Марина смутилась: и «Алешей» бы не смогла, и про возраст неудобно, а у Сони – запросто.
– Двадцать семь.
– Круто. Как у классика! – со значением кивнула Соня. Надо ж! Буквально на днях из интереса считали, сколько было Онегину, сколько Татьяне Лариной. – А как у классика? – поинтересовался Алексей.
– Она лучше знает, – указала Соня на притихшую подругу.
– Ну, Онегину было двадцать шесть... – недовольно протянула Марина (слишком на экзамен похоже станови-лось) и тут же уточнила, – ...Двадцать шесть, а не двадцать семь!
– А Татьяне? – творчество Пушкина мало интересова-ло Алексея, школьная программа давно забылась, а вот про-верить интуицию всегда интересно. – Татьяне сколько было?
– По хронологии романа около пятнадцати полу-чается, а сам Пушкин писал Вяземскому, что ей семнад-цать, – ответила Марина заученно и тоскливо.
– Как тебе? Ну, примерно?..
Марина кивнула.
– Ты ж моя хорошая! – обрадовался Алексей неиз-вестно чему и как-то по-родственному чмокнул Марину в макушку.
– Так вы давно... знакомы? – озадачилась Соня. – Марина мне не рассказывала.
– Мы хорошо знакомы, – ответил Алексей.
– Ну, это вряд ли... – усмехнулась Сонечка.
– ?
– Думали бы, прежде чем кофеи здесь распивать!
– А! Это ты что к экзаменам готовиться надо?..
– Причем тут экзамены?
Марина потемнела в лице: «причем» – это о матуш-ке. Соня считала Варвару Владимировну человеком жест-ким и недобрым и сейчас побаивалась за Марину, а зря. Варвара Владимировна просто честной была и от дочери того же требовала, да и Соню по-своему любила, привеча-ла как могла. Бывает, посмотрит на дочь, длинную, костля-вую, бледную и вялую, и только вздохнет: «Уродилась же... Вон Соня! И фигурка, и личико, и держится уверено, – все у нее будет, все получится. А ты? Смотреть не на что, жи-вешь тяжело, уныло... А еще говорят – яблоко от яблони...» Неприятно было Марине слышать такое, но что делать, коли правда горчит. Радуйся, что есть человек, который тебе эту правду без утаек выложит. И тут не ныть, тут бороться надо, дурную натуру свою ломать, а не шляться не пойми с кем! Стыд обжег сердце Марины:
– Ладно. Пора мне, – глухо, не поднимая глаз, про-изнесла она, отставляя пустой стаканчик. – Спасибо!
– Да уж! Лучше вам попрощаться, – кивнула Соня. – Я на шухере постою, а вы, давайте, заканчивайте миндаль-ничать, – и деликатно отойдя в сторону, отвернулась, чтоб не мешать.
Как прощаться-то? – Марина неуклюже выставила руку, то ли протягивая, то ли пряча ее. Алексей ласково по-гладил ее пальцы, ладошку, и чуть притянул к себе. Утешать и подбадривать он умел. К тому же робкое «да» уже прозву-чало, и сама девушка не противилась, – только краснела и старательно прятала взгляд.
– Мариш... – он осторожно приподнял ее подборо-док, взглянул в раскосые темные глаза (и сердце его снова екнуло), едва ощутимо поцеловал лоб, виски... прикос-нулся к мученически сжатым губам, и почти не отрываясь, помотал головой: не так... Губы Марины перекосились в по-добие улыбки и чуть расслабились. Алексей тихонько кив-нул, и девушка замерла, ужасаясь и столбенея. От страха и напряжения она не сразу почувствовала бархат его ласковых прикосновений, но – сначала неуклюже, через испуг и неопытность, потом все более проникаясь неведомым прежде трепетом, – отдалась ему всей своей перепуганной душой до яркого румянца на щеках, до шума в ушах, до слад-кого головокружения.
– Ребя-та!.. Закругляйтесь... – торопила Соня, строя подруге устрашающие гримасы.
