Сожжение книг привело к тому, что нацистов стали считать «культурными варварами». Сожжение стало символом интеллектуального упадка, который последовал в 1930-е и 1940-е годы, когда нацисты захватили контроль над всеми средствами лингвистического, культурного и творческого самовыражения людей. Но в то же время оно стало свидетельством того, что нацистский геноцид против врагов режима принимал не только физические, но и культурные формы.

И все же за дымом книжных костров и культурными последствиями сожжения книг скрылось и кое-что еще. Последующие поколения интерпретировали сожжение книг примерно так же, как и сами нацисты, считая костры ритуальными играми и пропагандистскими акциями. Образ горящих книг был слишком эффектен и слишком символичен, чтобы не использовать его при написании истории. Но сожжение книг стало настолько мощной метафорой истребления культуры, что оно затмило собой еще один неприятный аспект истории нацизма. Нацисты не просто уничтожали книги – они с фанатичной одержимостью собирали их.

Пока постепенно остывали угли немецких книжных костров, в интеллектуальных и идеологических кругах национал-социалистической партии начал формироваться план. Этот план не предполагал уничтожение интеллектуального, культурного и литературного наследия нации, а имел другие, гораздо более тревожные цели. В мае 1933 года было сожжено всего несколько десятков тысяч книг, однако в ходе организованных партией рейдов было конфисковано и захвачено, зачастую втайне, гораздо больше книг. После того как студенты разгромили Институт сексуальных наук в Берлине, отряды СА конфисковали большую часть институтской библиотеки – свыше десяти тысяч книг. Однако их отвезли не на Опернплац, а в штаб-квартиру СА.

Нацисты не собирались уничтожать врагов, искореняя литературное и культурное наследие коммунистов, социал-демократов, либералов, гомосексуалистов, евреев, цыган и славян. Собственно говоря, нацисты не были «культурными варварами», которыми их принято считать. Их нельзя было назвать и воинствующими антиинтеллектуалами. На самом деле они намеревались создать новый тип интеллектуала, картина мира которого была бы основана не на ценностях либерализма и гуманизма, а на приверженности своему народу и расе.

Нацисты не осуждали профессоров, исследователей, писателей и библиотекарей; они хотели привлечь их к формированию армии интеллектуальных и идеологических воинов, которые своими тезисами и книгами стали бы вести войну против врагов Германии и национал-социализма.

Основанный в Мюнхене в 1936 году Институт изучения еврейского вопроса занимался легитимизацией антиеврейской политики режима. Это был филиал Имперского института истории новой Германии, во главе которого стоял нацистский историк Вальтер Франк. В задачи института входило оправдание стремления Германии к мировому господству, «научное» унижение врагов нации и создание интеллектуальных основ, на которых Третий рейх будет стоять на протяжении тысячи лет. Подобно тому как Римскую империю, пример с которой брали национал-социалисты, создавали не только солдаты и архитекторы, но и историки и поэты, планировалось, что Тысячелетний рейх будет построен не только кровью и камнем, но и словами.

В этой войне книги были бы не столько жертвой, сколько оружием. Нацисты хотели победить своих врагов не только на поле битвы, но и в мыслях. Эта победа должна была пережить их самих, пережить геноцид и холокост. Нацисты надеялись победить не посредством уничтожения литературного и культурного наследия своих врагов, а посредством похищения, присвоения и искажения этого наследия, а также обращения их библиотек и архивов, их истории и памяти против них самих. Они хотели захватить право писать историю. Именно такая идея лежала в основе самой масштабной кражи книг в истории мира.

