Рекомендовано к печати Издательским отделом Санкт-Петербургской Епархии

Печатается по изданию 1891 года.

Материал для пастырей при составлении поучений и назидательное чтение для всех православных христиан.

Составил протоиерей Ф. Ласкеев.

От С.-Петербургского Духовного Цензурного Комитета печатать дозволяется. СПб. 7 Сентября 1890 г.

Цензоръ Свящ. А. Автономовъ.

В житии святого Коприя (9-го июля) повествуется:

Однажды святой Коприй рассказывал собравшимся к нему братиям о житии преподобного Патермуфия и о прочих святых, а брат один, не веря этим рассказам, не слушал и задремал, и вот видит в сонном видении в руках святого Коприя написанную золотыми буквами книгу, от которой он беседовал к братиям, а близ него стоял некий светлый муж, благообразный и украшенный сединами. Грозно посмотрев на дремлющего, муж этот сказал: «Зачем не веришь рассказываемому и дремлешь, не слушая?» Тогда брат, пробудившись в ужасе, тотчас рассказал прочим, что видел, и с того времени всегда с верой и вниманием слушал рассказы святого Коприя.

Когда уже преподобный Нифонт[1] стоял на высоте иноческих подвигов, Бог попустил прийти на него искушению, чтобы, очистив, как злато в горниле, соделать его достойным еще высшей благодати. Искушение это состояло в четырехлетием исступлении ума от диавольского навождения.

Однажды вечером преподобный стоял на молитве, и вдруг слышит необыкновенный шум, идущий от правой стороны к левой. Святой ужаснулся и ожидал, что будет дальше. И вот явился диавол с великим ревом, угрозами и гневом, и так устрашил святого, что он как бы лишился ума. Когда же, прийдя в себя, он хотел помолиться и осенить себя крестным знамением, диавол устремился на него, говоря: «Оставь молитву, и я не буду бороться с тобой». Преподобный же отвечал: «Никогда не послушаю тебя, дух нечистый; если Бог повелел тебе погубить меня, я принимаю это с благодарением, если же нет, то скоро, при помощи Вышнего, имею победить тебя». Диавол же сказал: «Прельстился ты, Нифонт, где Бог? – нет Бога», – и это постоянно говорил ему бес, развращая и помрачая ум его. А святой отвечал: «Ты, диавол, говоришь, как безумный, рече бо безумен в сердце своем: несть Бог (Пс. 13, 1)». И хотел сотворить молитву, но не мог, устами говорил, а ум рассеивался. И был святой в великой печали, имея ум помраченный, отчего лишился и смысла человеческого. А когда немного приходил в себя, опять бес не переставал говорить ему: «Нет Бога». Святой же к нему: «Если сделаю блуд или убью, или еще что злое сделаю, но Христа моего не отвергнусь». А диавол снова начинал говорить ему: «Что, говоришь, есть Христос? Нет Христа: я один содержу все и царствую над всем, кто же тебе сказал, что есть Бог или Христос». Святой отвечал: «Не прельстишь меня, область темная, отступи от меня, враг всякой правды». Диавол же неотступно боролся с ним, помрачая его ум и понуждая говорить, что нет Бога. Так провел святой четыре года, борясь с бесом и нудя себя к молитве. И вот однажды, молясь и сомневаясь, есть ли Бог, воззрел он на икону Спасителя, и, вздохнув из глубины сердца, простер свои руки к иконе, говоря: «Боже, Боже мой, почто Ты оставил меня! Извести мне, Бог ли Ты, и нет ли другого, кроме Тебя, чтобы я не преклонился к совету врага». Сказав это, он увидел на иконе лицо Христово светящееся, как солнце, и почувствовал неизреченное благоухание. Объятый ужасом, упал он на землю, говоря: «Прости меня, Владыко, что я искусил Тебя, сомневаясь о Тебе, Боге моем; верую отныне, что Ты один – Бог и Создатель всей твари». Лежа на земле, он приподнялся и, посмотрев на образ

