Эту трогательную сцену нарушило появление во дворе «виллиса» начальника Особого отдела дивизии майора Иванова. Вместе с ним был руководитель московской оперативной группы из Управления Особых отделов подполковник Барышников. Коломиец поспешил к ним навстречу с докладом. Иванов вяло махнул рукой и буднично спросил:

– Что хорошего скажешь, Павел?

– Да вот живых подпольщиков обнаружили, товарищ подполковник! – не мог скрыть тот своего удивления.

– Это хорошо! А чем еще порадуешь?

– Пока больше нечем, – погрустнел Коломиец и с нажимом на каждое слово сказал: – Гады! Все вымели! Подчистую! Даже в сортире, мерзавцы, ни одной бумажки не оставили!

– И что, никаких зацепок? – не смог скрыть досады Барышников.

– К сожалению, товарищ подполковник, ничего! Всё вывезли, все концы в воду попрятали.

– Почувствовали, гады, что жареным запахло, – процедил сквозь зубы Иванов.

– Да, поздновато ты хватился, Андрей Иванович! – посетовал Барышников. – Надо было заранее забросить группу захвата и накрыть сволочей на месте, а теперь, как говорится, ищи-свищи Гесса с его выводком.

Начальник 3-го отдела (борьба с агентурой противника) ГУКР СМЕРШ НКО СССР с 1943 по 1946 г. генерал-майор Владимир Барышников

На лице Иванова появилась болезненная гримаса, он с раздражением ответил:

– С нашими-то силенками только на захваты и идти. Я, к твоему сведению, Владимир Яковлевич, больше пятнадцати процентов оперсостава потерял, пока наступали от Армавира до Кореновска, и в Краснодаре еще восемнадцать. Так что…

– Не сердись, Андрей Иванович, – поспешил сгладить свою резкость Барышников и, не удержавшись, все же посетовал: – Жаль, что Гесса упустили, ведь совсем близко подобрались, и на тебе – все сорвалось.

– Этого мерзавца теперь не взять, – сбавив тон, ответил Иванов. – По моим данным, еще в январе за крупный провал его сняли с должности, и теперь у них заправляет то ли Штайн, то ли Краузе. Но эти далеко от нас не уйдут.

– Хотелось бы верить. Вопрос только – где их искать?

– Есть оперативная информации, что они рассредоточились в Крымской и Темрюке, а переправочные пункты наладили в Шапсугской и на хуторе Азовский.

– Товарищ майор, недавно мои разведчики нащупали еще одну точку в Абинской, – напомнил Коломиец.

– К сожалению, товарищи, всего этого недостаточно, – покачал головой Барышников. – В последние месяцы вы, да и не только вы, а целый отдел армии работает вслепую против абверовцев… – Не став дальше развивать эту тему, он направился к входу в опустевший штаб «Абвергруппы 102».

– Товарищ подполковник, там небезопасно: минеры обезвредили две ловушки, – предупредил Коломиец и первым шагнул на порог.

– А мы не из пугливых, правда, Андрей Иванович? – снисходительно заметил Барышников. – Давай, капитан, веди на экскурсию!

Коломиец пожал плечами, прошел вперед и двинулся по коридору. Следом за ним, стараясь не перепачкаться о груды мусора, осторожно продвигались старшие офицеры.

От штаба остались только голые стены и обломки мебели. Абверовцы уничтожили все, что не смогли вывезти с собой. Разбитые шкафы, стулья и табуретки валялись в коридорах и кабинетах. В одном из них Барышников задержался и принялся рассматривать странный то ли чертеж, то ли рисунок на стене. Краска еще не успела облупиться и потускнеть. В верхней части рисунка выделялась взятая в кавычки буква «Г», ниже под ней стояла цифра двадцать семь, к хвостику которой прилепилась маленькая «я», вправо от нее вела жирная стрела, заканчивавшаяся заглавной «К». Иванову и Коломийцу наскучило разглядывать этот ребус, тем более что через разбитое окно со двора потягивало тошнотворным запахом тлеющих тряпок. Они крутили носами и нетерпеливо переминались за спиной подполковника. Он, казалось, не замечал их недовольного сопения и как завороженный разглядывал рисунок. Затем сделал резкий шаг вперед, коснулся рукой буквы «Г», словно убеждаясь в ее существовании, и, обернувшись, спросил:

– Андрей Иванович, тебе этот рисунок ни о чем не говорит?

