– Я не знаю всей его истории, и не буду спорить. А кто еще в обществе?

– Первое правило клуба – никому не говорить о нем. Второе – не сдавать членов клуба. Так то, дядь.

– Что-то с первым уже проблемы, а второму мешают опознавательные татуировки, – глоток грога. Корица и лимон.

– Скажешь еще, дядь. Тогда были другие времена. Война на уничтожение. Орден был даже разделен на партизанские ячейки. А партаки заменяло приветствие.

Залаз поднял левую ладонь, повернув тыльной стороной к Реду. Видно было три пальца, безымянный и большой – скрыты, сведены кружком.

– Голова драка – пасть и три рога. Понял, дядь?

– Понял-понял. Так кто в клубе?

– В городе – я, ты и еще трое. Но люди серьезные, даже авторитетные. Сами на тебя выйдут, дядь.

– Даже так? – глоток грога.

Послышался громкий смех Лоуренса. Он сидел вместе с Сарой и Диего. За соседним столиком тихо общались братья-кемадо. Родители отдельно, дети отдельно. Вечеринка. Правда, без музыки. Фиолетовобородый гном уже в третий раз набегал на старый вокс-жокей. Похоже, готовился четвертый заход, он что-то втолковывал паре своих сородичей. Златобород и сребробород. Артист, ювелир и кузнец.

– Я намекну, дядь. Одного ты встретишь в Шараге, – Залаз щелкнул себя по лбу. – С другим может свести Скордо. А третьего я и сам не знаю. Видел разок, мельком. Здоровый мужик.

– Не густо, но ладно. А что по так называемым плюсам.

– Да гремлины подмахивают, если не перегибать, то даже с радостью. Еще, место это – всегда примут и тебя, дядь, и кентов твоих. Да и встретив товарища по клубу, будь уверен, дядь, тот воспримет тебя всерьез и по-свояковски, главное уважение. Уважение, дядь, – потряс пальцем Залаз.

– Уважение… – эхом повторил Редрик.

Что-то тренькнуло. Все повернулись к сцене. Очередной гномий набег на вокс-жокей оказался успешен. Жанет, сильно жестикулируя, что-то втолковывала крутящему ручки устройства фиолетовобороду. Тот показал жест, мол, все будет в лучшем виде. Заиграла ритмичная музыка.

Странная двойственность. Хоть мелодия и была мрачноватой, но ее энергетика заставляла двигаться в такт ритму ударных. Барабаны сопровождались как струнными, так и искусственными, искаженными магией, необычными звуками, что плавно размазывались по всей композиции, дополняя ее.

Песня. Женский голос, тоже искаженный, но приятный слуху. Мотив изоляции, падения на глубину, отсутствия выбора, жизни во тьме. Кто-то написал ее для гремлинов или гномов. Подходило и тем и другим. Местные, оторвавшись от выпивки и кальянов, высыпали на танцпол.

Редрик никогда не танцевал. Видел несколько свадеб и прочих провинциальных гуляний, но никогда в них не участвовал. Дерганые, хаотичные движения. Пляска пламени свечи ветреной ночью. Танцевальные образы огня дополнялись реальным огнем. Случайные вспышки – направленные вверх столпы пламени. Они рождали искаженные танцующие тени.

Действо продолжалось какое-то время. Мотивы песен были похожи, казалось, что играет одна баллада подземным сумеркам, длиною сравнимая с сегодняшним днем.

Жанет притащила с кухни крупную кастрюлю с вертикальным раструбом и поставила посреди танцпола. Подбежал Пабло или другой молодой гремлин. Он покачал поршень, из конца шланга вверх забил фонтан темной жидкости. Приятный терпкий аромат. Кофе.

Гремлины ловили распыляемую влагу своими телами. Каждый, получивший дозу, начинал дергаться все быстрее и быстрее. Танцевальная конвульсия. Для гремлинов кофе – наркотик, как и для их создателей. Увидев это, Пастырь хватил кулаком по столешнице и заорал:

– Совсем ошалели, торчки? Под этим местом крипта!

– Не всем же жить в аскезе, старик, – развела руками танцующая Жанет.

– Похоже, трость мне понадобиться раньше, чем хотелось бы, всех отхожу… – сначала зло, но потом постепенно успокаиваясь, говорил Диего. Его черную лапу поглаживала пухлая ладошка Сары.

