— Не уходи, — голос Рори хриплый ото сна и чего-то еще, трудно определить от чего именно.

— Мне нужно выйти, — отвечаю шепотом в темноту, хотя не уверена зачем.

— Выйти? — Рори крепче сжимает меня.

— В туалет.

— Ты ведь вернешься? — спрашивает он уже менее невозмутимо. Эти три слова выдают его волнение. Мне не нужны его дальнейшие разъяснения, моим глазам не нужно привыкать к темноте, чтобы увидеть выражение его лица, хотя я рада, что он не может видеть мое. — Я не хочу проснуться и обнаружить, что ты ушла.

У меня внутри все сжимается, и на глаза наворачиваются слезы, когда я отнимаю его руку от своей талии и притягиваю ее к губам, оставляя поцелуй на внутренней стороне запястья.

— Обещаю, — отвечаю я, опуская его руку на матрас, соскальзываю с кровати и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, когда открываю дверь. Рори лежит на боку с закрытыми глазами, его губы слегка вытянуты, словно для поцелуя. Он выглядит почти милым, как будто сон стер с него мужчину, оставив после себя только мальчика. Как бы я хотела, чтобы его вид не заставлял мое сердце ощущать такую... умиротворенность.

Лучше бы я не испытывала такого желания к нему.

К его губам. Рукам. Сердцу. К нему целиком.

Я отворачиваюсь, проглатывая образовавшийся в горле ком.

Когда я возвращаюсь в комнату, Рори лежит на спине, его огромное тело занимает почти всю кровать. Я откидываю одеяло и ложусь в постель, в которой отчетливо пахнет им, шампунем и пряностями, чем-то насыщенным и очень мужским. Сексом.

Матрас слегка прогибается под моим весом, Рори протягивает ко мне руку и прижимает ближе к себе, углубление между его плечом и грудью служит мне подушкой. Прижавшись к нему, я скольжу ладонью по калейдоскопу его цветных татуировок вниз к дорожке волос на твердом животе, и резко замираю, внезапно осознав, куда движется моя рука. Перестаю дышать, когда его мышцы напрягаются под моей рукой.

— Не останавливайся. — Слова Рори звучат хрипло и требовательно, его рука накрывает мою и тянет дальше вниз. — Пожалуйста. — Глаза по-прежнему закрыты, грудь вздымается от глубоко вдоха, он откидывает голову назад, толкаясь своим твердым членом в обе наши руки. С губ Рори срывается проклятье, когда он сжимает мои пальцы вокруг своей шелковистой головки.

Я приподнимаюсь на локте, его тихое дыхание нежно касается моей кожи.

— Да, именно так, — произносит Рори, задавая темп, моя рука все еще в его руке.

Иногда ты чего-то так сильно хочешь, что почти забываешь обо всех своих проблемах. О мыслях, переполняющих твой мозг, о всех "зачем" и "почему". О причинах, по которым ты сдерживаешься и защищаешь свое сердце от дальнейших страданий.

А иногда тебе просто хочется заняться оральным сексом.

В данный момент я не знаю, что из этого движет мной, когда я скольжу вниз по его телу.

Рори убирает руку, когда я склоняюсь над ним, становясь на колени между его мощных бедер. Наклонившись вперед, я провожу языком по длине его члена. Мое тело оживает от его стона — словно разряд тока, от которого соски сжимаются, между ног ощущается напряжение.

— Фин. — Мое имя, словно мольба, произнесенная шепотом. В попытке сдержать себя Рори сжимает руки в кулаки и снова разжимает. — Возьми меня в рот, — хрипло шепчет он, после чего более отчаянно добавляет, что звучит еще слаще, — пожалуйста.

Я обхватываю головку члена губами, и Рори издает стон, что-то между пыткой и восторгом. Его бедра приподнимаются, а тело изгибается, словно от боли, когда я почти касаюсь его основания. Крепко сжав губы и обхватив основание его члена рукой, я медленно ласкаю его языком, снова и снова скольжу вниз-вверх по его твердой плоти.

Пока трахаю его своим ртом.

Я увеличиваю темп, его движения становятся все более хаотичными, и он хрипло матерится.

— Твою мать. — Больше утверждение, чем ругательство. — О, господи, охренеть.

