Он не ошибся. Харпер одиноко сидел за столиком бара де Лэнси «Сан-Суси». Это был их излюбленный бар. Здесь все дышало старомодным комфортом, хромированная стойка и красные кожаные кресла нравились им куда больше феерической роскоши ультрасовременных кабаков. Де Лэнси был консерватором: он предпочитал рассеянный полумрак и тихую музыку, а его официантки были полностью одеты даже по вечерам.

Пятая рюмка виски перед Харпером была еще на две трети полна. Эриксон показал ему три пальца и спросил:

– А ну, сколько?

– Три, – отозвался Харпер. – Садись, Гас.

– Правильно, – одобрил Эриксон, умещая свое долговязое тело в низком кресле. – Ты в порядке… пока. Что стряслось?

– Выпей. Нет, не это. Здесь виски ни к черту. Думаю, Лэнс начал его разводить. Я спекся. Полностью и окончательно.

– Нет, Лэнс этого делать не станет, и если ты так думаешь, то уползешь отсюда на четвереньках. Но как ты мог сдаться? Мне казалось, ты решил наконец высказаться и разделать их под орех.

– Я так и сделал, – проворчал Харпер, – но, черт возьми, Гас, шеф прав! Если специалист по мозгам говорит, что ты рехнулся, он должен его поддержать и снять тебя с дежурства. Шеф не имеет права рисковать.

– Да, может быть, шеф и прав, но наши дорогие психологи от этого не становятся мне милее. Знаешь что? Давай поймаем одного и проверим, чувствуют ли они боль. Я буду держать, а ты – вышибать ему мозги…

– Брось, Гас! Выпей лучше.

– Мысль христианская, но только не виски. Предпочитаю мартини – скоро ужин.

– Я тоже возьму мартини.

– Вот и хорошо. – Эриксон поднял свою белокурую голову и взревел: – Израфель!

Высокая черная фигура склонилась к его локтю:

– Миста’Эриксон? Слушаю, са’ар.

– Иззи, два мартини. Мне – с итальянским вермутом. – Он повернулся к Харперу. – А что ты будешь делать теперь?

– Лаборатория изотопов.

– Ну что ж, не так плохо. Я и сам хотел заняться ракетным горючим. У меня есть парочка идей.

Харпер посмотрел на него слегка удивленно:

– Ты имеешь в виду атомное горючее для межпланетных перелетов? Эта проблема достаточно изучена. Нет, сынок, ионосфера – это наш потолок, пока мы не придумаем что-нибудь получше ракет. Конечно, можно смонтировать в корабле реактор и придумать какую-нибудь штуковину для превращения части его энергии в движение. Но что это даст? Соотношение масс все равно будет плохим, из-за оболочки реактора, да и не получится сконвертировать больше одного процента мощности в тягу. Я уж не говорю о том, что компания вряд ли одолжит тебе реактор для опытов, которые не сулят дивидендов.

Эриксон не сдавался:

– Думаю, ты не учел все возможности. Что было до сих пор? Первые ракетчики занимались только своим делом и старались усовершенствовать ракеты, твердо надеясь, что к тому времени, когда они построят ракету, способную слетать на Луну, у них будет новое усовершенствованное горючее. И они построили такие корабли – любой рейсовый стратоплан «Антиподов» можно было бы отправить на Луну… если бы у них было подходящее горючее. Но его нет.

А почему его нет? Потому что мы не помогли ракетчикам, вот почему. Потому что они до сих пор зависят от молекулярной энергии, энергии химических реакций, в то время как мы сидим здесь на атомном горючем. Это не их вина – старина Д. Д. Гарриман поручил «Рокетс консолидейтед» выкупить первый лот акций «Антарктик пичбленд» и сам лично взял большую долю, ожидая, что мы произведем что-то пригодное для использования в качестве концентрированного ракетного топлива. А что мы для них сделали? Ни черта! Компания прямо помешалась на дивидендах и коммерции, а ракетного атомного горючего до сих пор нет.

– Ты не совсем прав, – возразил Харпер. – Мы можем использовать две формы атомной энергии: радиоактивный распад и атомный распад. Но первая – слишком медленна: энергия есть, однако не станешь же ты ждать годами, пока она проявится, особенно в ракетном корабле. А второй тип энергии мы можем контролировать только в больших реакторах. Так что выхода нет.

– По-настоящему мы еще не пытались его найти, – отозвался Эриксон. – Энергия есть, и мы обязаны создать подходящее ракетное горючее.

