Хельга ощупью направилась к лестнице.

— Князь! — шёпотом позвала она и на всякий случай присела за большой кованый сундук. И вздрогнула от прикосновения к голому плечу чьей-то сильной и тёплой руки. Она ласково погладила в темноте знакомую ладонь.

— Жива?

— Тайсон просит включить рубильник, — прошептала она, — видимо, тоже темноты боится…

— Вон на стене справа. Давай посвечу, — Князь чиркнул зажигалкой. Хельга что-то поколдовала в щитке, и тут из рубильника брызнул сноп искр, осветив помещение. Мгновенно занялась гора промасленной ветоши в углу, подвал стал заполняться удушливым дымом.

— Чёрт! Оружие нельзя бросать!

— Нам сундук не поднять вдвоём.

Князь, не долго думая, выстрелил в замок огромного сундука, поднял крышку и запустил руки внутрь. Через минуту они с Хельгой уже перетаскивали через запасной выход из гаража и сваливали на лужайку растущую гору разнокалиберного оружия.

— Вот где богатство-то! Бабай, помогай таскать! — крикнула восхищённо Хельга. — Ого! Гранатомёт! А где выстрелы к нему?

— Держи к пулемёту цинки. А тут, кажется, пластит и запалы. Чёрт, дышать нечем! Князь, накинув на голову куртку, в последний раз нырнул в задымлённый проём — и тут же вылетел оттуда кувырком, вытолкнутый обратно каким-то упругим смерчем.

Виктор Петрович, голый, в развевающемся обгорелом халате, тараном пронёсся от двери подвала к джипу. Двигатель «Субурбана» работал, и Бараков, вскочив, сразу дал по газам. Все на секунду опешили от такой прыти, а джип, заложив крутой вираж по двору, устремился через открытые ворота по дороге в сторону райцентра.

— За ним! — заорала Хельга, мчась к своему «Хаммеру» прыжками разъярённой волчицы. Князь едва поспевал за ней. У Хельги в кулаке была зажата вновь неизвестно откуда взявшаяся стальная расчёска с отточенным хвостовиком. Они впрыгнули в машину, и Князь, включив зажигание, почти сразу рванул с места.

— Ай да тачка! — восхищённо произнёс он, топя педаль газа, — Сейчас догоним.

Джип Баракова из чёрного пятнышка на горизонте постепенно стал увеличиваться в размерах.

— До посёлка четыре километра, — процедила Хельга сквозь зубы, — Наддай!

Князь наддал, и скоро их резвый мини-танк уже плотно сел на хвост «Субурбану». Из джипа раздался выстрел «Магнума», и пуля выбила искры из капота «Хаммера», не причинив ему никакого вреда. Расстояние между машинами сократилось до пяти метров.

— Интересно, — спросил Князь, — ты чем его, расчёской собираешься заколоть? — и он свободной рукой протянул Хельге свой автомат.

— Оставь, — прошипела она и, сунув руку в бардачок, достала оттуда красивую бутылку с ковровой этикеткой. Свернув колпачок, она рванула по шву подол своего гламурного платья и ловко отхватила от него расчёской узкий лоскут. Промочив в бутылке полученный фитиль и оставив наружу кончик, плотно завернула пробку и, чиркнув зажигалкой, подожгла.

— Прижмись плотнее! — скомандовала она и, стоя в мчащейся машине во весь рост, широко размахнулась. С покрытым кровью и копотью лицом, на котором горели яростью синие глаза, в разорванном платье, Хельга с бутылкой коктейля Молотова в руке напоминала древнюю Валькирию с оскаленным ртом и развевающимися по ветру волосами.

Умело пущенная бутылка разбилась, проломив заднее стекло «Субурбана», и через минуту джип Баракова уже напоминал не автомобиль, а громадный огненный шар, мчащийся по дороге в сторону центра посёлка. Князь притормозил. Им хорошо было видно издали, как огненный метеор, ворвавшись в центральный квартал, прямо напротив церкви ослепительно вспыхнул и с грохотом растворился в небе дымным грибом. И в этом грибе навсегда исчезла с земли чёрная душа Виктора Петровича Баракова.

А в это время Домкрат бережно, как драгоценность, выносил из горящего дома на руках безжизненно обвисшее тело худой светловолосой женщины.

