Сержант Пронькин, по-прежнему ощущая себя могучим охотником, пружинистым бесшумным шагом обогнул поляну слева и, выйдя к свежевскопанному огородику, затаился в зарослях малинника. Отсюда ему хорошо видна была тоненькая черноволосая девушка, склонившаяся над ульем. Мишень — как на ладони, но стрелять команды не было. Жаль… Ну, пусть Ильич банкует. Это его дичь. А вот и сам — лёгок на помине. Ползёт, как беременный таракан…

В это же время с другой стороны пасеки заходил в обхват долговязый цыганистый Соколов, с автоматом, болтающимся на шее, по эсэсовски. На этого злобного гуманоида наркотик подействовал, как и следовало ожидать — капитану хотелось стрелять и крушить всё вокруг себя — а там хоть потоп!

Индига стояла к Совкову спиной и что-то напевала, и он, отдышавшись за жиденьким, ещё не распустившимся кустом сирени, понял, что более удобной позиции не представится. Подполковник привстал на одно колено — стрелять лёжа мешал куст — и, поймав спину девушки в прорезь прицела, плавно нажал на спуск.

Олег, скорчившийся с автоматом между ульями, услышал выстрел. Индига, схватившись за грудь, медленно осела на обмякших ногах. Олег вскочил, и дальше для него всё вокруг происходило, как в замедленной киносъёмке. Крутанувшись на каблуках на звук выстрела и увидев пороховой дымок, поднимавшийся из-за куста, он, сжав зубы, дал длинную очередь от пояса, слегка поводя коротким, хищно пляшушим в руках стволом. Он месил куст сирени и то, что было за кустом, ничего не видя от застилавших глаза слёз, пока не выпустил полрожка.

Увидав неизвестно откуда взявшегося безумного автоматчика, сержант Пронькин замешкался лишь на секунду.

— А вот этот — мой! — с удовлетворением подумал он, прицеливаясь из малинника. Но на спуск нажать не успел — прямо над ухом у него сзади что-то низко и злобно рявкнуло. Пронькин дёрнулся, оборачиваясь — и отлетел кубарем, откинутый мощным ударом медвежьей лапы. Оторванный пласт кожи со лба залепил глаза, но автомат из рук Пронькин, к счастью, не выпустил. Вскочив на ноги он сдвинул с глаз окровавленный ошмёток собственной кожи, и, не чувствуя боли, перекинул флажок предохранителя на стрельбу очередями.

— Сейчас мы тебя, — успел он пробормотать, прежде чем ткнулся носом в землю. Из спины его торчала, подрагивая, костяная рукоять охотничьего ножа.

Что касается капитана Соколова, с ним всё обстояло намного хуже. Размашисто шагая по пасеке, одержимый желанием всё крушить, Соколов невзначай запнулся за улей.

— Ещё вы тут, вашу мать! — матюгнулся капитан и изо всей силы злобно пнул по пчелиному домику. Улей загудел угрожающе, и серая струйка пчёл-защитниц потянулась наружу через леток. Если кто не знает, пчёлы всегда атакуют агрессора в лицо. Поэтому, когда слева от Соколова раздались выстрелы, ему было уже совсем не до них. Он беспорядочно махал руками, тем самым ещё больше провоцируя пчёл, и наконец, не выдержав свирепых укусов, в качестве последней меры устрашения дал короткую очередь по улью. Одна из пуль, пробив толстую доску и слой вощины, угодила в пчелиную матку-царицу, оторвав ей плодоносное брюшко. Этого пчёлы вытерпеть уже не могли — и на Соколова набросился весь рой. Крича, он побежал в сторону избушки, инстинктивно ища в ней укрытия.

Это только в голливудских боевиках, когда человеку стреляют из ружья в грудь, его откидывает на десять футов назад. Соколов, получив заряд картечи с двух стволов, тупо ткнулся носом в крыльцо и засучил ногами. На крыльце стояла Каролина с дымящейся двустволкой деда Тихона в руках.

Олег, стоя на коленях, припал ухом к груди Индиги — и с невероятным облегчением услышал, как сквозь тонкую ткань слабо, но ровно бьется её сердце. Жива! Тут он увидел торчащую из спины капсулу — и, выдернув её, понял, что всё обошлось, девушка вне опасности. Всё остальное было неважно. Сзади раздалось какое-то подозрительное всхлипывание, и Столбов обернулся.

