— Второе условие! Никогда, ни при каких условиях, вы не прерываете меня. Иначе я тут же разорву наше соглашение!
Девица молча кивнула, изображая теперь вселенскую покорность. Она даже потупила голову.
— Третье. — Я обошел ее вокруг, оглядывая с ног до головы. — Даже не вздумайте придти на прием в подобном виде! — Девица возмущенно вскинула голову, явно собираясь возразить, но я опередил. — Никаких декольте! — я кивнул на ее платье. — Немедленно застегнитесь на все пуговицы! — Она стиснула зубы, пробормотав что-то явно нелицеприятное в мой адрес, но стала застегиваться. — На приеме у вас будет самое скромное и закрытое платье, еще раз, никаких декольте, никакого эпатажа, яркого макияжа, немыслимых шляпок и прочего неприличия!
Девица вопросительно вскинула руку, подражая школяру на лекции. Я прикрыл глаза для успокоения, мысленно обратился к заступнику Тимофею, потом кивнул ей. — Говорите.
— Я никак не могу быть в скромном платье, понимаете! Я должна выглядеть богато и роскошно, ну поймите же, чтобы привлечь новых клиентов, но я обещаю, честно и торжественно, что платье будет самым закрытым! От шеи до пят все будет закрыто тканью!
Почему у меня подспудно возникло ощущение, что меня нагло обманывают?
— Учтите, если вы меня обманете, я без колебаний отправлю вас восвояси! И четвертое. И не надо так кривиться. Вы будете вести себя тише воды, ниже травы, никаких выходок, капризов и истерик. Я также надеюсь, что вы вспомните хорошие манеры и не опозорите меня за столом. И никакого общения с помчицей Малко. Я сам буду с ней разговаривать.
Теперь она вопросительно подняла палец.
— Ну что еще?
— Мне жизненно важно пообщаться с обвиняемой, но я обещаю сделать это в вашем присутствии…
— Нет, — я был категоричен. Девица надулась.
— Тогда я буду вам на ушко шептать вопросы, которые ей следует задать… Только боюсь, это будет выглядеть несколько странно и даже неприлично…
— Категорически нет. Если хотите, можете заранее сообщить мне вопросы, и я, возможно, сочту возможным их задать…
Девица недовольно надулась и буркнула, что согласна. Мы подошли к церкви, и я наконец задал вопрос, давно мучивший меня:
— Кстати, почему вы так уверены, что девочка мертва? Откуда такое знание?
Девица надулась еще больше и проворчала сварливо:
— Вам правду или соврать поприличней?
Я уже почти привык к ее отвратительным манерам, поэтому спокойно ответил:
— Правду, пожалуйста. Святой Инквизиции не рекомендуется лгать. Почему вы думаете, что Катрин мертва?
— Потому что она стоит у вас за спиной.
Я резко развернулся — сзади была полупустая узкая улочка, по которой спешили с вечерней службы редкие припозднившиеся горожане.
— Что за дурные шутки?
— Она ходит за вами, как приклеенная. Уже начала разлагаться и вонять. А еще она воет, на низкой ноте, словно скребет железом по стеклу.
Девица огорченно потупилась, потом продолжила.
— Да, ее никто не видит, кроме меня, но это не значит, что это выдумка моего разума. Все мои виденья оказываются правдой, к сожалению. Я предпочла бы многое из этого не знать и тем более не видеть. Но если вы мне не верите, то просто подумайте логически: куда делась Катрин? Перелезла самостоятельно через высокую ограду и сбежала к колдунье? Вы сами в это верите? Какой остается вывод? Колдунья провела ритуал прямо на месте, в саду, а вот что случилось с телом девочки, не знаю. Закопать помчица сама вряд ли бы смогла, спрятать тоже, я обыскала весь сад. В доме я не смотрела, но при такой-то жаре и скорости разложения мертвого тела ее бы уже точно нашли. Скорей всего, колдунья растворяет тела, под куклой в саду был участок мокрой земли…
Меня опять замутило.
— Довольно! Колдунья могла отвести глаза прислуге и просто вывести девочку к экипажу, — я хватался за эту спасительную мысль, поэтому перебил девицу, пытавшуюся мне что-то возразить. — Давайте уже зайдем в церковь.
Как всегда бывает в святых местах, на меня снизошло умиротворение и спокойствие. На встречу нам вышел отец Георг. Заглянув в его светлые и добрые глаза, я вдруг почувствовал, как все неприятности и тревоги этого безумного дня отступают прочь.
