-Её больше нет, Керн. - впервые не скрывая всей горечи на душе прохрипела она, не ожидая что такими окажутся её приветственные слова. Она, так же как и грифон, была больше сама не своя. Тёплые объятия наполняли голову воспоминаниями, и на мгновенье она снова почувствовала себя той маленькой девочкой, что убегая от отца встретилась с грифоном.

   Бешеное биение его сердца, однако, напомнило ей что на этот раз Керн был тем, кто нуждается в помощи.

   - Послушай, - собрала она остатки воли в кулак, и тихим голосом обратилась к грифону. - Я даже и представить не могу каково тебе сейчас. Но вспомни, ты был рядом со мной в мои самые тяжелые дни. Ты был тем, кто успокаивал меня, кто говорил что всё пройдёт, что всё станет лучше, дай судьбе только немного времени. Ты был тем, кто подставлял своё плечо, когда мне нужно было позабыть обо всём на свете. - Её голос дрожал так же, как дрожал он когда-то давно. - Позволь мне вернуть тебе этот долг, после стольких лет. Позволь мне разделить с тобой эту боль, что разрывает тебя на части. Вместе мы справимся с этим!

   Но Керн не отвечал. Его дикое сердце барабанило так сильно, что казалось будто бы оно вот-вот вырвется из груди. Грифону нечего было сказать, даже если бы он и хотел бы. И Анна, что так давно ждала услышать его голос, осталась стоять вместе со своим другом только ласково поглаживая оперение на его загривке.

   Мужики за её спиной до сих пор стояли в оцепенении, не зная что и подумать. Почему кто-то мог встать на сторону чудовища? Почему кому-то могло быть -дело- до него? Стоило старшому сделать лишь движение, как острый как лезвие кинжала грифоний взор рывком переметнулся на него. Анна прошептала, заставив дернуться его украшенные кисточками кошачьи уши:

   "Пожалуйста, только не тронь этих людей. Месть сделает всё только хуже." - и мгновением позже добавила: "Если тебе есть на кого серчать, пожалуйста, можешь забрать мою жизнь, только не тронь их, хорошо?"

   Погладив перья на его загривке в последний раз, она разорвала объятия и развернулась в сторону людей. В их позах читался страх, но Анна не хотела их больше видеть.

   - А вы, - она вновь подняла пустующую мечевую руку, властно указывая на них, заставив янтарный браслет в последний раз выглянуть из-под рукава орденского мундира, - бросайте тело грифоницы и убирайтесь прочь. Тот кто осмелится хоть пальцем тронуть его, или этого грифона - в мгновение ока останется без руки. - Её голос снова задрожал от тяжести на сердце. - Проваливайте! Бегите прочь и не оглядывайтесь! Оставьте нас наедине с нашим горем...

   Но люди не посмели и сдвинуться и с места. Они не одобряли её выбора. Они никогда не одобряли, никогда не видев сквозь мех и перья, как видела она.

   Анна бросила взгляд на лежавший на земле орденский клинок. Она была готова подтвердить свои угрозы действием. В своей решительности она была готова умереть на месте, защищая грифона от нападения, или пасть от когтей Керна, защищая людей, только бы её кровь оказалась единственной, что прольётся сегодня.

   Но этого не потребовалось. Она не успела и подобрать своего клинка, когда земля за её спиной вздрогнула, и грифон величественно поднялся на задние лапы, содрогая ночь своим исполненным отчаяния криком. Люди поспешили прикрыть свои уши руками, а Анна лишь в последний момент осознала, что тревога в его голосе успела смениться яростью. Отчаяние сделало из Керна дикого зверя, которым он никогда не был.

   Мир вокруг покрылся темнотой. У расшитого золотой нитью парадного мундира не было ни единого шанса спасти Анну от обрушившегося на её шею закривллённого и острого грифоньего клюва. Увидав как чудовище прямо на их глазах убило юную даму-рыцаря, мужики, позабыв свой страх, ринулись в атаку. У них было еще меньше шансов выжить после столкновение с объятым жаждой мести грифоном.

   Преданная, оказавшаяся одной в кромешной тьме, её сердце сжималось от того, что Керн, её давний добрый друг остался теперь совсем один...

   ***

   V

   Молниеносным рывком Анна вскочила со скрипучей кровати, прогоняя обрывки кошмарного сна.

   Она огляделась по сторонам, готовая броситься на любого неприятеля, что опрометчиво рассчитывал застать спящего рыцаря Ордена Златых Врат врасплох. Но удара отравленным кинжалом не последовало - она до сих пор была единственным постояльцем своей съёмной комнаты - бдительность, отточенная полудюжиной лет нескончаемых тренировок, дала осечку.

   Дурной сон, что мучал её уже не в первый раз, воплотив в себе все её страхи и опасения, с каждым мгновением становился всё более расплывчатым, и вскоре разобрать мелкие детали, терявшиеся в тумане, не представлялось возможным. Тем не менее разум её по-прежнему не мог успокоиться, из раза в раз метаясь среди оставленных им болезненных вопросов.

   Анна боялась представить сколь сильное страдание хозяйничало в сердце Керна, её верного друга, чтобы заставить его предать её доверие. Какой же ураган боли вызвало бы осознание того, что он совершил? Захотел бы ли он продолжать жить с таким грузом на душе, оставшись совсем один, наедине с сожалением и виной?

   Мог ли своим поспешным поступком он разжечь давно погасшую войну?

   Но минуты всё шли, а томящие разум вопросы продолжали оставаться не отвеченными. Анна перевела дух и окончательно поднялась с кровати, оглядев свою неказистую комнату, снятую на одну ночь на третьем этаже постоялого двора. Рассвет брезжил внутрь сквозь единственное, спасавшее от духоты, раскрытое окно. Босые ноги утопали в тёплой меховой выделке подле кровати. Седельные сумки лежали нетронутыми в углу, и были готовы вновь отправиться в путь без промедления. На прикроватной тумбе в развёрнутом свёртке ютился сломанный янтарный браслет, чья изящная серебряная оправа переломилась напополам за день до отъезда из столицы, не выдержав неуклюжего удара. Полную тишину нарушали лишь негромкие удаляющиеся шаги в коридоре, да чириканье, слышавшееся из-за окна.