— А чё они сами хотели добрую волшебницу замочить! И мишку! — зарыдал конопатый пацанёнок, размазывая сопли и чёрную боевую раскраску по круглой физиономии. — А она оживёт, ведь да?

— Конечно, — ответил Олег, потрепав его по торчащим рыжим вихрам. — Она спит.

— А ты правда не предатель? — искоса глянул на Столбова Гришка.

— Ну, ты же видишь, — Олег красноречиво повёл стволом на мёртвого Совкова. Вспомнился почему-то город, последняя пьянка с ментами и вкрадчивый голос дяди Наташи: «Передавай привет Совкову Ивану Ильичу»… Вот и передал — всем приветам привет!

В это время сзади к ним подошла Каролина. За спину у неё были перекинуты два автомата — она успела разоружить трупы.

— Нам надо уходить, — сказала она, и голос её был непривычно твёрд — Олегу почудились в нём даже Хельгины насмешливые интонации. Каролина протянула Гришке окровавленный охотничий нож: «Не разбрасывайся ножами, мальчик. На нём же твои пальцы.»

Автобус с ОМОНом въехал в ворота монастыря, и бойцы, вспугнув толпу старух, рассыпались по территории. Инъекция наркотика стёрла с их лиц последние проблески интеллекта — теперь это были лица убийц. Майор Чаплин с сонным ружъём в руках выбрался последним — его слегка укачало на ухабах. Он решительно направился к дому настоятеля, в котором располагалась также его приёмная. Отец Трифон в парадном по случаю праздника облачении встретил его на крыльце.

— Где они? — вместо приветствия каркнул Чаплин.

— Здравствуйте, сын мой. Вы кого-то потеряли? — батюшка несколько смешался от такого напора.

— Счас ты у меня потеряешь подштанники, толоконный лоб! Где бандиты? — Чаплина сорвало с катушек, наркотик действовал и на него.

— Вы находитесь в святой обители. И потрудитесь вести себя прилично, — глаза отца Трифона сузились в крошечные щёлочки, — А бандитов здесь до вашего приезда не было.

— Та-ак! Значит, сотрудничать отказываемся? Вы знаете, что бывает за соучастие? Полетите кувырком с должности! И сядете на нары — это я вам обещаю! В епархии все наши люди!

— На всё воля Божья, — пожал плечами отец Трифон. — Но по-моему, вы не в себе.

В это время к ним подбежал капитан Михалёв.

— Никаких следов, товарищ майор. Ни машин, ни людей подозрительных.

— Построить всех монахов, и этих, как их… служащих! — скомандовал Чаплин, брызгая слюной.

— Послушников, — поправил отец Трифон.

— Блаженного тоже строить?

— Всех! — рявкнул Чаплин.

— Да он рычит.

— Так в зубы ему. Вас что, всему учить?

— Есть, — мрачно козырнул Егор. Не по душе ему было всё это мероприятие. Когда весь небольшой штат монастыря был построен на площади и обыскан, а документы проверены, Чаплин подошёл к Кучелапову, стоящему на четвереньках.

— Ваши документы!

— Он не говорит, — ответил за него отец Трифон, — это блаженный. Юродивый. И документов у него нет.

— Что, бомж?

Толпа прихожан, плотным кольцом окружившая площадь, зароптала и сдвинулась теснее.

— Блаженного пытают, нехристи! — взвизгнула бабка Чарушиха, приехавшая по случаю праздника из Верхопышемья к родственнице на богомолье. Комок коровьего навоза, брошенный кем-то из задних рядов, угодил Чаплину в лицо.

— Но ведь сигнал-то идёт отсюда! — обиженным голосом произнёс Чаплин, размазывая по лицу прилетевшее. И вдруг заорал натужно, брызгая в лицо настоятелю:

— Кто приезжал ночью! Отвечать!

Отец Трифон, отойдя на шаг и демонстративно утеревшись рукавом, тихо ответил:

— К нам ночью никто не ездит. Мы по ночам спим. — И, развернувшись, величаво удалился в свою приёмную, бормоча про себя: «Прости меня, Господи. Ложь сия во спасение есть…» Оперативная бригада шерстила Белозерский монастырь до вечера — но тщетно. Ни бандитов, ни Индиги — только стрелочка пеленгатора продолжала издевательски дрожать на экране ноутбука.

А в это время Бабай связался с кем-то в посёлке по рации и доложил Князю:

— ОМОН выехал. Всё чисто.