— Мальчик мой, — отец Георг нисколько не изменился, он поспешил навстречу, освятил меня священным знаком и заключил в объятия. — Ты так возмужал! Рад тебя видеть в добром здравии…
Отец Георг был моим наставником в Академии. Его отеческая забота, мудрость и, самое главное, непоколебимая вера в Единого и людей стали моей опорой на пути сомнения и принятия веры.
— Отец Георг, я тоже очень рад вас видеть. Жаль, что приходится встречаться при таких обстоятельствах…
Девица лишь невежливо кивнула отцу Георгу, поспешив к ждущей на скамье паре — белобрысому растерянному юнцу и измученной худой женщине лет сорока.
Отец Георг проводил девицу настороженным и неодобрительным взглядом, потом повернулся ко мне:
— Скажи мне, неужели ее подозрения подтвердились? Возможно, это всего лишь досадное недоразумение, она может преувеличивать…
Я отрицательно покачал головой.
— Увы, дело серьезное и требует безотлагательного вмешательства Святой Инквизиции. В опасности жизнь ребенка. А с кем разговаривает, — я замялся, мне почему-то не хотелось называть девицу по имени. — С кем разговаривает госпожа Хризштайн?
— Это ее брат, Антон, воспитанный и почтительный молодой человек. А вот рядом с ним, — теперь уже замялся отец Георг. — Бедная несчастная женщина, рабыня госпожи Хризштайн.
Я был неприятно поражен. Хотя чего я, в сущности, ожидал?
— В ужасном состоянии, больная, заморенная голодом и…
Девица о чем-то ожесточенно спорила с братом, ее поведение опять неуловимо изменилось. На лице появилась неприятная решимость и жестокость.
— Неужели она так плохо с ней обращалась? Мне все же сложно в это поверить.
— Похоже, что нет. Женщина сказала лекарке, что госпожа купила ее только вчера. Милосердие Единого, да пребудет с несчастной…
Похоже, девица поставила жирную точку в споре с братом, резко развернулась и направилась к выходу, безжалостно таща за собой хромающую невольницу. Брат плелся за ней с несчастным и обреченным видом. Я двинулся к ним навстречу, но девица меня проигнорировала, быстро следуя к выходу, пришлось притормозить ее за рукав. Она вскинула на меня взгляд, словно видя впервые, потом освободила руку и очень резко сказала:
— Антон, вместе с Тенью немедленно иди домой. Господин Тиффано, наш договор расторгнут. Отправляйтесь восвояси, делом госпожи Малко вам придется заниматься самостоятельно.
Я оторопел. Что еще за фокусы?
— Что значит расторгнут?.. Мне нужна кукла, слышите, — я успел перехватить ее за локоть уже на пороге церкви. Она вдруг резко извернулась и заломила мне руку за спину быстрым неуловимым движением.
— Вам придется искать другие улики, господин инквизитор. Забудьте про куклу. Я вам солгала, у меня ее нет. Желаю удачи.
Она отпустила меня, оттолкнув от себя, и скрылась в темноте улицы. Отец Георг поспешил на помощь, обеспокоенно всматриваясь в мое лицо.
— Мальчик мой, Кысей, что случилось?
— Хотел бы я знать, — я растирал покрасневшее запястье, какая же невероятная сила для такой худой девушки. — Ничего не понимаю, почему она вдруг так переменилась? Вы знаете, о чем она могла спорить с братом?
Отец Георг помрачнел.
— Не знаю, возможно, они решали, что делать с умирающей. Я хотел предложить госпоже Хризштайн оставить невольницу в нашем приюте, пусть остаток дней проведет в мире, здесь смогут о ней позаботиться, но не успел…
— Почему умирающей? Она так плоха?
— Наша лекарка дает ей от силы месяц, это при должном уходе. Запущенная чахотка, легкие почти полностью изъедены хворью. Надеюсь, госпожа не заставит несчастную работать…
Я перестал слышать отца Георга, озаренный внезапной догадкой. Словно кусочки цветной витражной мозаики, передо мной сложилась страшная картина. Девица собирается сама воспользоваться веществом на кукле, чтобы… Чтобы вылечить рабыню? Но почему? Отказаться от возможности попасть на прием, которой она так отчаянно добивалась? Поставить себя под угрозу, ведь не может же не понимать, что я так просто ее выходку не оставлю? Я не понимал причин, но допустить этого никак не мог. Я прервал отца Георга:
