— Есть ещё? — спросил Рафаэль.
— Ты голодный? Сладкое тебе больше есть нельзя — доктор запрещает. Но я принесла тебе куриный бульон…
— Если его Донни готовил, то я пас, — сразу оборвал меня больной. Что-то они всем хором не переваривают стряпню брата. Неужели всё настолько ужасно?
— Нет, я сама приготовила.
— Тогда зачем конфетами меня кормишь? Только аппетит перебиваешь.
Я заметила, что больные люди (мутанты) становятся такими капризными и требовательными. И всё им подай и принеси. Пожалей, обогрей, накорми. Обними, к груди прижми… Но перечить им никто не будет — всё-таки хворает человек, жалко бедного. Да и такие слегка наигранные требовательные изречения создавали домашнюю атмосферу вокруг нас. Неужели всё закончилось? Неужели теперь всё будет хорошо?
Я только улыбнулась, взяла в руки стакан — он был ещё тёплый — и поднесла соломинку к пересохшим губам Рафаэля. Мутант сразу стал жадно опустошать содержимое и чуть не поперхнулся. Бедный, он уже, наверное, давно голодный. Надо было сразу его покормить, может, и силы были бы потерпеть боль и поменьше лекарств от Донни получить. Стакан опустел буквально за считанные секунды, что даже я удивилась. Это был хороший знак — если есть аппетит, значит больной идёт на поправку.
— Ещё есть? — сквозь салфетку, которой я вытирала его жирные от бульона губы, спросил Рафаэль.
— Здесь ещё кусочки мяса.
Я кормила его с вилки, накалывая мелкие волокна курицы на неё. Однако Рафаэль почти не жевал, сразу проглатывал мясные кусочки и требовал новой порции. Организму нужна энергия, нужно больше пищи, иначе бедный Рафаэль совсем истощает. Моя воля, накормила бы его мясным пирогом с картошкой, хорошим куском отбивной или на крайний случай жареной курочкой — да вот только Донни не даст.
— Это всё? — грустно глядя на пустую тарелку, спросил Рафаэль и облизнул губы.
— Если Майки не добрался до кастрюли, то есть ещё. Я сбегаю за добавкой, хочешь? — я уже привстала, собираясь пойти за новой порцией, но мутант остановил меня.
— Потом сходишь.
Я села обратно, подтягиваясь ближе к кровати и вкладывая свою ладонь в большую зелёную, которая тут же сомкнулась в крепкой, но осторожной хватке. Глядя на него — такого расслабленного и довольного, — меня всё ещё мучил вопрос: он действительно любил журналистку? А ведь Рафаэль мог бы влюбиться. Мог бы…
— Эйприл навещала тебя, — закину удочку, посмотрим, клюнет ли?
И клюнул же. Глаза расширились в удивлённом взгляде. Всё его лицо будто засияло, излучая теплоту и радость. Так мило и нежно, что меня аж… затошнило.
— Эйприл? Она же была в Японии в командировке и должна была там пробыть ещё три недели…
Надо же, он и расписание её знает. Заучил, наверное, до дыр календарь затёр. Мне вдруг резко расхотелось держать его за руку, но он не отпускал.
— А вы познакомились? Жаль, что я был в отключке.
Что-то я никогда раньше его таким живым не видела. Реакция явно неоднозначная и яркая. С прискорбием осознаю, что даже на меня он так не реагирует. Ну конечно, я же не 90/60/90 мисс «лучшая улыбка цвета унитаза».
— Она уже ушла?
Кому-то так сильно не терпится увидеть свою подружку? Как интересно… Кажется, Эйприл ещё была здесь, и было глупо врать. Но я просто не могла сдержаться, видя его полные надежды глаза и довольную морду от одного имени этой девушки. Теперь у меня будет аллергия на весну. И хотя это так на меня не похоже, но внутри начала растекаться новая порция раздражения и гнили.
— Она уже ушла, — холодно повторила я, но Рафаэль, видимо, не заметил моего сменившегося тона голоса, и — вот поганец! — не скрывал своего разочарования от моего ответа. А я уже готова взорваться от этого прелестного переживания за рыжую.
— Помнишь, я тебе говорил про девочку, которая нас спасла…
— Да-да, это она. Мне Майки рассказал уже всю история вашей жизни и в подробностях вашу встречу с Эйприл после многолетнего расставания и так далее… — И сколько уже можно всё это пересказывать? Как будто это кому-то интересно слушать.
