Использование в литературных произведениях как собственных шуток народа, так и переводных анекдотов – первый шаг в их собирании и издании. Эта традиция сохраняется на протяжении столетий и особенно активизируется в XIX веке. А в 1845 году в Казани, в типографии Шевица печатается в переводе с турецкого первый самостоятельный сборник шуток – «Ләтаиф Хуҗа Насретдин әфәнде» («Анекдоты Ходжи Насретдина»), содержащий 124 текста.

Согласно данным, приведённым А. Г. Каримуллиным в указателе[11], во второй половине XIX – начале XX столетия анекдоты Ходжи Насретдина печатаются 31 раз. Кроме того, выходит в свет 13 сборников под названием «Ләтаиф» («Анекдоты»), «Мәҗмәгыль ләтаиф» («Сборник анекдотов») и др. Количество же книг, в которые вошли отдельные тексты шуток, превысило два десятка. Правда, эти цифры, за вычетом повторных изданий, следует чуть приубавить. (Например, мы сопоставили издания сборника «Анекдоты Ходжи Насретдина» 1845, 1881 и 1890 годов. Между ними почти нет различия.) Не следует забывать, что большую часть текстов составляют переводы восточного и русского фольклора. Некоторые авторы сами упоминают об этом. Так, Салихджан Кукляшев пишет о том, что пословицы для хрестоматии «Диване хикаяте татар» («Сборник татарских рассказов») он собирал среди народа, а рассказы (среди них есть и шутки) брал из рукописных книг и переводил с восточных языков[12].

Такое широкое распространение в печати жанра мэзэка следует в первую очередь объяснить бурным ростом просветительского движения среди татар. Это наглядно заметно в деятельности великого просветителя Каюма Насыри. В книгах «Җәваһирел хикәят» («Жемчужины рассказов»), «Кырык бакча» («Сорок садов»), «Фәвакиһелҗөләса фил әдәбият» («Плоды для собеседников по литературе») он помещает десятки текстов мэзэков. В них ставится задачей разоблачение таких отрицательных явлений, как религиозный фанатизм, суфизм, ишанство, схоластика, тупость, невежество, корыстолюбие, жадность, лень и т. п. Материал, служащий этой цели, К. Насыри в основном черпает из восточного фольклора. Здесь нет ничего противоестественного. Потому что «в комическом творчестве народа мы находим противопоставление той доктрине подчинения и религиозного благочестия, которая являлась на Востоке официальной. В анекдотах слышится насмешка трезвого ума над всем условным и не имеющим действительного содержания. Вспомним, как Ходжа учит или учится, как постится, молится Богу, сталкивается с людьми богатыми и бедными; всюду и во всём отражается неразумность догм, законов и установлений мира угнетателей, их несовместимость с требованиями живой материальной практики, с человеческими потребностями»[13]. Произведения подобного содержания приобрели актуальность и в татарской общественной жизни второй половины XIX века.

К. Насыри сам говорит о том, что книгу «Плоды для собеседников по литературе» написал, используя произведения египетского учёного XIX века Мухаммеда бин Ахмета аль-Хатипа и хорезмийского учёного XII века Мухаммеда бин Гасима бин Якуба Зимахшари. Можно полагать, что он обращался и к другим источникам Востока. Например, в книге К. Насыри есть мэзэки о враче, который лечил болезнь желудка, капая лекарство в глаз больного, о скупом человеке, заставлявшем детей спать на левом боку, так как якобы если спать на правом боку, то желудок работает хорошо; о том, как на глазах у больного скупца едят его продукты, чтобы заставить его пропотеть; о дураке, гоняющемся в поле за своим голосом; о бедняке, заставившем воров убраться не солоно хлебавши с сообщением: «Я здесь и днём с огнём ничего не найду» и др. Все они встречаются в «Книге занимательных историй» классика средневековой сирийской литературы Абуль-Фараджа (1226–1286)[14].

