Так бывает.

Обычным, слякотным вечером, в самом конце февраля, когда уже вроде бы и пахнет весной, но, и зима, все еще не желает сдавать своих позиций, Артем Валерьевич направлялся домой знакомым маршрутом, той самой дорожкой, которой вот уже как пятнадцать лет, привык возвращаться с работы в свой одинокий дом.

Ноги, конечно же, промокли и неприятно шваркали, доставляя массу всевозможных ощущений, под подошвами мерзко хлюпало раскисшим снегом, перемешанным с талой, очень грязной водой.

Деревья стояли голые, какие-то невзрачные, точно испуганные и было неприятно идти под влажными, нависшими ветвями.

Артем не любил возвращаться домой – там, в гулкой, пустой квартире, его никто не ждал.

В просторной двухкомнатной квартире, доставшейся ему в наследство от давно умершего деда, он жил совершенно один – сам себя провожал на работу, готовил немудреные завтраки, обеды и ужины, стирал и гладил белье, сам себя развлекал долгими, унылыми вечерами, терзая пульт телевизора и пытаясь найти среди множества каналов тот, с которым ему будет интересно.

В общем, вечер был самый обычный, да и не то, чтобы вечер, а так, ранние сумерки. Самый последний день февраля, близость марта.

А ведь кто-то, совсем рядом, бежал, суетился, спешил, торопясь жить в преддверии праздника, закупал продукты, присматривал в витринах магазина подарки, готовясь, ожидая и предвкушая…

Кто-то, но не он, Артем..

Он-то, никуда не спешил, никуда не торопился, не суетился, и подарки ему покупать было некому.

Матери он всегда успеет позвонить по телефону, а единственное говорящее создание, проживающее вместе с ним на законных пятидесяти квадратных метров, было существом неодушевленным, хоть, очень часто, Артем ловил себя на мысли о том, что телевизор, заменивший ему семью, является какой-никакой, а все-таки личностью.

От подобных мыслей мутило и тянуло сходить на прием к психиатру.

Вот так, неторопливо шествуя, по темной аллее, мечтая о сухих носках и кружке горячего кофе, Артем, неожиданно для себя, узрел совершенно ненормальное, для этих широт явление – на абсолютно голой ветви самого затрапезного клена, важно нахохлившись и поджав лапы под хвост, восседал попугай.

Артем Валерьевич воровато оглянулся по сторонам и тряхнул головой, словно пытаясь прогнать с глаз долой несуразную птицу, выглядевшую не к месту и не по сезону.

Попугай, обычный, волнистый, только очень крупный, точно его откармливали на убой, хмуро взирал на человека в мохнатой шапке, сшитой, по -видимому из млекопитающего, неопределенной породы, неопределенного вида грызунов, полузакрыв глаза и свесив клюв, медленно замерзал, в сгущающихся фиолетовых февральских сумерках.

Зеленые перья одичавшей от холода птицы, странно встопорщились, того и гляди, норовя повиснуть сосульками.

- Бедолага! – сожалеющее пробормотал Артем, стараясь говорить тише, дабы не спугнуть это чудо природы, некий гибрид попугая и моржа – Как же тебя угораздило?

При знакомых звуках человеческой речи, попугай вяло встрепенулся, щелкнул клювом, встопорщил перья и картавым, кукольным голосом, вякнул:

-Тима!

Артем едва не присел – до того все происходящее показалось ему странным, а попугай, все тем же писклявым голоском, продолжал повторять:

-Тима! Тима! Тима хоррроший!

- Да понял я уже, понял! – суетливо стягивая с головы теплую шапку, пробормотал Артем, несчастная жертва попугая, подстерегающего в засаде одинокого путника – Только заткнись, ради бога!

-Заткнись! – полузадушено вякнул попугай, погружаясь в самые глубины желтоватого ханурика, зверя непонятного, но пушистого, по всей видимости, страшно обрадованный знакомым словом – Заткнись, куриццца! Пущщщу на суп!

Ошарашенный говорливостью нежданной находки, Артем крепко прижал шапку к груди и ринулся к порогу родной многоэтажки, справедливо полагая, что не только ему, но и попугаю, срочно требуется тепло домашнего очага.

