На карнизе сидел неприметный воробей. Мать-природа никак не могла решить за него стоит ли оставаться в старом оперении или всё же сменить на новое, а потому он выглядел совсем растрепанным и, задирая крыло, упорно выискивал на своём теле чесавшиеся прошлогодние перья, стремясь поскорее от них избавиться.

   Его карее оперение напомнило о Керне.

   О настоящем Керне, о грифоне, который остался позади, а не о том разбитом тоской несчастном существе, что раз за разом приходил к ней в её снах. О Керне, который всегда помогал и прикрывал её, а не о том, что ударил ей ножом в спину. "Настоящий Керн никогда бы ничего подобного не сделал!" - вдруг подумала она, и словно недостающий кусочек, вдруг вставший на положенное место, её разум вдруг озарился новым вопросом, что в тайне и тревожил её всё это время: "Мог ли Керн и впрямь сильно измениться за прошедшие года?".

   Тот, кто поддерживал её и дарил улыбку, тот, кому она могла довериться, не опасаясь, и тот, кто когда-то знал её лучше любого человека. Мог ли он после стольких лет разлуки и впрямь стать кем-то чужим? Она помнила, как радовалась за него, когда он витал исполненный восторга и непонятного птичьего энтузиазма, найдя пернатую спутницу жизни. Эта его радость постепенно перетекала в её собственное сердце, и оба грелись в её лучах словно сидя перед костром. Однако сейчас грифоница казалась Анне лишь уязвимостью, по которой можно было подобраться к свободному, сильному и неприступному грифону.

   Думать так об избраннице своего друга казалось неправильным, но в то же время Анна боялась, что это могло оказаться правдой.

   Она вновь обратилась к событиям сна, в надежде извлечь что-нибудь толковое, найти в них разгадку, ключик ко всем без надобности тревожащим её голову волнениям.

   Богатое поместье с вельможами сильно напоминало то, такое же, в котором она выросла. Отец вечно сидел в своём кабинете копошась над бумагами и частенько принимал деловых гостей, таких же напыщенных людей в чистых дорогих одеждах, которых не беспокоило ничего, кроме своих дел. А Анне только и оставалось, что играть со своими няньками или носиться по саду. Потом появились гувернеры, мадам и месье, которые учили как нужно себя вести в обществе, учили грамоте, и наукам, и танцам, вырядившись в неудобное, непрактичное платье. Топая ножкой, Анне удалось убедить отца нанять тренера по фехтованию, но это оказалось единственной победой, что она одержала.

   А потом, совершенно неожиданно, нашелся лучик света, развеявший всю до остатка тьму, окружавшую её. Грифон, который оказался вовсе не чудовищем из сказок, но таким же живым существом, как и она сама. Вдвоём они играли в саду, и забирались глубоко в лес. Вместе мечтали, как станут взрослыми, как навсегда останутся друзьями, как найдут себе принца на белом коне и ловкую, сильную грифоночку. Анна привыкла к тому, что у неё не было никого, кроме Керна, а у него не было никого, кроме неё. Но потом появилась Соня. Грифон нашел в ней своё счастье, и стал реже прилетать к Анне домой. А в её собственной жизни появился орден, а потом и столица, на которую она променяла старые края и старых друзей.

   Жизнь изменилась для них обоих. Глупо было полагать, что за всё это время он остался прежним...

   Вытащив свою голову из недававшего утешения роя мыслей, она встала с кровати и, подойдя к раскрытому окну, выглянула не улицу. По пустующей мостовой пара пегих лошадей везла карету дорогого вида с открытым верхом. Развалившаяся на мягком сидении барышня в дорогом платье громко смеялась, и столь же громко несвязно объясняла что-то о бальных гостях своему спавшему кавалеру. Анна невольно подумала, что если бы не Керн, то и она сейчас осталась бы такой же капризной, высокомерной и эгоистичной. Такой же одинокой, в толпе людей, окружавших её.

   Лёгкий ветер резвился в волосах и один за другим уносил с карниза старые, растрёпанные перья в куда-то лазурную синеву неба. С улицы визу доносилось еле слышное фырканье запряженных лошадей. Где-то далеко-далеко отсюда, в этой же лазури, сейчас наверняка купалась пара знакомых ей грифонов. В дверь постучали. За это время Керн мог измениться и стать другим, но одно она могла сказать наверняка: Сама она никогда не забудет своей счастливой юности, случившейся благодаря дорогому ей лесному грифону.