– Маринетт, – невинно замечает она, – как, говоришь, зовут твоего парня?

Подруга тут же бросает на нее подозрительный взгляд и, наконец, отвечает:

– Я ничего тебе не говорила.

– Но почемууууу? – стонет Алья. – Маринетт, ты не говоришь о нем абсолютно ничего. Не показываешь мне фотографий, даже не говоришь, сколько ему лет… Мы же подруги, разве нет? Почему ты не рассказываешь мне о нем?

– Я тебе уже говорила, – вздыхает Маринетт, явно решившая игнорировать ее жалобы. – Это сложно…

– Что тут такого сложного? – настаивает Алья, наклоняясь к ней. – Маринетт, ты знаешь, что можешь мне доверять. Можешь всё мне рассказать. Клянусь, я никому не скажу.

– Знаю, знаю, – отвечает Маринетт, пожимая плечами. – Просто… Алья, мне жаль.

Удобно усевшись на вершине крыши, Ледибаг рассеянно созерцает расстилающийся у ее ног город.

Солнце лениво садится над столицей, украшая ее золотыми отблесками и придавая домам, которые вырисовываются на горизонте, вид сверкающей короны. Улицы внизу всё еще оживленно кишат. В воздух поднимается гудение моторов, а пешеходы торопливо шагают по улицам, даже и не подозревая, что их героиня находится так близко.

Но и подняв голову, они не смогли бы ее заметить. Ледибаг благоразумно выбрала себе насест, остановившись на месте, откуда она могла бы оглядывать окрестности, спокойно оставаясь вне поля зрения.

Ледибаг испускает раздраженный вздох, машинально постукивая пальцами по ноге. Она устала лгать Алье. Устала без конца уклоняться от ее вопросов, устала от напряженности, которая царит между ними уже некоторое время. Она хотела бы иметь возможность свободно говорить с ней о своей личной жизни, как любая другая девушка.

Но она не любая другая, и человек, с которым она встречается, настолько же, как она, выбивается из обычного.

Ледибаг вдруг вскидывает голову. Она услышала что-то позади. Легкий звук от того, что кто-то мягко приземлился на шифер, а потом звук медленно приближающихся шагов. И в ее поле зрения появляется рука в перчатке, чтобы осторожно коснуться ее щеки.

Ледибаг не может не улыбнуться на это нежное прикосновение, которого ей так не хватало весь длинный день.

– Добрый вечер, моя Леди, – мягко мурлычет Черный Кот.

– Добрый вечер, Кот, – отвечает она, поднимая к нему голову.

Черный Кот наклоняется к ней, чтобы оставить на губах легкий поцелуй, а потом садится рядом. Плавным привычным жестом он обнимает ее за талию и нежно притягивает к себе. Ледибаг опускает голову на плечо Кота, немного ерзает, чтобы лучше свернуться рядом с ним, и тихонько удовлетворенно вздыхает.

Уже несколько месяцев эта нежная физическая близость между ними не представляет собой ничего необычного, но каждый раз Ледибаг чувствует пробегающую по позвоночнику восхитительную дрожь. Она не сразу дала шанс напарнику, но ни капли об этом не сожалеет.

Черный Кот заключает в себе всё, на что она могла надеяться, и даже больше.

Он ее напарник и лучший друг. Тот, кому она абсолютно доверяет; тот, кто знает ее наизусть, даже если ему неизвестно ее имя.

Тот, кто заставляет ее смеяться. Улыбаться.

Тот, кого она могла бы целовать, пока не начнет задыхаться, и просить еще.

В радостях и в невзгодах этот парень решительно стал центром ее вселенной. Он понемногу проник в ее сердце, вопреки всем страхам или колебаниям, которые могли у нее быть. Ледибаг ни мгновения не сомневается, что отношения с Черным Котом – лучшее, что с ней когда-либо случалось. Он вызывает у нее чувство принадлежности чему-то большему, чем она сама, ощущение, что она нашла свое место в мире.

Он делает ее счастливой. Просто-напросто.

– У тебя был хороший день? – спрашивает Черный Кот, наклоняясь к ней, чтобы нежно поцеловать в висок.

– Ну, так, – устало отвечает Ледибаг.

Черный Кот почти неощутимо вздрагивает, и Ледибаг чувствует, как в груди разливается волна нежности к напарнику.

