– Мистер, вы не подскажете, когда будет выступать Эмили Прюмор?
– Да прямо сейчас. Советую тебе занять удобное место поближе к сцене.
Элайджи юркнул в кусты, из которых он мог видеть все, что происходило на площадке.
– Может, ты мне отдашь мою одежду? Мне не очень-то хочется ходить в дырявых грязных штанах! – прозвучал сзади раздраженный голос Билли.
Ребята быстренько переоделись, и Билли, недовольно потирая ухо, словно показывая, что ему явно не доплатили, поспешил на конкурс сластен, а Элайджи устремил все свое внимание на группку людей, которым предстояло бороться за почетное звание «таланта деревни».
На сцену под громкие аплодисменты вышла Эмили. В новом голубеньком платьице она, без сомнения, была одним из ангелочков. Все с таким восторгом смотрели на нее, что боялись пропустить малейший ее жест.
Эмили подошла поближе к краю. Музыканты заиграли душевную мелодию. Она огорченно пробежала глазами по толпе, словно пыталась кого-то найти, кого здесь не было. И, по-видимому, так и не найдя, затянула нежную и грустную песню, опустив глаза. Элайджи все это видел и, несмотря на возможность быть пойманным миссис Дорис, проскочил в толпу. Аккуратно пробравшись как можно ближе к сцене, он остановился. Эмили взглянула на него своими голубыми глазами, и на ее лице засиял восторг. Она начала петь громче и живее, так как знала, что он пришел ради нее. После песни все радостно зааплодировали, и к сцене ринулось множество человек с цветами. Элайджи аплодировал громче всех, выражая свое восхищение. Рядом со сценой стояли родители Эмили Прюмор и, улыбаясь, получали комплименты.
– Ах, ваша дочь просто прелесть! – говорили все кому не лень.
После выступления Элайджи бросился бежать что есть сил на конкурс изобретателей, ведь уже подошла его очередь.
– А сейчас я представляю вам юного Элайджи со своим изобретением «Полет мечты», – продолжал конкурс мистер Дикклуф. – Ну где же Элайджи, никто не видел его?
Все начали оглядываться по сторонам в его поисках.
– Я здесь! – выкрикнул кто-то из толпы, и на сцену вылез Элайджи.
– Что ты покажешь нам, сынок? – с любопытством спросил мистер Дикклуф.
Элайджи достал из своего свертка крылья.
– Крылья? Что за глупости? – начали удивленно переглядываться зрители.
– Я просто… я просто хочу летать, – продолжил робко Элайджи под насмешки и гул неодобрительных возгласов. – Я… я еще ребенок, и это моя мечта. Возможно, это звучит глупо, но каждый из вас когда-то был ребенком, и у каждого из вас была какая-то смешная мечта. И пусть ваши обязанности взрослых заставили забыть вас об этом, но неужели, смотря на плавный полет птицы, вы никогда не хотели взлететь?
На удивление, негодование сменилось на задумчивое молчание. Все вспомнили о детстве, о своих забытых мечтах, со страхом осознавая, что Элайджи был прав.
– Давай, Элайджи, давай, парень! – крикнул мистер Рей.
– Элайджи! Элайджи! Элайджи! – подхватили все остальные.
Элайджи надел крылья и приготовился к прыжку.
Тем временем мимо как раз проходила миссис Бунч в поисках своих сорванцов. Крики с именем Элайджи привлекли ее внимание, ведь она знала только одного человека, кому принадлежало это имя.
– Что здесь происходит? – гневно крикнула она, раздвигая толпу руками. – Элайджи?! Да как ты посмел? – И миссис Дорис ринулась на него всей своей массой.
Ей не составило большого труда одним движением стащить его со сцены.
– Что? Ослушаться меня вздумал? Летать, видите ли, ему захотелось! – орала она, трепля Элайджи за ухо.
Элайджи приподнялся на цыпочки, обхватил держащую его руку, пытаясь освободиться, и сильно зажмурился, словно съел кислый лимон. Однако он продолжал терпеть боль, не выкрикнув ни единого слова. Люди в толпе, разинув рот, смотрели на все происходящее, но вмешаться никто не осмелился, так как все знали, кто такая миссис Дорис Бунч и что любой может оказаться на месте Элайджи. Она беспощадно содрала с его спины привязанные крылья и начала их рвать и ощипывать как курицу.
– Вот тебе! Вот тебе! – орала она при этом, нервно выдирая пучки смятых перьев. – Я тебе покажу где раки зимуют! Будешь жалеть, что появился на свет.
– Нет, что вы делаете?! – крикнул Элайджи, видя, как лихо она расправляется с его драгоценными крыльями.
– Вот, получай! Вот тебе твои крылья! – И миссис Бунч кинула последний клочок перьев ему под ноги. Вернее, все, что от них осталось.
