилось.
Потянувшись вперёд и осторожно взяв из рук Ады цветок, Виктор вздрогнул, когда та, раскрыв свои бездонные глаза, взглянула на него, прежде чем рассыпаться на тысячи лепестков, и на миг погрузить всё в тишину. И тут что-то затрещало, и по стенам прошли длинные, змеевидные трещины. В голове что-то щёлкнуло и, устремив взгляд на распахнутые хрустальные двери, Виктор смотрел, как неровные края города с грохотом начинают обваливаться, унося с собой в бездонный мрак дома, мосты, улицы… Забытый Город начинал разрушаться, постепенно, как сложный пазл: сначала отлетали края, а вскоре и середина, оставив вместо этого города вечную пустоту.
Отпрянув от балкона, Виктор ринулся к коридору, чувствуя, как предательски подгибаются ноги, и всё равно не мог ничего сделать, то и дело, что замечая на стенах всё новые и новые трещины. Колонны с грохотом разваливались на громадные камни, а стёкла с оглушительным звоном разбивались, осыпая его тысячью опасно сверкающих осколков. Но он всё равно бежал. Бежал вперёд, сжимая в руке чёрный цветок и зная, что если замешкается хотя бы на секунду, позволит слабости на миг сковать его тело, всё пропадёт. Он останется на века вместе с тенями на старых стенах, вместе с этими мертвецами в этом чёртовом замке. Поэтому он не мог сдаться, не мог даже подумать о том, что будет, если не успеет найти эту треклятую Золотую Дверь. Если он не выберется, то и он, и Мария обречены на вечные муки под присмотром этого дьявола, засевшего в лабиринте Костей, а такого он не мог себе позволить, просто не мог…
Когда перед глазами показалась старая ржавая дверь, Виктор даже не раздумывая провёл перед глазами пальцами, и та, с треском сорвавшись с петель, оглушительно упала на тонкий камень стены. На миг глаза заполнила самая что ни на есть настоящая Тьма, но тот лишь скривил губы, даже не дав ей возможность коснуться его сердца, шагнув на стену и взглянув на стоящую в каких-то пару метров от него Золотую Дверь, уже успевшую покрыться многочисленными трещинами и с тихим звоном осыпающуюся на чёрный камень. Дыхание на миг перехватило, когда взгляд упал на тот самый жалкий огрызок острова, что остался от некогда великого Забытого Города. Перед глазами на миг промелькнул отец, что всё падал и падал в белый молочный туман, и губы дёрнулись от отвращения. Нет, он не покончит жизнь так же, только не сегодня.
Казалось, время сыграло над ним злую шутку: все те секунды, что он добирался до заветной Золотой Двери, растянулись в продолжительные и нереальные минуты, а когда же его пальцы сомкнулись на дверной ручки, под ногами и вовсе образовалась бездна, куда канул весь Забытый Город, и дверь вместе с ним, с треском разламываясь на куски и постепенно переставая существовать во всех известных и неизвестных мирах. В одночасье не стало коридора, что соединял все реальности и сны. Не стало ничего, лишь звенящая пустота, да парящие в неизвестности обломки замка…
Спину жёг холод ледяного тумана, когда глаза окутал приятный полумрак. Он дышал, дышал старым пряным воздухом, в котором различался приторный аромат цветов, и слышал. Слышал далёкую отрывистую пеню ная, и чьи-то раздающиеся эхом в громадном зале из чёрного хрусталя шаги. На миг зажмурив глаза, привыкшие к серебряному свету странного пространства, что не существует ни в одном из известных миров, Виктор сел, смахнув с лица длинные тёмные волосы и тут же устремив взгляд на кулак, чувствуя, что сжимает что-то небольшое, и тёплое, пульсирующее в его ладони как сердце, и оттого казавшееся живым.