А Осень тем временем медленно отступала, уходя на заслуженный отдых и уступая главенство Зиме. Она лениво собирала пожитки, складывая их в промозглые дождливые тучки, а Зима с вежливым терпением наблюдала за этим со стороны, лишь изредка подгоняя свою рыжеволосую сестру колючим инеем под ногами, да тонким льдом на лужицах.

Грегор же продолжал свой путь, плотнее закутавшись в шарф.

И однажды он набрел на деревню, ютившуюся на крутом скалистом берегу. Ветер завывал здесь с удвоенной силой, словно стараясь сдуть деревушку прямо в бьющиеся о скалы волны. Его свирепый хохот то и дело перекрывал грохот моря, словно они о чем-то спорили.

Еще издали увидев эту деревню, старик почуял неладное, но именно это чувство являлось для него самой веской причиной, чтобы направиться прямиком туда.

Ежась от холодного ветра, соленого на вкус из-за бурлящего вокруг поселения моря, МакВизард вошел в деревню, заинтересованно оглядываясь по сторонам.

Жители деревушки оказались подстать суровым стихиям, день и ночь буянящим кругом и пытающимся в своем диком веселье стереть с лица Земли маленькое людское поселение, случайно оказавшееся в центре этого бешеного круговорота. Люди в деревне были мрачными и грубыми, но при этом полными энергии и жизни, только не радостной, а сумрачной и хмурой. Они недовольно – исподлобья и с едкой усмешкой – смотрели на чужака, словно прикидывая, сколько еще сможет этот худой старик устоять на ногах под стремительными напорами ветра.

Но Грегор был неприступен и равнодушен к забавам стихий и лишь незаметно ухмылялся, спрятавшись до самого кончика своего длинного носа за мягкой охрой шарфа.

Его уверенность и стойкость все больше злили местное население, разжигая суеверные первобытные подозрения. Чужой всегда вызывает у людей чувство отторжения. Что говорить о чужом, который не чувствует их неприязни и не боится трудностей, к которым сами они привыкали столетиями?

«Колдун!.. Колдун, вестимо!.. Черный маг!..» – зашептались в толпе.

Но Грегор продолжал бродить между подгнивающими и просоленными деревянными срубами в поисках места, где можно будет посеять чудо.

«Почему он бесцельно бродит рядом с нашими домами? Чего он хочет?» – спрашивали у себя люди и тут же находили ответ: «Не иначе как накладывает свои проклятия! Хочет извести нас!»

Тогда в людях проснулся древний страх – страх перед непознанным и непонятным. Через мгновение разъяренная толпа окружила старика. Их голоса слились в один – в голос страха, который кричал: «Уходи! Ты принес нам зло! Ты ответишь за это!»

– Я принес вам чудеса! – отвечал им МакВизард. – Я хочу сделать вас счастливее!

– Врешь! – скалилась и щетинилась, как напуганный дикий зверь, толпа, – ты нашлешь на нас беду!

Толпа выталкивала Грегора из деревни, шумела вокруг него, замахивалась своей когтистой лапой, готовая вот-вот нанести удар. Но старик не боялся ни людей, ни их страха. Улыбаясь, он уступил и позволил толпе вышвырнуть его к самой окраине, где жители с угрозами и проклятиями отступили, посчитав себя победителями.

И старик оказался у самого истока этого поселения – у скалистого обрыва, о который разбивались и ветер, и море.

– Какое удачное место, – подумал Грегор, – здесь, между деревней и стихиями, одолевающими ее, я и посею свое чудо, – решил он.

Старик встал почти на краю обрыва и задумчиво посмотрел в сторону горизонта сквозь морские брызги.

«Сколько еще чудес нужно посеять? Хватит ли их на такой огромный мир?» – вновь и вновь спрашивал себя МакВизард.

Он достал шкатулку и открыл её – чудес пока еще достаточно. Старик нежно посмотрел на крошечные зерна, несущие в себе такую огромную силу.

Как вдруг злой шутник ветер, которому совершенно не было дела до мира и до чудес, весело хохоча, выбил шкатулку из рук Грегора.

Чудеса посыпались прямо в море, и жадные волны проглотили их, даже не заметив. Старик отчаянным рывком постарался удержать шкатулку, но когда он, наконец, смог её поймать, на дне не осталось ни единого зернышка.

