Только на самом деле это не фонари, а что-то вроде электрических солнц. Это новая технология этого года и, насколько я слышала, изобретение самого Холма. Я еще не подобралась достаточно близко, чтобы изучить одно из них, но даже университет мало знает об их строении, что, по словам мамы, является еще одной из причин, почему он так угоден, как благодетель. Вопреки вчерашней оценке Жермена, изобретения Холма — не просто иллюзия. Я даже изучила некоторые из них достаточно для того, чтобы попытаться воссоздать их. Однако, большая часть из них недоступна для моего понимания, и даже для папиного.

Хотя, стоя здесь, я могу понять, почему большинство людей считают Холма иллюзионистом. Белые огни определенно выглядят как иллюзии. Словно над светящимися лицами установлены тысячи звезд, чтобы предоставить/предложить тепло, безопасность и освещение.

Это выглядит магически.

Селени дергает меня за руку и ее голос дрожит.

— Давай найдем еду и Берилла.

Я киваю. Нервы на пределе. И веду нас к ближайшей террасе перед Лабиринтом изгородей и домом, где группа музыкантов играет вечерний вальс.

— А где должна сидеть семья Берилла?

— С тетей его матери, — она указывает на лужайку справа от ступенчатых уровней, где некоторые участники из Верхних уже установили красивые белые льняные палатки, больше похожие на маленькие коттеджи, чем на простое место для ночевки.

Я морщу нос. Конечно же, Верхние привезли с собой половину своих домов. Наверное, и слуг тоже.

Я поворачиваюсь к обычным людям и всматриваюсь в их лица — многие, из которых были полны ярости прошлой ночью, но сейчас светятся смехом. Тем, который отвлекает от горя и внутренней боли, которая завтра все еще будет внутри. Я прикусываю губу и игнорирую мысль, что слишком хорошо это знаю.

— Похоже, никто здесь особо не огорчен квотами на рыбную ловлю, — шепчет Селени.

— Огорчены… Они просто не хотят испортить этим свой праздник, — я тяну ее вниз по каменной лестнице, ведущей во второй внутренний дворик, который заполнен длинными банкетными столами, покрытых фонтанами шипучих напитков, льющихся в кубки. Мы отделяемся от толпы и переходим в третий внутренний дворик, где оборудованы ямы для костра, чтобы, судя по запаху, приготовить закуски. В животе урчит, и я понимаю, что умираю с голоду.

Мы переходим от террасы к террасе, беря по кусочку со столов, уставленных таким количеством мяса, которого Селени не увидит за весь год, гигантскими слоями хлеба, пудингов и пирожных Лабиринта, проходя по галереям, предназначенным только для вина. Это праздник для чувств, учитывая выбор музыки, парящей над нами в идеальном дополнении к запахам, зрелищам и звукам.

Толпа вокруг нас наполняет свои карманы и тарелки, а я следую за Селени, чтобы взять еще несколько деликатесов, и надеюсь, что меня не стошнит из-за беспокойства, которое полностью меня захватило. Я перекидываю сумку через плечо, беру пару кусочков хлеба с сыром и поворачиваюсь, чтобы сосредоточиться на задаче. Мне нужно найти Сэма и Уилла, чтобы рассказать им о Жермене. Необходимо убедиться, что я знаю, как не раскрыться перед ними в Лабиринте.

На то, чтобы найти группу местных уходит минута. И еще мгновенье, чтобы найти семью Сэма и Уилла внизу одной из террас. Они поставили маленькую спальную палатку и, похоже, расположились на своем месте возле одной из больших ям для костра. Я оглядываюсь, но не вижу ни Сэма, ни Уилла. Тем не менее, со стороны их семьи звучит смех с ноткой ожидания, и какая-то часть меня хочет на некоторое время присоединиться к ним.

Эта мысль с осознанием того, что фестиваль совсем не тот без папы и мамы, приносит боль. В отличие от прошлых лет — сейчас для меня нет здесь места — места, где я могу находиться. Боль от осознания этого факта нарастает, и я жду, когда она пройдет. Потом съедаю свой хлеб с сыром и брожу еще немного, пока Селени не поворачивается и не хватает меня за плечо.

— Приготовься. Я вижу ребят.