Разумеется, не все опубликованные К. Насыри шутки являются переводами. Чтобы выяснить это, нужно изучить, сопоставить восточные источники, использованные учёным. Но и без этого можно с уверенностью сказать, что отдельные шутки, основанные на игре слов «куна алып кил» (принеси доску для теста), «куна кил» (приходи с ночёвкой), или с похоже звучащими словами: «пычкы» (пила) – «ышкы» (рубанок) мог сочинить только татарский народ, ибо слова эти так сходно звучат только в татарском языке. При переводе их на другие языки исчезают сходство и игра слов и, следовательно, почва для шутки. Вот пример другой шутки:

«Когда один нищий умирал, к нему пришли близкие.

– Эх, имярек, состояние твоё плохое, произнеси иман.

– Ох, даже на смертном одре надоедают с этой иманой, – возроптал бедняга»[15].

Эта шутка построена на созвучии слов «иман» (слова, произносимые для заверения в верности Всевышнему) и «имана» (налог на землю). Слово «иман» арабского происхождения, а «имана» распространено только в царской России, среди татарских крестьян (переделка слова «имена»[16]). Само собой разумеется, эта шутка – произведение татарского фольклора.

Тексты мэзэков, непосредственно записанные из народных уст, хотя и в небольшом количестве, встречаются и в фольклорных сборниках, выпущенных Г. Балинтом, Г. Фаезхановым, Т. Яхиным, Ш. Рахматуллиным. Последний из этих авторов особо активно трудился над составлением сборников шуток. Вышли в свет его книги: «Истинные мэзэки» (1895), «Истинное слово» (1897), «Истинные рассказы» (1901), «Истинные сказки» (1909). Первые две из них анонимны. Лишь в третьей сообщается, что составителем «Истинных рассказов» является Шигабутдин сын Габдульгазиза Рахматуллин. В предисловии к четвёртому сборнику сам Ш. Рахматуллин напоминает о том, что издал раньше книги «Истинные мэзэки» и «Истинное слово».

Поскольку о содержании сборников «Истинное слово», «Истинные сказки» подробно написано Г. Башировым, остановимся лишь на сборнике «Истинные мэзэки», который и по времени был первым, и по содержанию состоит только из шуток. (Отсюда, по-видимому, и начинается научное обращение термина «мэзэк».) Правда, многие из 90 текстов являются переводами с русского. Об этом свидетельствуют русские имена и такие слова, как «барин», «лакей», «половой», «денщик», «гостиный двор», «зверинец», «плут», «ломбард». Но встречаются в сборнике и шутки татарского народа. Вот пример:

«Когда одна сноха жаловалась на свою свекровь, другая сноха сказала:

– А вот моя свекровь, слава богу, ни разу слова обидного не сказала.

Первая сноха:

– Что за диковинный случай! Может быть, вы не встречаетесь?

– Вот именно! Она живёт в Береске*, а я живу в Метеске*».

Немало увлекательных сборников народных шуток было выпущено в начале XX века. Один из них – книга Хабири Насырии «Мэзэки, или Поучительные истории» (Казань, 1904). В неё включены 73 шутки. Тематика их довольно богата и для своего времени актуальна, им присущи выдержанность стиля, остроумие. Хотя многие произведения также являются переводными, автор сравнительно мало употребляет чужеродные слова. Такой же положительной оценки заслуживают сборники «Восемьдесят восемь миниатюр» (Казань, 1902) Махмуда Алмаева и «Развлекательные слова» (Оренбург, 1914) Габдельбара Шарифова. Последний сборник состоит из 120 шуток. Многие из них продолжают печататься и в современных фольклорных сборниках.

После возникновения в годы Первой русской революции периодической печати на татарском языке издание народных шуток активизируется. Особенно в журнале «Шура», на страницах которого помещаются многочисленные тексты в переводах из турецких источников.

Систематическое собирание и опубликование собственных мэзэков татарского народа приходится на 50—60-е годы XX века. Этим плодотворно занимается Г. Баширов. Хождение в народ, содействие любителей-фольклористов помогли ему собрать более 1000 произведений народного юмора, которые увидели свет в уже упомянутых сборниках «Девяносто девять шуток», «Тысяча и один мэзэк» и других, несколько раз издававшихся и в русском переводе.