В какой-то момент наступило затишье. Элайджи, сжав кулаки, стоял и смотрел на клочья перьев, валяющихся повсюду. К его горлу подступил комок, а на глаза нахлынули слезы. Чтобы не заплакать, Элайджи крепко сжал зубы, да настолько, что вены вздулись на его висках, а лицо покраснело, впрочем, как и ухо. Он поднял голову, на него смотрело множество пар глаз. Кто-то перешептывался, а кто-то стоял, разинув рот. Элайджи осмотрел всех вокруг, взгляд его остановился на Эмили. Она тоже прибежала поболеть за него, а сейчас она неподвижно стояла, закрывши рот рукою, и смотрела на него глазами, полными страха и сочувствия. Такого позора Элайджи не мог представить даже в самых кошмарных снах и, спасаясь бегством, он все еще чувствовал этот взгляд позора, который смотрел ему вслед глазами его односельчан, глазами Эмили.
Элайджи бежал по темным пустым улочкам. Он бежал и ни о чем не думал. Все, чего он сейчас хотел, так это побыстрее забраться к себе в малюсенькую комнатушку и укрыться там от всего мира, который не принял его, который был против. Каждый его шаг был пропитан болью и унижением. Смысл жизни, казалось, навсегда был потерян, а мечты разбиты, вернее, разорваны в клочья.
– Элайджи, сынок, ну как все прошло? – окликнула его пожилая миссис Дороти Лэй, стоявшая у забора своего дома.
Элайджи остановился и взглянул на нее глазами, полными слез. Даже в этой темноте было видно отчаяние на его лице.
– Что с тобой случилось, милок? – сочувствующе спросила его Дороти.
Но Элайджи не проронил ни слова, он снова сжал руки в кулаки и бросился бежать.
– Совсем извела его эта Дорис Бунч, – качая головой, сказала миссис Лэй, смотря ему вослед.
Забежав в свою комнатушку, Элайджи камнем рухнул на кровать и отвернулся лицом к стене. В комнате было темно и тускло. Теперь она стала и убежищем, и защитой, в которой можно было спрятаться от всего внешнего мира. Уж здесь-то точно его никто не увидит. Элайджи свернулся калачиком и тихо заплакал. Он впервые плакал за столько лет.
Возле кровати лежал Смельчак и тихо скулил. Он не понимал, что случилось с его другом, но это было что-то очень плохое. В окно влезла голова Му.
– Му-у-у, – замычала она, интересуясь, что все-таки происходит.
Смельчак подошел поближе и, запрыгнув передними лапами на кровать, начал нежно теребить его за плечо. Элайджи дернул плечом, показывая, что ему это не нравится. Но Смельчак и не думал сдаваться. Следующее, что он решил учудить, срабатывало безотказно. Он аккуратно взялся за конец одеяла и начал стягивать его на пол вместе с лежавшим на нем Элайджи.
– Смельчак, прекрати! Неужели ты не видишь, что я хочу побыть один? – крикнул Элайджи, и Смельчак, словно покоряясь, немного пригнулся.
– Прости меня, Смельчак, я не хотел на тебя кричать. Просто не трогай меня, – с этими словами Элайджи погладил пса по голове и лег обратно, укутавшись одеялом.
Вдалеке остались крики и гул ночного празднества, вдалеке остались взрывы фейерверков. Темнота все больше окутывала и успокаивала. Тишина уже заглядывала в окно. И тут Элайджи провалился. Он летел в какую-то яму, не имеющую дна. Повсюду появлялись чьи-то руки. Злобный хохот и мрак на мгновенье перебили ласковые слова какой-то красивой женщины: «Элайджи, вставай, мой малыш». Потом из темноты вылетели сотни стрекоз, и пред глазами Элайджи замелькали тысячи крыльев. Он услышал зловещий смех какой-то старухи, и темнота со стрекозами превратилась в длинную черную ленту. Блеснуло острие золотых корявых ножниц. Сопровождаемые ужасным криком они разрезали пополам эту ленту, и… Элайджи проснулся. Он мгновенно вскочил, на его лбу выступил пот, и, чтобы побороть одышку, Элайджи начал делать большие вдохи. Ему редко когда снились плохие сны, но этот кошмар за последний месяц снился ему чуть ли не каждый день. Элайджи посмотрел вниз, из-под кровати торчал хвост спящего Смельчака. Чтобы не разбудить его, он аккуратно встал и на цыпочках подошел к небольшому грязному старому зеркалу, висящему на стене. Элайджи повернулся и задрал рубашку. На его спине ясным пламенем горели две вертикальные одинаковые полоски, пронизывая тело нарастающей пекущей болью. На мгновение Элайджи показалось, что к его спине приложили два раскаленных железных прута.