– Что ты называешь «подходящим горючим»?

Эриксон начал загибать пальцы:

– Небольшая критическая масса, чтобы вся или почти вся энергия могла отбираться реактивной массой в виде тепла, хотя бы просто водой. Экранирование не сложнее, чем свинцово-кадмиевая оболочка. И чтобы все это можно было контролировать с высокой точностью.

Харпер рассмеялся:

– Тебе останется только заказать пару ангельских крылышек, и тогда все будет в порядке! Ты не сможешь: оно взорвется, еще не дойдя до камеры сгорания.

Упрямый скандинав уже готовился выдвинуть новое возражение, когда появился официант с подносом. Он поставил рюмки на стол и расплылся в торжествующей улыбке:

– Прошу вас, все готово!

– Не хочешь кинуть кости в счет выпивки, Иззи? – спросил Харпер.

– Это можно.

Негр достал из кармана кожаный стаканчик, и Харпер кинул кости. Он тщательно выбирал комбинации, и за три раза ему удалось выкинуть двадцать четыре очка. Потом стаканчик взял Израфель. Он бросал кости картинным жестом, с поворотом запястья. После третьего раза, набрав двадцать пять очков, негр любезно спрятал в карман стоимость шести рюмок. Харпер пощупал пальцем костяные кубики.

– Иззи, а это те же самые кости? – спросил он.

– Мистер Харпер! – Лицо негра приняло обиженное выражение.

– Ну ладно, забудь, – вздохнул Харпер. – Зря я вздумал с тобой тягаться. За шесть недель я не выиграл еще ни разу. Так что ты хотел сказать, Гас?

– Я хотел сказать, что должен быть другой, более надежный способ получения энергии из…

Но тут их опять прервали. На сей раз нечто весьма соблазнительное в вечернем платье, которое словно стекало с пышной фигуры. Она была молода, лет девятнадцать-двадцать, не больше. Опустившись в кресло, оно промурлыкало:

– Скучаете, мальчики?

– Спасибо за внимание, но мы не скучаем, – терпеливо и вежливо ответил Эриксон. Потом, указав пальцем на одинокую фигуру за столом у другой стены, предложил: – Поди-ка поболтай с Ханнинганом! Видишь, он один.

Существо скосило глаза и недовольно фыркнуло:

– Этот? Он бесполезен. Он так сидит здесь третью неделю. И ни с кем ни словечком не перемолвился. Если хотите знать, он уже тронулся.

– В самом деле? – равнодушно проговорил Эриксон, доставая пятидолларовую бумажку. – Вот, купи себе выпивку. Может быть, мы позовем тебя позднее.

– Спасибо, мальчики! – Деньги исчезли где-то под струящимся платьем, и она встала. – Просто спросите Эдит.

– Ханнинган и в самом деле плох, – согласился Харпер, отметив про себя мрачный взгляд и апатичное выражение лица одинокого посетителя. – И последнее время он жутко нелюдим. Это на него не похоже. Как думаешь, мы должны об этом сообщить?

– Не беспокойся, – ответил Эриксон. – Здесь уже есть соглядатай. Видишь? – Проследив за его взглядом, Харпер узнал доктора Мотта из психологического отдела. Тот сидел в дальнем углу бара и, чтобы не бросаться в глаза, вертел в руках высокий бокал. Со своего места ему было очень удобно наблюдать не только за Ханнинганом, но и за Харпером и Эриксоном.

– Да, ты прав, – пробормотал Харпер. – И он следит за нами тоже. О дьявольщина, почему, когда я вижу кого-нибудь из них, у меня прямо мороз по коже?!

Вопрос был чисто риторический, и Эриксон на него не ответил.

– Пойдем отсюда, – предложил он. – Закусим где-нибудь в другом месте.

– Пойдем.

У выхода их перехватил сам де Лэнси.

– Вы уходите так рано, джентльмены? – спросил он, и по его голосу можно было догадаться, что после их ухода ему останется только закрыть бар. – Сегодня у нас превосходные омары. Если они вам не понравятся, можете за них не платить. – Он широко улыбнулся.

– Нет, Лэнс, сегодня никаких морепродуктов! – объяснил ему Харпер. – Скажите мне лучше другое: какого черта вы здесь околачиваетесь, зная, что реактор рано или поздно отправит вас к праотцам? Неужели вы не боитесь?