Этот смех мог означать лишь одно – у рощи имелась хранительница, живое дитя богини – дриада.

Судя по смеху – она оказалась юна, слишком юна и беспечна для дней гневливой и беспощадной войны..

Принц, в отчаянье скрипнув зубами, повернулся, намереваясь обойти рощу стороной. Для него это решение означало смерть, но для дриады и ее зеленого гая – возможно, жизнь.

Оставался малый, крохотный шанс на то, что орда, идущая по его следам, обойдет рощицу стороной, щадя и ее обитателей.

Не отыскав следа присутствия принца в роще, они, всего лишь загадят родник, обломают деревья, вытопчут траву, но сама юная хранительница уцелеет, выживет в горниле этой войны.

Возможно, выживет..

Дриада, как и эльфийские девы, являлась славной добычей и для людей, и для орков – всегда юная, прекрасная, благоухающая свежестью и ароматами леса, она стала бы украшением гарема любого владыки – будь то король людей или вождь степняков.

Иное дело, что дети Дану не выживают в неволе – они чахнут и умирают, истаивают, как тени ясным утром, медленно, но неизбежно, теряя свою жизнь по капле.

Если, конечно, сами не захотят жить в золотой клетке.

Но, что может удержать деву перворожденных у последней черты – золото? роскошь? вкусная еда?

В этом всем, ценном по меркам человеческого мира, дриада не нуждалась и, вряд ли, юное создание Дану согласится покинуть свою рощу в обмен на жизнь.

Скорее, она предпочтет смерть в огне.

Именно в огне, ибо первосвященники бога войны и шаманы орков предпочитали сжигать своих врагов, а пеплом удобрять пашни, ради тучного урожая.

Принц горько усмехнулся, с трудом двигая потрескавшиеся от жажды, губы – если эльфы падут окончательно, то люди еще не раз пожалеют о своей поспешной категоричности – оскудеет земля, ожесточится солнце и жизнь потеряет изначальную ценность, лишившись хранителей своего мира.

Бесконечно жестокие орки и воинственные гоблины не верили в то, что, избавившись от эльфов, слишком прекрасных, слишком непостижимых, люди, алчные до власти, примутся за других инородцев и вчерашние союзники, обратив знамена, двинутся в степи, сжигая орочьи стойбища и уничтожая все живое на своем пути.

Орда Великой степи падет, точно так же, как и Изумрудное сердце, дай только время..

Меллиан в том не сомневался.

Роща манила его прохладой, звонкий девичий смех звенел нежным лесным ручейком, обещая отдых уставшему телу. Но, принц упорно шел своей дорогой, тащился из последних сил, не имея даже крохи из них для того, чтобы почтить память своего боевого единорога, служившего ему верой и правдой.

Жаркое степное солнце обжигало кожу, вода во фляге закончилась уже давно, и принц шагал вперед, точно сомнамбула, страдая не только от ран, но и от жажды.

Его шаги становились все медленнее и короче, движения – неуверенней, словно сама роща, зеленое пятно на желтой макушке степи, не желала отпускать эльфа от себя.

Принц запнулся ногой о жесткий клубок травы и упал. Долг звал его вперед, но силы совершенно закончились.

Можно было попробовать ползти, что принц и сделал, вполне осознавая всю тщетность собственных усилий.

Жесткая земля царапала его огрубевшую кожу, одежда превратилась в лохмотья, но Меллиан упорно, пять за пядью, двигался вперед, весь в крови и желтой пыли.

Его движения становились все медленнее и медленнее, а солнце над головой – все беспощадней.

Глаза принца закрылись, а губы сомкнулись, и он замер – одинокий листочек великого леса, оторванный от материнского лона и заброшенный в немыслимые дали.

На погибель, которая уже дышала ему в затылок.

Он, ускользнувший от магов людей и гончих орков оказался побежден равнодушием пустыни и безжалостным зноем величественного светила.

Бесславная смерть для великого воина!

Из плотных зарослей дикой малины высунулась забавная девичья мордашка – юная и озорная.

Молодая дриадка с жалостью смотрела на принца, растянувшегося на пыльной траве. Девушка колебалась, не желая покидать уютную прохладу своей рощи, но, сердце звало ее вперед, стремилось на помощь к принцу.