За замашками фанфарона у этого парня прячется самая предупредительная личность, какая только может быть. Он всегда замечает, если у нее подавленное настроение – вопреки усилиям, которые она порой прикладывает, чтобы это скрыть, – и никогда не оставляет ее грустить, не использовав все средства, чтобы вернуть ей улыбку.

Ледибаг с глубочайшей уверенностью знает, что он всегда будет рядом. Чтобы поддержать ее, подбодрить, быть опорой в малейшие мгновения слабости.

– Но стало гораздо лучше с тех пор, как ты здесь, – продолжает она с полной нежности улыбкой.

Черный Кот немедленно расслабляется. Его лицо освещается, а пронзительно зеленые глаза начинают искриться радостью.

– А у тебя? – спрашивает Ледибаг.

Кот мгновение колеблется.

– Тоже – так, – наконец, отвечает он и с лукавой улыбкой заключает: – Но стало гораздо лучше с тех пор, как ты здесь.

Ледибаг смеется, и хрустальный звук ее смеха приводит в восхищение ее напарника. С широкой улыбкой на губах она слегка поворачивается, чтобы быть лицом к Коту, обнимает его за шею и притягивает к себе, чтобы нежно поцеловать.

Все ее заботы, временно забытые, немедленно улетают.

У Ледибаг будет полно возможности подумать о трудностях с Альей позже. Сейчас она пользуется моментом, наслаждаясь нежными поцелуями с Черным Котом на крышах Парижа.

Проходят дни, и Алья отчаянно пытается разузнать побольше о таинственном парне, с которым встречается Маринетт.

Но напрасно.

К ее великому несчастью, лучшая подруга с таким упорством защищает свои секреты, с каким даже сама Алья не пытается их узнать. Маринетт избегает малейших вопросов, делает вид, будто ничего не понимает, сбегает, когда допросы становятся слишком настойчивыми.

А хуже всего, Алья с бессилием видит, как на руках подруги появляются новые синяки. Каждый раз она пытается добиться от Маринетт ясных и четких объяснений этим синякам. И каждый раз подруга дает ей всё более и более абсурдные оправдания.

Однажды она поскользнулась на бутерброде.

В другой раз ударилась рукой о низкий столик.

Потом на нее упал больной голубь. Два раза.

Это слишком для Альи. Устав безрезультатно крутиться вокруг проблемы, она решает спросить подругу напрямую.

– Маринетт, твой парень бьет тебя? – без предисловий спрашивает она.

Маринетт резко подпрыгивает. Удивление на ее лице не могло бы быть более очевидным, но оно быстро исчезает, уступая другому выражению. Маринетт хмурит брови, краснеет, а потом направляет на Алью сверкающий гневом взгляд.

– Что ты такое болтаешь? – глухо рычит она.

– Маринетт, – увещает Алья, мягко кладя ладонь на ее руку. – Я не слепая… Этот парень, о котором ты отказываешься рассказывать, эти синяки, для которых у тебя нет никаких объяснений… Может, ты и влюблена в него, но это ни в коем случае не оправдывает, что он…

– Он не бьет меня! – раздраженно восклицает Маринетт.

Алья с трудом сдерживает глубокий вздох.

Отрицание, конечно.

Она должна была этого ожидать, особенно когда речь о ее лучшей подруге.

Маринетт одновременно упряма, слишком милосердна и слишком оптимистична. А хуже всего, у нее есть досадная склонность терять всякий здравый смысл, когда она влюблена.

Опасный коктейль. Опасный для нее.

Тем хуже. Маринетт может прятать голову в песок сколько угодно, но она должна открыть глаза на ситуацию. И для этого у Альи есть план.

Адриан может только восхищаться упорством Альи.

Почти каждый день он слышит, как она расспрашивает Маринетт о парне, с которым та встречается. Иногда она задает прямые вопросы, спрашивая о имени и возрасте. В других случаях проявляет больше коварства – или тонкости, как она предпочитает говорить – и пытается вытянуть информацию обходными путями, в случайном разговоре, не имеющем к этому никакого отношения.

– Эй, а у исторички симпатичный новый цвет волос, – слышит он немного слишком воодушевленный, чтобы звучать естественно, голос Альи. – Я всегда обожала рыжие волосы. А ты, Маринетт?