Она вздохнула.

— Не могу сказать. Надеюсь, что после случая с демоном все пришло в норму, но это будет ясно лишь со временем. Я почувствовала… Это было невероятно, когда ваша магия вырвалась наружу и окутала нас. — Гермиона посмотрела на него с чувством, близким к благоговению. — Мне кажется, для вас нет преград, ваша магия очень, очень могущественна. Это восхитительно и пугающе.

— Если это так, — Северус помедлил и дал себе мысленный пинок, — тогда настало время предъявить мне счет, Гермиона.

Ее лицо на долю секунды помрачнело, но тени эмоций, которые, как казалось Северусу, он смог уловить, исчезли так быстро, что ему вполне могло и привидеться.

— Значит, вы больше не придете?

Он сжал зубы, чтобы подавить разочарованный рык.

— Это значит, что я хочу наконец-то подвести черту, чтобы начать что-то новое. — его голос звучал более хрипло, чем хотелось бы Северусу.

Гермиона серьезно кивнула:

— Очень хорошо! Пришла пора все отпустить. Распускайте крылья и летите!

— К чертовой матери, я — не феникс!

— И все же… в какой-то степени. Вы никогда не сдаетесь и снова восстаете из пепла. — Лукавство светилось в ее глазах, когда она наклонила голову и посмотрела на него. — Ваш счет уже оплачен. В первый же день, когда вы пришли ко мне, я составила договор, в котором обязуюсь вылечить вас за ваши заслуги. — махнув в направлении верхнего этажа, она схватила возникший из ниоткуда пергамент и развернула.

Договор на самом деле содержал соглашение между ними, которое не требовало подтверждения с его стороны. Было больше отступлений, чем самого непосредственно соглашения, но, в конечном итоге, все сводилось к одному — ему не нужно платить. Неважно, сколько стоило лечение или затратилось сил и времени. Северус угрюмо таращился в договор.

— Я что, выгляжу как чертов попрошайка?

Гермиона решительно покачала головой.

— Ни в коем разе. Но вы всегда вставали на дыбы, если кто-нибудь хотел поблагодарить вас за все. Поэтому я решила выразить свою признательность таким способом.

Северус в ярости вскочил.

— Речь не о благодарности, ведьма! — не в силах сдерживаться, выпалил он. — Я хочу оплатить свой долг, потому что… — он прикусил щеку изнутри, пока не почувствовал вкус крови.

— Почему? — тихо спросила Гермиона. — Нет никаких долгов, и не было. В лучшем случае с моей стороны, а они никогда не могут быть оплачены.

Северус скрестил руки на груди и посмотрел поверх ее головы, чтобы не встречаться взглядом. Он скажет ей, что собирался, но не потерпит от нее ни страха, ни, тем более, жалости.

— Гермиона, я не хотел иметь перед тобой долгов, потому что думал, что могу прийти к тебе просто как мужчина и… — Проклятье! Он все портит. Щекам стало жарко, когда он признался. — Я думал, что между нами может быть нечто большее, чем просто отношения целитель-пациент. Я хотел добиваться тебя, но мне только что стало ясно, насколько эта мысль абсурдна. Я прошу прощения! — резко развернувшись, он направился к двери.

Дверь внезапно захлопнулась и замок закрылся. Северус начал размеренно дышать, считая до десяти. Он надеялся, что его магия не воспримет это как угрозу и не начнет его защищать — только этого сейчас и не хватало.

— Подожди! Пожалуйста. — Гермиона произнесла это так потерянно, что в нем самом что-то оборвалось.Он не только сам переживал, но и ее расстроил. И снова все разрушил, похуже, чем в кабинете Минервы. В этом он мастер. Может, стоит поискать новую работу, где как раз требуются такие навыки.

— Ты не мог бы развернуться? Мне нравится твоя спина, но с ней трудно разговаривать. — Она снова болтала всякую ерунду, как всегда, когда собиралась сказать что-то важное.

Северус медленно повернулся. Гермиона осторожно подошла, пока не оказалась так близко, что пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. Ее глаза подозрительно блестели.