Я так сильно возбуждена, что могу оказывать на него такое влияние, что интимность этого момента, когда я ласкаю его своим ртом, настолько обнажает его чувства. Согнув ноги, он наконец-то запускает руки в мои волосы и без предупреждения или извинения кончает мне в рот.

— Боже всемогущий, у меня чуть сердце не выскочило из груди. — Прижав ладони к его мускулистым бедрам, я начинаю хихикать, и в следующее мгновение я прижата к его груди. — Я серьезно, — говорит он, хотя его взгляд говорит об обратном. — Мне кажется, у меня сердце остановилось.

— Хорошо, что я знаю, как делать искусственное дыхание.

— Твой рот затрахал меня до смерти.

Я снова хихикаю и, свернувшись калачиком, прижимаюсь к нему. Многое можно сказать о таких объятиях. И это моя последняя мысль.

Бледные лучи солнца просачиваются сквозь открытые шторы; постель теплая, но в комнате зябко. Мой нос похож на сосульку, и я зарываюсь глубже в одеяло.

— Доброе утро, крошка. — Рот Рори у моего плеча, его губы оставляют легкие поцелуи на коже, пока одна рука сжимает мою грудь, а другая обнимает за талию, притягивая меня к себе на подушку. — Похоже, радиатор вырубился.

— Да, такое с ним бывает.

— Ты расскажешь мне, почему оставалась тут ночевать?

Обернувшись через плечо, я смотрю на него.

— Я уже говорила. Не успевала уехать до прилива. Проще было остаться тут пару раз.

— Пару раз? — Его бровь вопросительно изгибается. — В сумке у двери слишком много одежды для того, кто иногда тут оставался.

— Я же девушка. Мы не путешествуем налегке. — Я роняю голову обратно на подушку. — Маньяк.

— Не, это было на прошлой неделе, когда ты меня продинамила. Довольно впечатляющая у тебя коллекция маленьких штучек. — Хотя я не смотрю на него, улыбка в его насмешке более чем очевидна. — Впрочем, не уверен, что слово "маленький" вообще относится к кое-чему из того, что я нашел. Некоторые из тех полосок кружева вообще ничего не прикроют.

— Еще больший маньяк. — Смеюсь я. — Я просто запихнула кое-какую одежду в сумку. Понятия не имею, что там было.

— Я разочарован, — отвечает Рори с насмешливым раскаянием. — Шикарные трусики, — бормочет он, раскатывая букву " р " по чувствительной коже моей шеи. — И ни одни из них не для меня.

— Так и есть, — содрогаясь, отвечаю я. И не из-за низкой температуры в комнате. — Я старалась избегать тебя, а не завлекать.

И вот она; правда, которую мы игнорировали каждый раз, оказываясь в постели.

— Да. Но иногда нет смысла бороться с приливами. — Его голос ласковый и нежный, в нем нет и следа озорства. Ну, не считая его языка, который оставляет влажный след на моей шее. И поцелуев. О, поцелуи. — И это слишком серьезная тема для разговора в такое, — он наклоняет голову через мое плечо, пытаясь разглядеть в окно солнце, которое скрылось за не предвещающими ничего хорошего тучами, — Я обирался сказать "прекрасное утро", но по крайней мере нет дождя. — Облокотившись на руку, Рори смотрит на меня сверху-вниз, его взгляд почти нежный. — Нет, утро все же прекрасное.

— Правда? Эй! — Внезапно я голая и замерзаю. Одеяло сдернуто, обнажая мою наготу. — Отдай обратно!

— Время принимать душ, — смеется Рори и натягивает одеяло между своих ног.

— Придурок, отдай мне одеяло! — Кричу я, хватаясь за него, внезапно обеспокоенная состоянием своих волос. Не то, чтобы это было важно, Рори не сводит глаз с моей груди, с моих напряженных сосков.

— Я вел себя по-джентльменски. — Но его взгляд говорит об обратном. — Просто даю тебе возможность первой воспользоваться горячей водой.

Я перестаю жаловаться, потому что дело вот в чем: этот дом почти невозможно прогреть и мыться здесь определенно неудобно, учитывая, что древним погружным нагревателем можно нагреть лишь около половины галлона горячей воды в день.

— Но, если ты не против холодной воды, я без проблем приму душ первым.

— Вот уж фиг, — отвечаю я, соскакивая с кровати и поспешно ступая по голому полу. — Северное море и то теплее!