– А черт его разберет! Какая-то китайская грамота, – пожав плечами, ответил он.

– Нет, ты получше присмотрись, – настаивал Барышников. – Как ты думаешь, что могут означать двойка и семерка?

– Вроде день, а может, код, – терялся в догадках Иванов.

– Почти угадал! Предположим, день, а что стоит за «я»?

– Владимир Яковлевич, я тебе не китайский мандарин, чтобы…

– Может, двадцать седьмое января? – не выдержал Коломиец и тут же смешался под сердитым взглядом своего начальника.

– Правильно мыслишь! – подбодрил Барышников. – Что еще на ум приходит?

– Товарищ подполковник, так в тех самых числах абверовцы дали деру из Краснодара! – осенило капитана.

– Молодец! – воскликнул Барышников и повел пальцем по стрелке к букве «К».

– К… Краснодар? Нет! Наверное, Киевская, – строил предположения Коломиец.

– Хорошо соображаешь! Уже теплее! Теперь все вспоминаем – какие под немцами остались станицы?

– Стоп! Это Крымская! Точно – Крымская! Их штаб сейчас находится в Крымской! – первым сообразил Иванов и в подтверждение своей версии стал приводить аргументы: – Надежно прикрыта Голубой линией – Леселидзе с Брежневым об нее шестой месяц зубы ломают. Но самое главное, от Крымской рукой подать к портам в Геленджике и Туапсе.

– Вот вам и китайская грамота, теперь все сходится! Гесс или кто там еще засел со своим выводком в этой самой Крымской! – подвел итог Барышников.

– Ну, ты и голова, Владимир Яковлевич! – не смог скрыть своего восхищения Иванов и, хитровато сощурив глаза, спросил: – Тогда, наверное, скажешь, что или кто стоит за буквой «Г»?

Барышников загадочно улыбнулся и уклончиво ответил:

– Помилуй меня, Андрей Иванович, я тебе не Вольф Мессинг, чтобы через стенку видеть, едем в отдел – там и поговорим.

– Что, так сразу и нельзя?! – не отставал тот.

– А сто грамм нальешь?

– О чем речь! За победу хоть резервную канистру раскупорю! Для хорошего человека ничего не жалко! – Иванов рассмеялся и, обернувшись к Коломийцу, распорядился: – Павел, оставайся на месте и еще раз проверь все как следует! Мы с Владимиром Яковлевичем заедем в отдел, посмотрим, как там наши обустраиваются, и сразу на аэродром.

– Есть, товарищ майор! – козырнул Коломиец и возвратился к солдатам.

Иванов и Барышников сели в машину и поехали в отдел военной контрразведки. За те несколько часов, пока они отсутствовали, бойцы и офицеры успели навести мало-мальский порядок в помещениях. Из еще не застекленных окон первого этажа доносился здоровый молодой смех. Планировалось, что там будут временные казармы. На втором этаже сотрудники секретариата и шифровальщики под руководством коменданта перегораживали решетками коридор, а следователи и оперативные работники устанавливали в кабинетах сейфы с секретными документами. Во дворе под охраной автоматчиков жались в кучку захваченные пленные гитлеровцы и с десяток местных полицейских. Отдельно от них понуро стояли дезертиры, членовредители и паникеры – таких тоже на фронте хватало. «Большое сито» военной контрразведки безжалостно отсеивало правых от виноватых, чтобы потом на суровых весах войны отмерить каждому свою долю.

Дежурный по отделу, издалека увидев машину, выскочил во двор и доложил об обстановке. Иванов, не дослушав рапорт до конца, на ходу дал указания и вместе с Барышниковым пошел по кабинетам. В одних уже полным ходом шли допросы задержанных, в других только-только успели разложить по сейфам пухлые тома, а в третьих связисты устанавливали и проверяли связь. Привычные к походной жизни контрразведчики успели наладить не только работу, но и армейский быт. На табуретках и тумбочках степенно попыхивали самовары или посвистывали закопченные чайники. В укромных местах лежал наготове дежурный фронтовой набор – фляжка со спиртом, кусок сала и буханка хлеба.