«Ребята» — это Берилл и ее друзья. Они сидят наверху, спиной к живой изгороди, образующей Лабиринт — словно заявляют, что их место внутри. А может, просто пытаются хорошо осмотреть празднество, потому что Берилл машет нам, как только мы начинаем подниматься. Он с Лоуренсом и кучей парней, которых я никогда не встречала. Плюс несколько, которых лучше бы не встречала.

— Моя дорогая мисс Лейк, где вы были? — Берилл поднимается со своего места.

— У нас полчаса, — шепчу я Селени прежде, чем она подходит к нему. Я поворачиваюсь посмотреть, нет ли поблизости Сэма или Уилла.

— Прелестная шляпка, — раздается мужской голос между двух девушек. Я смотрю на Жермена, а девушки рядом с ним хихикают, потягивая какой-то шипучий напиток.

— Похоже, ты планируешь остаться старой девой.

— Тогда нас будет двое, — говорю я и продолжаю искать ребят.

Жермен хихикает. Он встает, стряхивает с себя девушек и подходит ко мне со смесью удивления и презрения на лице. Он протягивает руку, чтобы постучать по полям моей шляпы, и его глаза вспыхивают.

— Теперь я понимаю, почему ты нравишься Жермену. Тебя трудно приручить.

Моя рука инстинктивно поднимается, чтобы оттолкнуть его пальцы от своей шляпы, но он уже уронил ее и его выражение лица из расчетливого становится холодным, когда он смотри мне за спину и делает шаг назад.

Я чувствую присутствие Винсента раньше, чем слышу его.

— Мисс Теллур, я искал вас повсюду. Я рад, что вы здесь. После вчерашнего вечера, признаюсь, я уж было начал сомневаться.

Я хмурюсь и глаза Жермена вспыхивают при виде моего явного замешательства. Интересно, почему?

Винсент появляется передо мной с идеально уложенными волосами и улыбкой, которая становится шире до тех пор, пока его взгляд не падает на мою шляпу и одежду. Он держит рот на замке, но создается впечатление, что он недоволен моим выбором наряда. В следующее мгновенье его улыбка возвращается, он отводит меня в сторону от Жермена и понижает голос:

— Я знаю, что ваша прогулка вчера вечером с мистером Уилкесом была невинной, но могу я посоветовать вам, быть более осторожной? В частности, мой отец был очень озабочен его внешним видом.

Я поднимаю бровь.

— Прошу прощения, мистер Кинг, но я полагаю…

Он прижимает указательный палец к моим губам.

— Тсс. Не будем больше об этом говорить. Только, пожалуйста, знайте, что это событие подтолкнуло меня к принятию решения. У меня был долгий разговор с отцом, и я рассказал ему, какой у вас есть невероятный стимул и как полезен может быть ваш блестящий ум для нас. Для меня. После некоторых колебаний он согласился. — Он тянется рукой к шее, чтобы расстегнуть воротник.

Я хмурюсь еще больше. Согласился на что. Что происходит? Чего он хочет?

— Мисс Теллур, вот что хочу сказать — после праздника равноденствия я готов официально просить у вашего отца разрешения ухаживать за вами, — он расплывается в странной и даже немного гордой улыбке, а его щеки становятся цвета свеклы.

Я смотрю на него.

— Я приму ваше молчание за радость, — он поднимает мою руку и быстро чмокает в тыльную сторону ладони. — И, прошу, не забудьте, что я не забыл ваше желание закончить исследование болезни легких. Я планирую обеспечить вам доступ ко всему необходимому лабораторному оборудованию. В уединении нашего дома, естественно. — Его дыхание учащается по мере того, как он продолжает — словно сама идея возбуждает его. — Представляю, как будут реагировать люди, если вы предложите им здоровье. Они полюбят нас, Рен.

Я качаю головой. Болезнь легких? Это исследование было больше года назад. Мне понадобилось два года, чтобы проверить лекарство, но оказалось, что оно не работает. Что-то пошло не так, и лекарство стало нейтрализовать само себя. Я подтягиваю сумку и пытаюсь сосредоточиться на его словах.

— И? Что ты думаешь?

Что я думаю о том факте, что он собирается официально ухаживать за мной?

Слова застревают у меня в горле. Я думаю, что это слишком странно и слишком быстро. Или, наверное, предложение слишком опоздало, на год. Может, я была бы в восторге еще два года назад. Но сейчас?