Вон, одна, у окна сидит: солнцезащитные очки         в пол-лица, с головой в какие-то бумажки ушла, читает, улыбается, карандашиком что-то отчеркивает, а жизни ре-альной, живой, словно замечать не хочет. И элегантная, и аккуратненькая, но ни декольте тебе заманчивого (в та-кую-то жару!), ни грамма косметики (губки-то бледноваты, это даже Алексей при всей своей аллергии понимает). Все строго: платье, шарфик... а кольца обручального нет.          А ведь тоже, наверное, мечтает. Таится, но мечтает. А чего таиться-то? Может, сними ты эти очки, – а там глаза удиви-тельной красоты, оденься попрозрачнее, посексуальней, – тут же воздыхатель появится. Фигурка-то очень даже. Эх ты, скромница!»

Алексею нравилось думать, что у каждого человека есть свои сверхспособности. Себе он определил дар вну-шения и время от времени «упражнялся», разгоняя скуку. А сейчас на очки эти вдруг рассердился: «ну, покажи глаз-ки, не прячь душу», – внушал он женщине у окна из чисто-го интереса к эзотерическому. И ведь сняла. И сердце его встрепенулось, вздрогнуло. Как же он не увидел, как не при-знал этих нежных, естественных губ, ровного спокойного лба! И теперь, ощутив астральный кураж, он начал вну-шать Марине, чтоб она сама обернулась, узнала, улыбну-лась ему. Но то ли внушение уже не срабатывало, то ли терпения не хватало.

                                               ***

– Здравствуй, Мариш, – сел напротив седой, зарос-ший щетиной, грузный мужчина. Время изменило его чер-ты, но этот негромкий голос она бы узнала и под громовые раскаты. – Позволишь? – (в голове у него уже крутилось, что работы на сегодня нет, правда, в квартире бардак. Уби-рать-то некому. Родителей нет, новой женой так и не обза-велся, а с одинокого мужчины что взять?)

Марина невесело кивнула:

– Здравствуй, Алеш. – Мальчишки в деревне у бабы Мани был. Дома только старенький Живчик ждал (собачьим долгожителем оказался). Тишина, отдых, уединение. Как же она любила такие дни! Правда, случались они нечасто. Зато уж если случались, – за подарок судьбы почитала,     на суету-маету не разменивала. Даже корректуру в кафе   по дороге домой просмотреть решила, чтобы дома этим   не заниматься. И надо ж – такая встреча! И так некстати.   А ведь когда-то боялась, встретить его боялась, увидеть слу-чайно, столкнуться вдруг. А потом улеглось. Даже думала, хорошо бы найти, прощения попросить, только за что         не знала. За то, что люди разные? и где одному бездна, – другому игра-забава? Потом поняла: не в прощении дело,  а в том, что душа тоской по нему, как фантомной болью, исходится. От такого понимания даже легче стало. С тех пор если и вспоминала, – счастья желала, и как будто справ-ляться с памятью стала. Потом и вовсе не до воспоминаний стало. Переехала, Гришку с Мишкой родила, с ними глаз  да глаз нужен. То один коленку разобьет, то другой. Когда и выросли! Вчера еще «Марина» выговорить не могли, – все Малина да Малина, – сегодня богатырями смотрят. А с ними и Марина не то чтоб сильней, а как-то бесстрашнее стала, и сейчас, глядя на Алексея, лишь удивлялась: зачем бы ему подсаживаться? О чем говорить-то?

– Давно не виделись. Замужем? – как можно друже-любнее спрашивал Алексей, посматривая на ее пальцы и ожидая услышать «нет».

– Замужем, – отложила Марина корректуру.

– Официально? – удивился он.

– Со штампом. Хочешь, паспорт покажу? – улыбну-лась она.

– А кольцо?

– Кольцо? – Марина с интересом взглянула на соб-ственные пальцы, будто сама удивляясь их внешнему виду. – Сначала не до него было, а потом так привыкла.

– Надо же, – не так представлялась ему эта встреча. Да полно! Представлялась ли? Или кажется, что представ-лялась? как всегда, стоило Марине появиться, казалось,  что сама жизнь к ее появлению и вела. – И что? по любви?

