Соседские мальчишки по очереди примеряли на своих головах эту фуражку, целый день кружились около солдата.

Я его в тот же день встретила. Вышла за водой к колодцу и вдруг услышала его и родной, и чужой голос.

– Сейчас, сейчас, подожди…

– Здравствуйте, дядя Равиль! – поздоровалась я тихим голосом.

– Здравствуй, сестрёнка! Это ты мне писала письма? Как же ты выросла… – он говорил прерывистыми предложениями, – дай сюда вёдра, сам наберу воду…

Кажется, я потеряла дар речи… Лицо пылало… Еле-еле взяла вёдра и зашагала. Коленки дрожали. А вёдра были такими лёгкими…

Наша радость недолго длилась. Через три дня дядя Равиль уехал на какую-то ударную стройку.

В тот день бабушка Асхабджамал несколько раз заходила к нам. И только о нём и говорила:

– Он сказал, что соседская девочка так выросла. Только назвала, мол, его «дядя» и то да сё…

Что хотела этим сказать бабушка, неизвестно, но, когда мои вёдра наполнял водой, дядя Равиль ко мне отнёсся как к сестрёнке.

– Опять письма будем писать? – спросила я у бабушки.

– Адреса нет ещё, доченька, а я пока ночами подумаю о том, что будем писать. Очень хороший он, сыночек. Очень. Говорит, что купим корову…

Но от дяди Равиля не было писем. А потом он стал еженедельно приезжать. Бабушка Асхабджамал уже редко выходила на улицу, у неё постоянно повышалось давление.

И в один летний день дядя Равиль привёз с собой прекрасную Сылу-апа с длинными волосами…

На улице был сильный ветер. Он срывал ветки с деревьев, бил по окнам. Сорвался скворечник, который был сделан руками дяди Равиля, он упал и разбился. Да и веточку ветер куда-то унёс…

На следующий день состоялась их так называемая свадьба. Родственники и ещё несколько человек сходили в сельский Совет, там они и расписались… Бабушка и меня послала с ними со словами: «Ближе тебя у меня никого нет, доченька, ты одна знаешь все мои тайны-секреты». Какие такие тайны-секреты?

Вообще-то, такое повествование о происходящем не было бы полным, если я не скажу ещё о том, какое испытание ждало дядю Равиля…

О каких тайнах и секретах говорила бабушка, я только тогда и поняла.

Златовласая Сылу-апа была намного красивее наших деревенских девушек. Дядя Равиль только и смотрел на неё… Сылу-апа, застенчиво улыбаясь, прижималась к нему. Значит, и она любит его… Таким образом, в дом бабушки Асхабджамал, где жила светлая Надежда, постучалась и Любовь…

На пересечении двух дорог, которые вели к переулку, встретились их тропы.

…Они оба как две капли воды были похожи на дядю Равиля. Женщина в блестящем разноцветном полосатом узбекском платье и мальчик с квадратной тюбетейкой на голове… Их блестящая одежда для нашей деревни выглядела слишком чужой. Казалось, эта тётя появилась откуда-то из далёкого мира и вела с собой детство дяди Равиля… По моему телу побежали мурашки. Чего я испугалась, не знаю. Неужели и такое возможно в жизни? В день свадьбы появление этих двоих, родных людей, – заметно было невооружённым глазом, что это испытание судьбы… Дядя Равиль, поражённый этой встречей, остановился. Крепче сжал руку Сылу-апа. Глаза засверкали как молнии. Приблизились. Дядя Равиль, наклонив голову, поздоровался:

– Здравствуйте, апа! – Голос у него дрожал.

– Здравствуй, сынок! – сказала женщина в блестящем платье. Она не знала, куда спрятать свои руки. Две длинные косы откинула назад, стала перебирать несуществующие складки на платье. На глазах появились слёзы. Слышалось биение её сердца, всё платье билось в унисон.

Домой они такими и пришли. Бабушка Асхабджамал под ноги молодой невесты положила подушку, алюминиевой ложкой угостила мёдом.

– Спасибо, мама, – сказала невеста.

– Спасибо, мама, – сказал дядя Равиль.