Лиалина еще никогда в своей жизни не встречала эльфов.

Она, вообще, мало с кем общалась, предпочитая одиночество и безопасность в глубинах собственных владений.

Юная, неопытная, она интуитивно не доверяла тем разумным, что изредка забредали в ее рощу, ища прохладу среди высоких деревьев.

Желая обезопасить себя, дриада окружила рощу сплошной оградой из колючих кустов, в которой причудливо переплетались терновник и колючий боярышник, сменяясь зарослями облепихи и дикого малинника.

Высокая, в рост человека, крапива и вредоносный борщевик заполонили светлые проплешины среди кустарника и редко кто из непрошенных гостей рисковал забредать в негостеприимные дебри, довольствуясь тенью деревьев на самой окраине рощи.

Не любила Лиалина непрошенных гостей, не привечала.

Но, то, люди, люди, рубившие деревья, обламывавшие ветви, жгущие костры и оставляющие после себя кучи мусора.

Видеть их Лиалине было противно и общаться – нежелательно.

Но, эльф?

Он был другой.

От него, измученного и изнеможенного, веяло благодатью Изумрудного Сердца, которую так и не смогла перебороть гарь пожарищ и металлический привкус железа, прохладой лесных троп и холодом речек, плавно текущих под сенью величественных меллорнов, священных деревьев для всех детей Дану.

Лиалина робко выступила из зеленых зарослей – колючая поросль, словно бы расступилась перед ней, жгучая крапива покорно ложилась под босыми ногами юницы, зловредный борщевик убрался прочь, прянув в сторону, освобождая проход.

Вслед за Лиалиной из рощи выскользнула легконогая косуля, выглянул любопытный заяц и рыжая белка что-то неодобрительно зацокала в вышине.

Девушка медлила – робость и осторожность не покинули ее, но, принц находился так близко – руку протяни и Лиалина решилась.

Коснувшись тонкими пальчиками высокого лба молодого эльфийского принца, девушка тихонько вскрикнула – кончики пальцев окрасились алым.

Меллиана ранили в последней стычке и кровь, все еще текла, алая на солнце, кровь перворожденного..

Лиалина закусила губу, глаза ее наполнились слезами, юное личико запылало – она сделала еле заметный знак, призывая на помощь всю силу, дарованную ей богиней и роща, словно бы, ожив, потянулась к дриаде.

Всех ее сил хватило лишь на то, чтобы подтянуть Меллиана к зеленой ограде, а, там ее подопечные сделали все остальное.

Повинуясь желаниям дриады, зашевелились упругие ветви, крепкие корни, вырвавшись из рыхлой земли, мгновенно преодолели те несколько метров, что отделяли рощу от раненого, обвили тело принца, точно толстые змеи и увлекли вглубь, к звенящему прохладой ручью, а, уж там, не церемонясь, окунули царственного гостя в холодную воду и тут же выпустили, предоставив эльфу самому решать вопрос дальнейшего времяпровождения – продолжать ли ему заплыв в холодном ручье или, покинув воду, ползти на берег.

Он неожиданных водных процедур принц очнулся от своего забытья, вынырнул из ручья, втянул носом воздух, напоенный ароматами трав, и цветов и вновь припал к воде, глотая ее пересохшим ртом, точно дорогое вино из золотистого винограда.

Утолив жажду, Меллиан почувствовал себя значительно лучше – он находился в своей стихии, окруженный зеленью листвы и от того, его могучий организм быстро приходил в себя, истощенные тяготами пути и ранами, резервы наполнялись и, вскоре, принц вполне смог бы продолжить свой нелегкий путь.

Угнетало лишь то, что единорог не выдержал и пал у самого порога спасения.

Юноша, мокрый и взъерошенный медленно выполз из прохладных вод ручья, упал на влажную траву и его взгляд сразу же выхватил из полутьмы хрупкую фигурку, скрывавшуюся в тенях среди деревьев.

Как жаль!

Меллиан в отчаянье закусил губу, больно, до крови – берилловые глаза совсем юной девушки смотрели на принца с любопытством и состраданием – вид его истерзанного, израненного тела приводил в ужас робкое создание, слишком юное и хрупкое для тягот войны.