Марина, пересиливая себя, оторвалась от Алексея, и сердце ее снова обожгло стыдом. Захотелось исчезнуть, пропасть, сгинуть, по меньше мере, сбежать, и она убежала бы, если бы он ни придержал за рукав:
– Номер я тебе записал. Позвони, слышишь?
– Постараюсь, – бросила Марина, вцепившись в плащ подруги, который должен был вывести ее из тени наваждения.
– Приятно было познакомиться! – попрощалась Со-ня с Алексеем, тоном обозначив окончание встречи, и де-вушки направились домой. А немного пройдя и помолчав для важности, Соня вынесла вердикт: Годится! И постар-ше, и приятный такой. А Варвара Владимировна знает? – Молчание. – Ты не бойся, я могила... – пыталась Соня разговорить подругу, но та будто не слышала.
Годится, не годится, какая разница? – фильм закон-чился, оставив на память ощущение бархата на губах... Марина даже чуть тронула их, пытаясь постигнуть волшеб-ство физической памяти, но тут же отдернула дрожащие пальцы, боясь разрушить солнечный привкус. Соня чуть заметно улыбнулась, – ее первые сказки были позади.
***
Конечно, никому звонить Марина не стала, записку с номером телефона выкинула, и даже с Соней об Алексее ни разу не вспоминала, – жила бледнеющими, двоящимися воспоминаниями. Один Алексей, с чуть смеющимся взгля-дом и пухлыми уголками губ, живший в одном с нею горо-де, носивший серебристую куртку и бордовый свитер, за-бывался, как ни цеплялась Марина за свою память. Другой, похожий на киногероя, – отступал в область бессмысленных фантазий и придуманных диалогов. Меж тем времени на вы-думки не оставалось.
Все было расписано и назначено: последние кон-трольные, проверки конспектов, график экзаменов... Марине, – хоть с какими оценками, – только б со школой покончить. Не того ждала от Мрыськи Варвара Владими-ровна: пусть не дал бог ума и таланта, но с экзаменами можно постараться?! так сдать, чтоб матери было чем гор-диться! А там, глядишь, в институт поступит, чему-нибудь да научат – человеком станет...
Глава 5. Сон как лекарство
«Почему, интересно, сначала выпускные балы и только потом экзамены? Не логичней ли бы было наобо-рот?» – рассеянно думала Марина, уставившись в больнич-ное окно, за которым буйствовал май. Но ни балы, ни экза-мены ее уже не касались. Нет, мир не рухнул, катастрофы не случилось, – так... маленькое недоразумение. За пару дней до первого экзамена она попала в больницу. На оста-новке выходила из трамвая, и вдруг нехорошо стало, в гла-зах потемнело, в висках застучало, и не вздохнуть, – так, при всех и бухнулась. Хорошо, под колеса не попала, доб-рые люди «скорую» вызвали.
«Чего вы хотите? – трудный возраст...», «вот вам и нагрузки, и недосып...», «совсем девчонка, а уже нервы...», – шептались сестрички, ставя капельницы и делая уколы. И наступал сон. Потом Анна Ивановна, заплаканная, с бе-леньким вышитым носовым платочком в руках, соседка по палате с сердобольным «Бледненькая! Тебе бы в де-ревню». И снова сон. Соня, с почтительно-сочувственным взглядом и оранжевыми мандаринами... И опять сон.
Выписывать пациентку не торопились. Аттестат об окончании школы без экзаменов, по среднегодовым оценкам вывели, с поступлением в институт врачи посоветовали подождать. А чтоб не терять времени, Марина решила поступить в училище, в ПТУ2 , куда при-глашали без всяких экзаменов, – уже через год зарабаты-вать можно будет, и на вечернем учиться. А пока... Сказы-валась ли душевная тупость или подлость, которые подо-зревала в ней Варвара Владимировна, помощь врачей или непринужденная болтовня с Анной Ивановной и Соней, или просто удалось, наконец, выспаться, – Марине хоте-лось думать о светлом и радостном: о синем небе за окном, одуванчиковых россыпях на ярко-зеленых газонах и о ма-ленькой тайне, невидимо освещавшей ей душу, – о тайне по имени Алексей.