Следственная группа из области по-прежнему пребывала в глухом тупике. Террористические акции множились, отличались всё большей наглостью и абсолютной безнаказанностью. Преступники явно чувствовали себя хозяевами района и воротили что хотели. Следователь ФСБ Юрий Чаплин, обычно холёный и корректный, похудел, стал много курить и часто срываться на мат. Толстый Совков выслушивал его рулады, опустив глаза и в душе злорадствуя: «Ну что, обосрались, Шерлок Холмсы региональные?»

Между тем вездесущие поселковые мальчишки, пропадая в лесу по своим тайным делам, повстречали как-то в глухой чаще группу незнакомых вооружённых автоматами людей, среди которых выделялись отдалённо напоминавшая Уму Турман светловолосая красавица и огромный медведеподобный мужик в ватнике.

— Тс-с! — приложила палец к губам блондинка.

— Ой! — пискнул конопатый недомерок, — А вы разбойники?

— Не бойтесь, мы не разбойники. Мы партизаны.

— А это как?

— Ну… — пророкотал неожиданно здоровенный молчун, — разбойники — те за себя против всех. А мы — за правду.

— Домкрат, ну ты воще! Кладезь! Повтори, я запишу! — восхищённо хлопнула его по плечу Хельга. И они бесшумно растворились в чаще. С той памятной встречи компания подростков стала подолгу пропадать в тайге в поисках таинственных партизан. Они поклялись друг другу страшной клятвой, что всей компанией непременно вступят в партизанский отряд, а если их по малолетству не примут — тогда организуют свой, и уж тогда — держись! А по посёлку как-то сами собой поползли слухи, и когда сожгли Баракова, каждая старуха на рынке знала, что это дело рук партизан.

— И правильно! И давно пора их всех… — пугливо перешёптывались бабки, лузгая семечками. Не знали о партизанах разве что милиция, начальство да секретарь КПРФ Шохин — им и по штату не положено. В этой среде по-прежнему в разговорах фигурировали бандиты, террористы и даже, как версия, западные спецслужбы. Один Столбов, проведший ночь в таинственной лесной землянке, кое-что понимал, и даже в тайне сочувствовал неведомым лесным братьям. Да что там сочувствовал — слова Индиги, и весь её облик так глубоко запали ему в душу, что он уже неделю места себе не находил. Привычное милицейско-правовое окружение стало восприниматься как — то смазанно, как что-то неприятное и ненужное, и каждое утро начиналось у него с одной навязчивой мысли: «Уйти! Бежать! Туда, к ней!» И однажды его прорвало. Это было в день похорон депутата Баракова и районного прокурора (останки депутата Козловатых были отправлены домой в запаянном гробу). Чаплин был в этот день как-то по-особому неприятен, видимо, от генерала влетело по первое число. И Олег, не дав ему договорить язвительную тираду, круто повернулся и сказав: «Да пошел ты!», вышел и хлопнул дверью. Ноги сами донесли его до сельмага, и, взяв у Саркиса две бутылки водки «Бодунофф» местной фабрики «Белка», Столбов направился к ОМОНовскому капитану Егорке Михалёву. Этот бесхитростный богатырь всегда подкупал его своей детской непосредственностью и какой-то скрытой душевной теплотой. Егор не продаст — это знали все, с кем ему доводилось общаться.

После первых ста пятидесяти Олег заметно поплыл, и, разлив нетвёрдой рукой, вдруг брякнул:

— Слушай, ведь это не они — это мы бандиты. Мафия.

— Обоснуй.

— Это у нас круговая порука — все на компромате. От премьера до какого-нибудь засранца-старшины, которого за ногу повесили. Чистых нет в системе — по определению. Потому что чистый может соскочить — и сдать всех нечистых. А так — все друг у друга на крючке. И беспредельничают, и воруют все — по чёрному…

— Ну ладно, ты уж зарапортовался. А те, в лесу — что, они, думаешь, лучше? Грабят, убивают…

— Нет, они не такие. Я чувствую. Они правильные. Слушай, Егор, а давай с тобой — к ним махнём! Вдвоём — ты и я, — глядя мутным глазом, вдруг предложил пьяный Олег.

— Так, Столбову больше не наливаем… А знаешь, Олежка, — вдруг и Егора потянуло на откровенку, — ведь ты прав во всём. И на Путина я компромат читал — бандюганище! Да только бежать нам с подводной лодки некуда. Перебьют этих романтиков не сегодня — завтра. Мои ребята и перебьют. У меня приказ — стрелять без предупреждения. Вспомни, чем все пугачёвские бунты заканчивались. Вот… А казаки, между прочим, дважды не присягают — так мой дед говорил. И закрыли тему.