Чужую женщину бабушка потом только увидела. Они обнялись. Началась какая-то суета. Звуки плача я услышала через окно. От этой суеты мне захотелось убежать подальше, поэтому я пошла к реке. Этот дом, где мы с бабушкой писали письма дяде Равилю, потерял свою таинственность, но в то же время и приобрёл что-то новое…

Во время встречи молодых приезд чужой женщины, оказывается, мама тоже заметила. Когда я пришла домой, у нас была соседка Аниса-апа. Они говорили о той женщине. Аниса-апа ещё многих наших деревенских не знала, она недавно вышла замуж, приехала откуда-то издалека.

– Что за женщина в узбекском платье приехала? – спросила Аниса-апа.

– Настоящая мать Равиля. Суфия же его из тюрьмы привезла… Там родила…

– Из тюрьмы? – переспросила соседка.

– Спелое яблоко черви едят, соседушка, – ответила мама.

Я, как ошпаренная, назад отпрянула. В тюрьму же сажают только преступников. Как в нашей деревне могли жить преступники? И рядом с бабушкой Асхабджамал? Что это было ошибкой, даже я, малолетка, догадывалась.

– Да, из тюрьмы привезла. Наверное, хотела выйти пораньше и поэтому так поступила, бедная.

Мама, увидев моё недоумённое лицо, пристально глядя в глаза Аниса-апа, продолжила:

– Шаль продавала. Сама вязала… Посчитали спекулянткой и юную девушку посадили. Тогда торговать чем-то считалось преступлением. Жёсткие были законы…

– Откуда узнали о продаже?

– Написали жалобу на неё… – добавила мама после недолгого молчания, – кто из нас в этом мире сам хозяин своей судьбинушке, Аниса?..

Люди… Зачем вы так поступили с бабушкой Асхабджамал?! Зачем её так сильно обидели?! Зачем тронули её дочь?! В моём сердце рождались искры ненависти к людям. Потом я представила лицо бабушки Асхабджамал. Ведь в её душе нет ни капли ненависти, как такое может быть? Нет, нет… Наверное, нельзя обижаться на людей… Нельзя…

Она с той женщиной и её сыном Бахрамом пришли к нам ночевать. По традиции, молодожёны в первую ночь остаются только вдвоём.

Я с удивлением рассматривала босые ноги Бахрама, на которых не было ни одной цыпки, но мои разгорячённые уши от услышанного всё равно были на макушке. Мне до конца хотелось узнать все тайны…

Мама приготовила небольшой ужин. Гости расселись за столом.

– По сыну скучала, наверное, Суфия? – мама вопросительным взглядом глянула на гостью.

– У меня на сердце камень уже, Гульнур, – устало ответила женщина. Немного помолчав, добавила: – Сердце матери, оказывается, всё чувствует. Кто бы мог подумать, что я приеду именно в день свадьбы?

Мне показалось, что Суфия-апа была благодарна и мужу-узбеку, и тому, что та сторона её приняла как свою. Из разговора поняла, что у неё ещё есть пятеро детей и что она приехала просить прощения у своей старой матери и отблагодарить её за всё. Да и сына, наверное, хотела увидеть. Но она об этом промолчала…

После свадьбы Суфия-апа с сыном уехали по левой дороге, а дядя Равиль с женой – по правой. Давление бабушки Асхабджамал опять поднялось, и она всю ночь пролежала в бреду. Мама была рядом с ней. Утром бабушки не стало.

– Она бредила тобой, дочка, всё время говорила: «Рузия, доченька, пиши, пиши»…

Наверное, вспоминала годы, когда жила Надеждой… и Надежда, может быть, облегчила её уход…

Дядя Равиль жил в городе и очень редко приезжал в деревню. Говорили, что ремонтировал телевизоры. Он был очень отзывчивым, старался всем помогать. И люди платили ему водкой. Расплачивались за работу. Один день… Два дня… Один год… Два года… И он умер, отравив своё сердце. Люди о нём плохого не говорили. Наверное, понимали свои безвинные ошибки…

В каждый свой приезд в деревню я прохожу мимо старого дома, который стоит как раненая птица, раскинувшая свои крылья. Мне всё время кажется, что в этом доме до сих пор живёт большая Надежда бабушки Асхабджамал. Надежда эта, наверное, желая всем помочь, всё ещё мечется по старому дому… Вон там, за упавшей калиткой, на стене сарая висит пила деда Акрама. А дома на столе, может, ещё стоит и пиала с орехами…