Берлин

Меня ведут по длинному пустынному коридору, стены которого выкрашены в бледный горчично-желтый цвет. Тут и там висят картины в тонких рамах, бездушные репродукции, которыми полны больницы и офисы третьеразрядных государственных учреждений. Коридор ведет в комнату, которая словно лишена другой цели, за исключением соединения с другими горчично-желтыми коридорами, которые расходятся в разные стороны. Такое впечатление, что это здание лишено четкой планировки, как средневековый центр города. Это вполне объяснимо. Центральная и региональная библиотека Берлина, расположенная всего в нескольких минутах ходьбы от Бебельплац, построена на руинах Берлинской городской библиотеки, ее предшественницы. Впечатляющее здание на острове посреди реки Шпрее было полностью уничтожено при бомбардировке во время войны. После войны библиотека, которая находилась в советской зоне, была заново отстроена из руин. Сегодня это несколько шизофреническое здание с грандиозным неоклассическим фасадом и скромным интерьером времен ГДР резко контрастирует с другими, более благоустроенными зонами.

Себастьян Финстервальдер остановился возле одной из множества серых дверей, которые мы миновали, и вытащил ключ. Себастьян работает в библиотеке научным сотрудником. Ему за тридцать. У него растрепанные волосы до плеч, усыпанный клепками ремень, ботинки с неоново-желтыми подошвами и кожаные перчатки с обрезанными пальцами. Такое впечатление, что он только что вышел из клуба в Кройцберге. Улыбнувшись мне, Себастьян открыл дверь и демонстративно вдохнул запах заброшенной библиотеки: пыль, сухая кожа, пожелтевшая бумага. Комната так и кишела книгами, которые стояли на полках вплотную друг к другу. Их корешки были основательно потрепаны. Пока мы шли по проходу, мне приходилось поворачиваться боком, чтобы протискиваться между книгами, которые упирались мне в живот.

«Сейчас здесь все аккуратно расставлено. Когда мы впервые сюда пришли, книги стопками лежали повсюду. Прямо на полу, в каком-то старом порядке. Десятки лет их просто швыряли в эту комнату. Здесь было сорок тысяч книг. Чтобы разобрать их, понадобилось много месяцев, – сказал мне Себастьян, показывая полку, на которой все книги были снабжены белыми бумажными ярлыками с номером. – Мы полагаем, что вот эти книги были украдены».

Он протянул руку вдоль полки, которая простиралась на двадцать метров в другой конец комнаты.

Сегодня никто точно не знает, сколько украденных книг хранится в Центральной и региональной библиотеке Берлина. Себастьян Финстервальдер показывал мне комнату за комнатой, и все они были забиты книгами. Украденные книги скрывались во всех уголках этого огромного здания – самой большой публичной библиотеки Германии. Большинство из них по-прежнему оставалось в общем собрании, которое включало в себя более трех миллионов томов. Несколько десятков тысяч украденных книг еще даже не было обнаружено.

Внешне эти книги ничем не отличались от остальных. Среди них были сказки, романы, сборники стихов, книги о грибах, самолетах и инженерии, песенники, словари, религиозные сочинения. Чтобы понять, что эти книги были особенными, нужно было открыть их и заглянуть внутрь. Зачастую их выдавали первые же страницы. Там были красные или черные печати или прекрасные экслибрисы – книжные знаки, которые вклеивали их владельцы. Часто это свидетельствовало о том, что книга входила в более крупное собрание. Иногда на первых страницах обнаруживались посвящения, подписи или добрые пожелания – как, например, в немецком издании книги британского путешественника Генри Стэнли «В дебрях Африки», где посвящение было написано изящным курсивом:

Моему любимому Руди

на тринадцатый день рождения.

От мамы.

25.10.1930

Себастьян сказал, что эта книга, вероятно, принадлежала Руди Йоэльсону, родившемуся в 1917 году в Берлине. Пятнадцатого августа 1942 года его депортировали в Ригу, где через три дня казнили.

Если внимательно рассмотреть форзац, можно увидеть также начертанную карандашом загадочную, но многое объясняющую букву: J. Это сокращение выдает происхождение книги и объясняет судьбу ее владельца: Judenbücher («книги евреев»).