Не знаю, что на меня нашло, но уже само воспоминание о журналистке выводило меня из себя. Эти черепахи уже готовы чуть ли ни королевой канализации её провозгласить. И это так «мило»…
Мне хотелось уйти, выплеснуть где-нибудь всю скопившуюся во мне негативную энергию, чтобы она перестала наконец выталкивать из меня всю гниль. В другое время мне было бы стыдно за свои мысли и чувства, но вот прямо сейчас меня переполняла злость. С чего бы, интересно? Ну не ревную же я этого самодовольного засранца — ещё чего не хватало!
Рафаэль уловил моё настроение и раздражённый тон голоса. Отпустил ладонь — почему-то появилось разочарование, хотя я сама этого хотела. Но неожиданно для меня он коснулся моего лица, осторожно проводя кончиком пальца по щеке. И сердце неровно дёрнулось…
— Всё в порядке? — спросил Рафаэль, кладя ладонь мне на плечо. И я вздрогнула.
— Да, всё нормально, — мой ответ был сухим и безэмоциональным. Но мутант мне не поверил. Провёл большим пальцем по скуле — и надо было бы убрать его руку от себя (так мне подсказывала моя гордость), но я даже не пошевелилась. Тело будто онемело, улавливая и запоминая этот внезапный приступ нежности от Рафаэля.
— На полу холодно, простынешь.
— Так удобней, — пожала я плечами. Так ведь можно быть на одном уровне с ним, а не глядеть сверху вниз со стула. Рафаэль отрицательно покачал головой, схватился другой рукой за железную спинку кровати и подвинулся в бок, пыхтя от напряжения, отрывая своё тело от матраца.
— Ты с ума сошёл? — воскликнула я. — Тебе нельзя двигаться! Ты что! — я же вижу, что ему больно, но этот упрямец не поддаётся никаким уговорам или приказам. Сам себе на уме.
Я вскрикнула от неожиданности, когда Рафаэль резко дёрнул меня на себя и одной рукой подтянул от пола на кровать к себе. Несмотря на такую критическую ситуацию с его здоровьем, в нём всё равно оставалась богатырская сила. И меня не перестаёт удивлять, с какой лёгкостью он способен поднимать моё немаленькое тело — одной рукой, без особых усилий. Прижал к себе — кровать и так была тесная для нас двоих, — ладонью придерживая меня за спину, то ли чтобы я не упала, то ли чтоб не сбежала. И состроил довольную морду, криво улыбаясь и прищуриваясь, как пёс, отыскавший свою косточку. А я снова онемела, будто меня цементом накачали. Слишком близко. Я упиралась коленом ему под рёбра, пыталась выпрямиться, чтобы выдержать хоть малое расстояние, но здесь не было возможности это сделать. Глядела в его наглючие глаза и не могла сказать ни слова — краснела, будто свеклой щёки намазали. Хлопала ресницами, не понимая, где я и что происходит. И так жарко вдруг стало, будто пар из кастрюли с кипящей водой хлынул на меня.
— Всё действительно в порядке? — говорил Рафаэль. По крайней мере я видела, что он шевелил губами. — Ничего не случилось, пока я был без сознания?
Я внимательно следила за движениями его губ, за острыми краями шрама, за слегка подрагивающими ноздрями, когда мутант вдыхал воздух. И абсолютно ничего не слышала из того, что он говорил.
— Эй, — шепнул Рафаэль, и у меня всё тело мурашками покрылось. Что со мной происходит? Что-то очень странное. И это он со мной заигрывает, что ли? Это точно изолированный от мира мутант, проживший всю сознательную жизнь в замкнутом пространстве с такими же братьями-чудиками? Мне всё больше начинает казаться, что это я марионетка в его руках. Что это он управляет мной и подчиняет. Ещё и в ушах этот пульсирующий писк… Но кажется, это уже не внешние приборы, подключённые к Рафаэлю, а мой собственный пульс.
— Что? — очнулась на секунду я, понимая, что от меня ждут ответа на вопрос, который пролетел мимо ушей. Мутант только улыбнулся, быстро выдыхая.
— Это из-за Эйприл, да? — имя рыжей меня вдруг отрезвило, внутри всё сильнее закипело. Я нахмурилась, не зная, что ответить. Сейчас вспоминать её было очень некстати. Да и вообще. Вспоминать о бывшей в моём присутствии — как так можно? Меня будто окатили ледяной водой — и я вижу, как пар поднялся от соприкосновения холодной жидкости с раскалённой кожей. Или это из моих ушей?