– По жизни.

Глава 22. Три богатыря

Марина, по возвращении из Ровенек, мужчин избе-гала, не потому что боялась или ненавидела, – просто пото-му что избегала. А они, как назло, из всех щелей полезли. Бабушка-соседка по коммуналке растворилась куда-то, ос-тавив комнату внуку – почти ровеснику Марины. Тому и квартиры отдельной хочется и природные потребности ублажить. Мужик же. Плюгавенький, спившийся, – но му-жик. А как понял, что с Мариной ничего не светит, друзей в ход пустил: вдруг кто соседку обаяет, а там и насчет ком-наты порешать можно будет. То-то ей женихов привалило! И все такие щедрые: горы злата сулят, в светлое будущее зовут, – только в мужья возьми и сособственником запиши. В другой комнате амбальчики в малиновых пиджаках появляться стали. Эти без обиняков действовали:

– Ты ж одна живешь? Случись что, никто не заметит. Вот и дуй отсюда куда хочешь. Сама устроиться не уме-ешь, другим не мешай. И поторопись, пока мы добрые.

– А иначе?

– Иначе? – и ножом в Живчика (по случайности     не задели)... – Поняла, про иначе?

За себя Марине бояться надоело, не станет ее и      не станет, правильно говорят, – никто не заметит. А Жив-чика кто защитит, если с ней что случится? И ничего луч-ше не придумала, как к участковому идти. Пришла, а что говорить не знает. При ней старушке какой-то про «нет тела, нет дела» объяснили да восвояси домой выпроводи-ли. Марина и начинать не стала. Куда ей со своими опасе-ниями за собачью жизнь! Так и вышла. Тут же во дворе    на скамеечку опустилась, и что дальше делать, не знает.

Тогда-то Вовка и нарисовался:

– Марина? Видел, как вы выходили... – кивнул он      на дверь с серьезной табличкой. – Может, помочь чем?

– Спасибо, вряд ли, – лучше уж без «помощничков». Тем более про Вовку этого она ничегошеньки не знает. Ви-дела его пару раз в типографии, с которой ее издательство работает, – но и только.

***

О таких как Вовка вообще мало что известно: чем живут, о чем думают, – поди пойми. Не люди – кляксы человеческие, пока на что-нибудь стоящее не наткнуться. Вот тут держись, планета! Он проснулся! ...Жил-был мальчик. Ничего себе жил, только ходить и разговаривать поздно начал, в классе чуть не слабоумным считался, средней школы так и не окончил. И складывалась его судьба абы как: и на шее родителей сидел, и у умной жены в подкаблучниках ходил, и называться бы ему лузером, если б не физика, не теория относительности, о которой сегодня и не-физики порассуждать любят. И как бы сложи-лась сама физика без Альберта Эйнштейна, – и сказать сложно.

Еще один мальчик, тоже жил-был. Как, – доподлин-но неизвестно. Зато известно, что однажды страстью к зна-ниям воспылал, да и пошел в Москву российскую науку возглавлять. Бредово звучит, зато про Михайла Ломоносова каждый школьник знает.

Что у таких людей происходит прежде: пробужде-ние, потом идея, или идея, потом пробуждение, – сие никому неизвестно. Наблюдать бесполезно: сначала слиш-ком рано (не будешь же в каждом двоечнике-охламоне бу-дущего гения подозревать), потом уже поздно, – они уже проснулись и за минуты пережили то, на что у других годы уходят. Сами они этих тайн не расскажут, – коль уж про-снулись, на ерунду отвлекаться не станут. Им дело жизни, то самое, подавай. Вовкиным делом Марина стала, вернее ее безопасность, охрана. И уже ни его родственники, которым не хотелось, чтобы Вовка деньги на «эту» тратил, ни его друзья, с их советами «выбирать из тех, что за тобой бегают, а не крепости штурмовать», ни сама Марина, которая на Вовку без недоумения (и такие на свете водятся!) взглянуть не могла, – никто ничего поделать не мог. Он проснулся!