– Да, – согласился Теледу. – Но и у нас есть козыри. Неужели ты не заметил, что у нас появился новый союзник? Они не посмеют сунуться к берегу моря. Никогда.

Калан засмеялся.

– Шикарно. Превосходно. Давай построим домик на плоту и будем питаться рыбой. Правда, нас могут достать с воздуха, но какое нам дело? Лу, нет, ты серьёзно? Ты думаешь, что мы вшестером сможем хоть как-то противостоять всему миру?

– Да почему же всему миру! – сердито перебил Теледу. – Почему ты считаешь, что на нашей стороне никого не будет?

– Потому, что Альтерика веками впитывала истину о том, что вода – зло. Вспомни, какой цвет символизирует эту стихию? Синий. А какой цвет считается траурным? А? Может, вспомнишь наши сказки и легенды? С ранних лет мы воспитывались на страхе и нелюбви к водной стихии. И ты всерьёз думаешь, что бумажки десятилетней давности способны это исправить? О, стенники в момент опровергнут все аргументы – будь уверен, они давно подготовились к такому варианту, и в итоге мы окажемся в аутсайдерах. Нас превратят во врагов, в предателей, мы станем заложниками на этой земле. Нам перекроют все пути к отступлению. Чем в такой ситуации поможет ваш союзник?

– Лан, – нехотя ответил тот. – Всё, про что ты говоришь, уже случилось. Ещё тринадцатого к вечеру документы, опубликованные в СМИ, изъяли из общего доступа, а газеты и электронные ресурсы заполонили статьи о том, что шестеро полоумных рецидивистов решили вступить в открытую конфронтацию с тарийской властью. Мы отправили в воздух ракету с надписью «мы здесь» и ополчили против себя весь мир.

Калан зажмурился, прижав руки к вискам.

– Почему, в таком случае, мы всё ещё живы? Почему нас не словили и не уничтожили? – прошептал он.

– А вот про это я и пытаюсь тебе объяснить. Правда, я и сам ещё не до конца всё понимаю. Но, кажется, они не могут. Она встала на нашу защиту…

– Она?

– Ну да. Вода. Живая стихия…

Глава вторая. Вестники.

Система Веера – общепринятое название системы параллельных миров, связанных между собой транспортными коридорами. На данный момент известны 17 открытых обитаемых, 10 открытых необитаемых, 10 закрытых обитаемых и 4 мёртвых мира Веера.

Межмировой переход осуществляется через зоны пограничного контроля и по принятому в мирах системы Веерному паспорту. Правила прохождения пограничного контроля зависят от особенностей того или иного открытого мира (см. «Таможенные правила Веера»). Переход в закрытые и запретные миры для жителей Веера технически невозможен.

Из «Открытой энциклопедии миров Веера», т.6, стр. 125 – «Система Веера»

Конец января и начало февраля в Золотоморске выдались аномально тёплым даже для этой зоны. Днём температура поднималась до двадцати пяти, а ночью не опускалась ниже пятнадцати градусов тепла, побив рекорд семидесятилетней давности. Жители курортного городка радовались такому подарку, надеясь, что сезон начнётся на месяц раньше. Они ещё не знали, что в последний день января одна видавшая виды машина привезёт в их город новую эпоху, и всё изменится. Раз и навсегда. А потому этой ночью золотоморчане спали спокойно.

Лиса тоже спала крепко и без сновидений. Дальняя дорога и полубессонные ночи, тревоги и опасения пути вымотали её, и без того не полностью оклемавшуюся после болезни. Оказавшись под крылом любимых воспитательниц, она сразу же успокоилась, как будто они могли хоть как-то защитить её от Стены, и моментально поняла, как же зверски она устала. В итоге Лиса, уснув в последний вечер января, проспала и весь первый февральский день.

В Золотоморске было тихо и пустынно. Накануне город оцепили, ничего толком не объясняя, жители на улицах обменивались слухами, один страшнее другого, и настроение у них было не самое весёлое.

Лиса, однако, об этом не знала. Она спала, и весь мир для неё перестал существовать. И, пожалуй, проспала бы ещё столько же, если бы не Голос.

– Просыпайся, девочка моя… – услышала она, и глаза сами распахнулись.

Лиса села, удивлённо оглядываясь вокруг.