Ужас и пустота сковали МакВизарда, и он безразлично рухнул на ближайший камень, как механическая кукла. Шкатулка выпала у него из рук и, открытая, упала рядом, такая же пустая, как он сам.

Время застыло, звуки исчезли, и даже ветер, словно извиняясь за свою глупую шутку, затих. Мир вокруг старика стал словно нарисованные декорации к пьесе в провинциальном театре, на которую никто не пришел.

Но вдруг сквозь эту давящую тишину до Грегора, как из-за стекла, донесся чей-то взволнованный тоненький голосок:

– Сэр! Вам плохо, сэр? Ответьте!

МакВизард пришел в себя, почувствовав, как кто-то настойчиво дергает его за рукав. Он равнодушно взглянул на того, кто вывел его из этого пустого оцепенения. На старика взволнованно смотрела девочка лет десяти, одетая в старое платье и кутавшаяся в ветхую шаль. Очевидно, она жила в той самой деревне, из которой Грегора прогнали, обвинив в черной магии. Но, скорее всего, девочке не пришло в голову, что старый мужчина, опечаленный каким-то несчастьем, может быть опасен.

– Что с вами произошло, сэр? – спросила она. – Вы чем-то огорчены.

МакВизард усмехнулся – «огорчен»! – вряд ли масштаб его трагедии можно выразить этим заурядным словом. Тем не менее, он ответил:

– Ты даже не представляешь насколько, милое дитя.

– Может, я смогу вам помочь? – спросила девочка.

– Нет, это невозможно, – бесцветным голосом откликнулся старик.

– Вы, наверное, что-то потеряли! – предположила она, указывая на шкатулку, валявшуюся около безучастно повисших рук Грегора.

– Не уверен, что ты поймешь и поверишь, – безразлично сказал МакВизард, – но я все-таки отвечу. Я действительно кое-что потерял, проницательная юная леди. Мне была поручена чрезвычайно важная миссия. В этой шкатулке, – он слабо кивнул в сторону своей ноши, – я вез чудеса. Я вез их отчаявшимся и потерявшим надежду людям, тем, чьи души огрубели и зачерствели от невзгод, разгуливающих по миру. Но теперь все кончено. Я в отчаянии. Чудес больше нет. Они все упали в море. И больше я не смогу никому помочь, – и старик снова остановившимся взглядом уставился в сторону обрыва.

– Сэр, а как выглядели ваши чудеса? Рыбаки скоро привезут свой улов… Раз чудеса упали в море, может они и их поймают? – девочка снова стала дергать Грегора за рукав, возвращая к реальности.

– А? Что? – очнулся МакВизард. – Нет- нет, они их не выловят. Чудеса – они такие маленькие, как зернышки. Собственно, они и были похожи на зерна.

Тут девочка заулыбалась и стала шарить в карманах платья.

– Ох, сэр! Да я же смогу вам помочь! – радостно сообщила она. – Вот! У меня их много!

Грегор удивленно посмотрел на нее. Девочка протягивала ему на ладошке несколько самых обыкновенных яблочных зернышек.

Он внимательно посмотрел на её ладонь, потом бережно взял зернышки и переложил в шкатулку – все, кроме одного. Одно он закопал в землю рядом с камнем, на котором сидел. А девочка стояла и улыбалась, довольная тем, что смогла помочь старику, который больше не выглядел печальным, скорее ошарашенным.

Грегор действительно был поражен. Как же все просто! Ведь и правда, чудом может стать любое зернышко, если его правильно поливать! И ни одно чудо не вырастет без веры.

И с этого момента чудес у Грегора Мак-Визарда всегда достаточно, и шкатулка его всегда полна.

Там, далеко-далеко, на самом краю мира, где в диком танце кружится и смеется несметное множество снежинок, где Вьюга прядет снежную пряжу, а Северный Ветер носится на ледяном коне, распевая свои дикие песни, там, в недрах самой высокой и старой горы, раскинулись покои Госпожи Зимы.

В морозных залах её дворца всегда царит звенящая тишина. И только холод разбивается о ледяное зеркало стен.

Но сегодня в обители вечной зимы неспокойно. Обыкновенное ледяное спокойствие то и дело нарушают небольшие снежные бури, мечущиеся, как загнанные зверьки, от одной гладкой стены к другой. Такое во дворце случается только тогда, когда хозяйка сильно не в духе. И тут уж всем обитателям остается надеяться лишь на то, что гнев её не усилится, потому как в этом случае одними снежными бурями не обойдется.