Проживал Артем Валерьевич Артамонов в стандартной пятиэтажном доме, так называемой «сталинке», соседей дичился, друзей не заводил, но с подъездными старушками здоровался исправно, выполняя строгий наказ матери, а те, полагая Артема достойным самого пристального внимания, глаз не спускали с молодого, перспективного, с их точки зрения, человека, но поживиться, к сожалению, им было нечем – девиц Артем к себе не водил, пьяных дебошей не устраивал и даже ремонт в его квартире был давно закончен и соседи могли спать спокойно.

Однако, старушки надежды не теряли, продолжая вести активное наблюдение.

Одна из таких любопытствующих особ, Настасья Михайловна из двадцать третьей квартиры и подстерегала Артема, прямо у входа в подъезд.

- Добрый вечер, Артем Валерьевич! – сладким голоском пропела мадам, точно выпавшая прямиком из девятнадцатого века – чего-то вы нынче как-то особенно торопливы!

Старомодное пальто, широкий шарф, шляпка, пропахшая нафталином, меховая муфта, самая что ни на есть настоящая, сшитая из неведомой породы зверя, вероятного родича ханурика, пущенного на артемову шапку, и острый носик, готовый разнюхать страшные соседские тайны – это и будет Настасья Михайловна в полной красе.

- Заткнись.. куррицца.. – слабо пискнуло крылатое существо, слегка придушенное Артемом в целях конспирации, дабы досужая соседка, раскланявшись, прошла мимо.

Но не тут – то было.

- Что же вы, Артем без головного убора разгуливаете? – неодобрительно поджав губы, качнулась шляпка – Не месяц май, знаете ли..

Артем как раз пытался ответить что-то вежливое и невразумительное, а затем скрыться от вышедшей на охоту за сенсациями, скучающей старушки, как зеленый и крылатый жалобно повторился:

- Заткнись! Заткнись куррицца…

Нос у Настасьи Михайловны еще больше заострился, тонкие ноздри жадно затрепетали в предвкушении, она вся как-то подобралась и, выставив из муфточки руки, возмущенно воскликнула:

- Что это вы себе позволяете, Артем! Я вам даже не в матери – в бабушки гожусь!

Артем сжал шапку посильнее, попугай приглушенно пискнул – его, видимо, заклинило на слове «Заткнись» и Артем не желал повторного выступления зеленого террориста. Его талантов, явно никто не оценил и на «бис» не вызвал.

- Птичку вот нашел, приблудную! – сунув мохнатую шапку прямо под досужий нос, Артем с надеждой спросил – Чья, не знаете?

Настасья Михайловна, пользуясь тем, что тусклая подъездная лампочка освещает крохотный пятачок у самой двери, притянула Артема к этому освещенному оазису и досадливо покачала головой:

- Приблудными, Артем, бывают только собаки, а блудливыми – коты и мужья! А, это.. Даже и не знаю, что вам сказать, молодой человек! Сия наглая и невоспитанная птица, мне категорически не знакома! Зеленый, лохматый, жалкий, как мой покойный муж, вон даже клюв от холода посинел, как бывало нос у дражайшего Афанасия Матвеевича! Вероятно, самец?

- Не знаю – растерянно ответил Артем – Я ему под хвост не заглядывал!

- Самец, самец! – категоричным тоном заявила Настасья Михайловна – Только самцы бывают столь беспардонно наглыми! Покойный Афанасий Матвеевич, бывало, в сильном подпитии, меня тоже курицей называл!

- Он мне сказал, что его зовут Тима! – обреченно признался Артем, сокрушаясь о том, что быстро сплавить птичку в «добрые и надежные руки» не удалось – Еще там, на аллее!

Настасья Михайловна тревожно взглянула на молодого соседа, слегка принюхалась – не несет ли перегаром и осторожно переспросила:

- Что сказал, простите, Артем, а, то я, как-то плохо расслышала?

- Сказал, что зовут его Тима – терпеливо, точно ребенку, объяснил молодой человек, все мысли которого были направлены к мечтам о сухих носках и чашке крепкого кофе – И еще сказал, что он хороший!

- Даже так! – пожевала губами любопытствующая старушка, на всякий случай, отодвигаясь подальше от ненормального соседа, разговаривающего с попугаями на темных аллеях – Вы, часом, Артем, не поскользнулись? Не падали? Головой не бились? Вас не тошнит, не мутит, голова не кружится? А то, знаете ли, мне показалось…