В комнате было темно и привычно пахло лавандой. Сквозь тонкие занавески просвечивала луна, а через открытую форточку долетал шум близкого моря.

Фенек сидел на соседней кровати, так же непонимающе озираясь вокруг.

– Ты слышала? – спросил он.

– Что именно? – уточнила Лиса.

– Голос, – Фенек откинул одеяло и спрыгнул на пол. – Вот! Опять. Слышишь?

Лиса прислушалась.

Где-то на периферии чувств, едва уловимо, звучала песня. Всё та же, знакомая, вечная, и – только их…

– Что это?

Фенек улыбнулся, прикрыв глаза и едва заметно качая головой в такт.

– Ты не узнаёшь? – спросил он.

Голос напевал колыбельную. Тихо, нежно, ласково…

– Узнаю, – кивнула Лиса. – Но… Что это?

– Пойдём, проверим, – Фенек схватил сестру за руку.

– Погоди, – запротестовала та. – Нам опасно выходить из дома. И на улице прохладно. А мы в одних пижамах. И потом… Вдруг, это ловушка?

Фенек осуждающе покачал головой.

– Ну откуда им знать нашу песню? Нет, не ловушка. Это оно…

– Какое ещё «оно»? – переспросила Лиса, непонимающе глядя на брата.

– Море. Ну же, пойдём, ты всё сама увидишь, – он вновь потянул сестру вперёд.

Недоверчиво хмыкнув, она всё же пошла следом за братом.

На дворе стояла глубокая ночь.

Детский дом спал, и лишь случайные сквозняки иной раз нарушали тишину в здании.

Фенек и Лиса проскользнули вниз, как две бесплотные тени. Лиса знала тут каждую скрипучую половицу, каждый поворот, и потому Фенек пустил её вперёд, следуя за сестрой. Та привычной дорогой прокралась к старой оконной раме, осторожно, чтобы не допустить ни малейшего скрипа, открыла её и первой выпрыгнула наружу.

Фенек послушно повторил манёвр, тихо прикрывая окно за собой. На улице было удивительно тепло и тихо, и никак не верилось, что на дворе – начало февраля…

По тропинке, которая вела через дырку в заборе к самому берегу моря, они вышли на прибрежную полосу и замерли, поражённые величием картины. Даже у них, выросших здесь и видевших Золотое море и в штормы, и в штили, и когда его воды окрашивают величественные рассветы и грандиозные закаты, у них, впитавших кожей это море, захватило дух от его нынешнего величия.

Море переливалось, как жидкое серебро, плавно перекатывая белые гребни волн. Луна, растворившаяся в его волнах, озаряла нездешним светом и полосу прибоя, заставляя простые камни переливаться, как драгоценные самоцветы, и деревья, напоминавшие фантастические леса из старой сказки. А по волнам, как по бальному залу, порхала мелодия – еле слышная, прекрасная, манящая…

– Ближе, мои дети, – прошептал голос, принесённый лёгким ветром. – Я так по вам скучала…

И дети сделали шаг вперёд. А потом ещё, уже смелее. И, наконец, побежали навстречу морю, забыв, что в это время оно ледяное, что на дворе – зимняя ещё ночь и что им опасно выходить на улицу…

Море приняло их, как мягкая перина, обняло крепко, как родная мать, и наполнило сердца счастьем и безмятежностью. Оно было тёплым и казалось живым. Оно и было живым – сейчас ни Лиса, и Фенек ни капли в этом не сомневались.

У моря была своя жизнь. И теперь они – часть её…

Гелада по-прежнему жила как на иголках. Она наотрез отказалась уйти на ночь из больницы, и Нельма, махнув рукой, оставила её в покое, правда, в палату пускать не велела. Гелада переживала за кузенов, за будущее Лисы и Фенека, за брата, который точно потеряет любимую работу – но больше всего – за детей и мужа, которым в данный момент она не могла даже позвонить.

Утром Лемур едва ли не силой увёл сестру в детский дом, заверив, что будет лично мониторить происходящее и сразу позвонит ей, если ситуация изменится.

Пантера, заметив состояние гостьи, озабоченно поинтересовалась, чем она может помочь. И Гелада, едва не плача, попросила её одолжить телефон, дабы позвонить домой.