— Северус… — его имя из ее уст словно теплый бриз, и по спине Северуса прошла волна дрожи. — Во время учебы нас постоянно предостерегали. В других условиях я бы не колебалась ни секунды и сказала «да». Да — на ухаживание. Мужчине, которого, как я думаю, узнала. Но вот это, — она беспомощно взмахнула рукой, словно охватывая свою клинику, — не позволяет. Нам объяснили, что однажды случается так, что пациенту кажется, будто он испытывает к целителю нечто большее. Но на самом деле на девяносто девять процентов это совсем другие чувства. В целом — благодарность, что помогли справиться с болью и другими проблемами. И ты классический пример, Северус. Мне очень жаль. — она отвернулась, но он успел заметить, как из крепко зажмуренных глаз скатились слезинки.

— Что ты хочешь этим сказать? — ему стало так холодно, словно он упал в ледяную воду.

Голос Гермионы слегка дрожал.

— Подумай, Северус. Ты презирал меня, с трудом выносил. То, что ты сейчас чувствуешь, — своеобразный синдром стокгольмского узника.

— Но ты не похищала и не принуждала меня ни к чему! — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Чушь, Гермиона! Почему ты не можешь доказать храбрость твоего факультета и сказать мне прямо в лицо, что от одной только мысли обо мне тебе становится противно!

Она резко повернулась и крикнула, уставившись на него:

— Потому что это не так! Потому что я должна была это предусмотреть, но все равно повела себя непрофессионально! Потому что у меня появились чувства к пациенту! И, вместо того чтобы прекратить это, я была благодарна за каждое мгновение вместе…

У Северуса звенело в ушах. Гермиона могла быть очень громкой, когда хотела.

— Я тебе нравлюсь, — удивленно произнес он.

У Гермионы вырвался смешок.

— Северус, нравиться может собака или книзл. То, что я чувствую к тебе… — она беспомощно взмахнула руками, а он схватил их и сжал, — это намного больше, чем простая симпатия.

— Тогда я не понимаю в чем проблема!

— Проблема в том, что ты, скорее всего, не разделяешь мои чувства. И если я сейчас допущу, чтобы ты и я… чтобы у нас хоть что-то было, ты возненавидишь меня, когда поймешь. Ты думаешь, что неравнодушен ко мне, потому что я избавила тебя от боли. Ты доверяешь мне и чувствуешь себя в безопасности, может, и потому, что я одна из немногих людей в мире, кто по-дружески к тебе относится. Но это все ненастоящее, как демон, который притворялся ребенком. Ты старше меня почти на двадцать лет, но ты когда-нибудь жил, Северус? Ты должен сначала узнать жизнь, как малыш Авгурей, понимаешь? Я уже сказала: расправь крылья и живи! — Гермиона часто заморгала, чтобы сдержать слезы.

Северус разглядывал нее: покрасневшее лицо, руки, которые он до сих пор крепко сжимал.

— Значит, ты полагаешь, я все себе только выдумываю, — угрюмо сказал он. — Думаешь, что знаешь о моих чувствах больше, чем я, так? Хорошо, уговорила. Я брошу все и начну наслаждаться всей пропущенной мною жизнью. И с чего мне начать? Может, принять непристойное предложение мисс Браун? Прыгать на концерте Кровавых ведьмочек и пищать от восторга? Появиться в высшем обществе с орденом Мерлина? Да, замечательно… И когда, ты полагаешь, я буду готов сам решать, что чувствую? Через три дня? Неделю? Месяц? Десять лет?

Северус резко наклонился и прикоснулся губами к ее губам. Он ничего не делал, не пытался надавить, не двигался, просто слегка приоткрыл рот и впитывал ее дыхание. Ее пульс ускорился, заставляя Гермиону почти задыхаться, но и она не шевельнулась.

— Когда мы увидимся в следующий раз, Гермиона, — пробормотал Северус прямо ей в губы, пытаясь сохранить самообладание, — когда мы встретимся… если ты действительно что-то чувствуешь ко мне, тебе придется сделать шаг навстречу.

А затем он с усилием отшатнулся от нее, резко развернулся в вихре взметнувшейся мантии и почти вылетел из дома, чтобы не потерять последние крохи достоинства и самоконтроля.

*

Если что-то и заслуживало название разбойничьего притона, так это Округ. Округ был областью, охватывающей земли, больше, чем Косой и Лютный переулки вместе взятые, — огромное круглое пространство перед воротами Лондона, защищенное сильнейшими заклинания против магглов, лабиринт из магазинов, лавочек, прилавков, арен, дорожек и закоулков, которые здравый смысл не в силах себе представить.