Спасителя, увидел чудную вещь: образ, как живой человек, поводил глазами и двигал бровями. Нифонт воскликнул: «Благословен Бог мой и благословенно имя славы Его ныне и во веки, аминь». С этой минуты возвратилась к преподобному благодать Божия, и он стал весел и светел лицом. Некоторые же, видя это, говорили: «Что это значит: сколько лет ходил он насупленный, а ныне радуется и веселится!» А святой возымел с того времени дерзновение на бесов и, ругаясь им, говорил: «Где говорящие: нет Бога», – и побеждал их непрестанно молитвой. Размышляя же о прежних грехах своих, говорил к себе: «Пойдем, грешный Нифонт, в церковь, исповедуем грехи наши Господу, ибо там ожидает нас щедрый Отец», – и пошел. Приблизившись к дверям церковным, поднял кверху руки свои и воскликнул с горьким плачем: «Господи Иисусе Христе, Боже мой, прими меня, умершего душой и умом, прими хульника и грешника, скверного душой и телом, прими неприязнь бесстыдную и не отврати лица Твоего, Владыко, говоря: “Не знаю: кто Ты”, – но услыши глас молитвы моей и спаси меня, как не хотящий смерти грешникам; не оставлю Тебя и не отступлю от Тебя, доколе не послушаешь меня и не дашь прощения грехам моим». Когда он молился так, вдруг сделался великий шум с неба, и он как бы в восхищении увидел в облаках лицо пресветлого Мужа с распростертыми руками. Обняв ими блаженного, как некогда отец блудного сына, Муж сей целовал шею преподобного и говорил: «Хорошо ты сделал, что пришел сюда, чадо Мое, ибо Я много тужил и плакал о тебе, как горело сердце Мое, ожидая, когда обратишься ко Мне – в вечер или утро. Теперь радуюсь и веселюсь, видя тебя, обращающегося ко Мне всем сердцем». И долго плакал преподобный. Потом, когда он опять стал молиться, явился ангел Божий, держа чашу, полную мира, которую излил на главу его, и исполнилось то место благоухания. Все это передал после Нифонт ученику своему.

Жития святых, 23-е декабря

Когда на I Вселенском соборе (в 325 году, в Никее) у святых отцов был великий спор о Боге с арианами (еретиками), святой Спиридон, епископ Тримифунтский, показал троичность Лиц в Боге таким образом: взял кирпич в руку и стиснул его, и тотчас из кирпича вышел огонь в высоту, потекла вода вниз, а в руке осталась сама глина. Святой сказал: «Вот тут три стихии, а кирпич один: так и в Святой Троице три Лица, но Един Бог».

Жития святых, 12-е декабря

Угодник Божий Макарий[2], тезоименитый блаженству, родился в Нижнем Новгороде от благочестивых и богобоязненных родителей, отца именем Иоанн и матери Марии. Он был достоин удивления от сосцов матери своей. Ибо, будучи еще младенцем, когда бывал церковный звон к утрени, он пробуждался на постели своей, плакал и кричал, как бы понимая, и слезами, вместо слов (так как еще говорить не мог), выражая желание, чтобы несли его в церковь. И не только когда бывал звон к утрени, но и ко всякой другой церковной службе, отрок начинал плакать, а в другое время скромно молчал. Сначала родители не понимали причины плача ребенка и тужили об этом, потом узнали таким образом: в один праздничный день, когда был звон к утрени и ребенок, по обычаю, заплакал, родители его, собираясь в церковь, говорили между собой: «Если бы ребенок наш отвык плакать (в это время), то мы всегда стали бы носить его в святую церковь к службам церковным», – и, взяв ребенка, понесли его с собой в церковь. Тотчас перестал плакать ребенок, и вошли с ним в церковь. В церкви, во время богослужения, ребенок радовался, улыбаясь матери своей. Ибо как древле голос Пречистой Матери Божией, пришедшей к Елисавете, исполнил радости носимого во чреве матернем младенца, святого Иоанна Предтечу, се бысть яко (сказала Елизавета) глас целования твоего во ушию моею, взыграся младенец радощами во чреве моем (Лк. 1, 44): так, нечто подобное этому произошло и с этим блаженным отроком, ибо глас пения церковного, касаясь его слуха, претворял плач его в радость. С этого времени родители, поняв причину плача ребенка, приказывали носить его в церковь к каждой церковной службе. Если же когда ребенок не был носим в церковь, то, по-прежнему, начинал неутешно плакать, когда же бывал унесен, радовался, и, принесенный из церкви, также бывал радостен: из этого родители его догадывались, что об отроке этом будет особенное промышление Божие.