– Один раз – можно. Сегодня же праздник, для нас – в первую очередь. Пойдем тряхнем стариной. Или ты, вновь увидев меня, понял, что я тебе уже не нравлюсь? Пригласишь жену потанцевать?

– Мы не женаты. И вы гладкомордые – все страшные. Хотя… – Диего тронул огромную бородавку на носу Сары. – ...носик у тебя ничего. Даже лучше, чем был.

– Ну так вам, камнеедам, многого и не надо.

– Ты права, впрочем, как и всегда. Чем носатей – тем кросатей. Потанцуем? – галантно протянул руку старый гремлин.

– Вот же, плут чешуйчатый, – Сара приняла предложение. Вместе они пошли танцевать, к молодым.

Редрик глянул влево, но Залаз пропал. Маг, хоть и недоучка. Осталась лишь полная папиросница и запах канализации. На его место сел Лоуренс.

– Странный у тебя друг.

– Скорее, товарищ по интересам, – Ред побарабанил пальцами меченой руки по стойке.

– Зато у Валенсии появилась новая подруга по переписке. Завтра зайдем за первым письмом от матушки Сары.

– Матушки?

– Да, она просила называть ее только так. Правда, и тебя, и меня.

– Ну, в матери она и тебе по возрасту годится. Да и семейное сходство есть – драчливость и скверный характер.

– Поговори мне еще, – шутливо проворчал лавочник. – Где тут наливают? Я в баре или где?

Из-под стойки вылезла когтистая рука, поставив перед Лоуренсом темную бутылку. Лавочник открыл ее и принюхался.

– Портвейн, – резюмировал он. – Похоже, тут все крепленое – из того, что можно пить людям.

– Знаешь, а я даже рад.

– Мелкий алкаш…

– Нет, я про матушку Сару. В этой маленькой женщине достаточно порицания для убийцы сотен, а материнской ласки хватило на двух чужих детей… – Ред глянул на братьев-кемадо. Те играли в шахматы. – … может, хватит и на нас.

– Я не привык злоупотреблять добротой, да и уеду я домой, это тебе тут жить. Можешь воспользоваться и моим кредитом хлопотаний мамки-полурослихи.

– За матерей… – Ред протянул отцу свой стакан.

Лоуренс, ничего не ответив, чокнулся с сыном горлышком бутылки и приложился. Они безмолвно пили в темном углу. Их тени играли на каменных стенах, сливаясь в одну большую. Крупная вспышка. Их общая тень упала на дверь. Веселье и не думало прекращаться. Через какое-то время Лоуренс ушел спать, тут был общий покой с лежанками. Редрик решил еще посидеть.

Сегодня был долгий день. Голова кружилась от мыслей и выпивки. Цели, средства, смыслы и применения, бремя и могущество. Все смешалось. Загадочный орден – атавизм древней войны. Новая традиция. Новая семья. Старики что чего-то ждут. Конца жизни. Конца мира. Старого доброго друга.

Редрик почувствовал взгляд на затылке. Обернулся. В дверном проеме, что вел в гардероб, стоял человек, закутанный в плащ. Плотная черная ткань покрывала все тело до пят. Под капюшоном виднелось суровое мужское лицо, украшенное бородой-полумесяцем. Металлическое лицо. Медная маска. Парень непроизвольно поднял три пальца в приветствии клуба-ордена. Медная маска колыхнулась в слабом кивке. Уголки металлических губ тронула усмешка. Ред моргнул. Никого. Дверь закрыта.

«Здоровый мужик…» – промелькнула слабая мысль в падающей на барную стойку голове.

– Знаешь, а по звуку твоих сапог можно предсказывать погоду, – сказал Лоуренс, когда они вместе с сыном ступили на мощеные крупными плитами улочки Академгородка.

– Занятно, и… – удар колокола на центральной башне здания министерства прервал парня.

Было раннее утро. Гизмо и Смоки остались в обители их огненных собратьев, а люди пошли в Шарагу. К востоку от центра Аусбруха находился район, именуемый Академгородком. Отец с сыном быстро добрались до него, поймав кэб. Гильдия извозчиков организовывала транспортировку внутри крупных городов.

– … и какие приметы та заметил?

– Если после удара идет поскрипывание, то скоро будет дождь.

– А как насчет твоего щелкающего левого колена, неподвижных флюгеров и вообще туч?

– Зачем мне говорить тебе о том, что ты и так знаешь?

– Действительно.

– Гляди, вон Лицей, значит, скоро и все остальное покажется.