Улисс зашагал вперед по коридору, отсчитывая попадавшиеся изредка двери и люки. Три, четыре, пять… Следующая! Да, вот она, широкая двухстворчатая железная дверь, ведущая в помещение с распределительным пультом. Так говорил Полифем. Улисс не знал, что это за пульт такой, да ему и не было до него дела, он должен только поддеть одну крышку и добраться до толстых черных проводов. Но для этого нужно сначала попасть в комнату… Он взялся за ручку двери и потянул. Закрыто. Все правильно, чтобы ее открыть, нужно перепилить вот эту скобу или отвинтить вон те три болта наверху. Но инструменты остались в рюкзаке, до них теперь не добраться. Если только топор. Маленький, удобный топорик из прочной стали. Ничего, как-нибудь… Он просунул лезвие топора под скобу, слегка ее отогнул, потом ударил сверху, снова отогнул, снова ударил… Скоба изгибалась все легче, вот появилась на ее поверхности трещина, и, наконец, жалобно звякнув, железная полоска переломилась. Створки двери распахнулись, и в глаза Улиссу ударил яркий свет…

Черный человек привычным движением нажал кнопку, даже не взглянув на циферблат. Еще один час. Ночь подходит к концу. Где же парень? Почему застрял? Перепиливает засовы? Или заблудился в лабиринте монтажного лаза? А может быть… Нет, только не это. Если Улисс погиб, он даже не сможет ничего толком узнать. Снова потекут годы беспросветного сидения в подземной тюрьме. Тюрьме без решеток и запоров, и оттого еще более мрачной и холодной.

— Господи, помоги ему!

Человек встал и заходил по комнате.

— Растяпа, слизняк! — шептал он, обращаясь к себе. — Почему ты не пошел сам? Куда ты отправил его, зеленого мальчишку, почти дикаря! Старый трусливый убийца!

И вдруг под потолком вспыхнула и замигала белая лампочка, заверещали, запели сигналы тревоги, и бесцветный синтетический голос произнес: «Внимание, авария в системе контроля напряжения. Авария в системе тепловых датчиков. Авария в системе автоматического старта. Автоматический старт невозможен. Внимание…»

Человек медленно опустился в кресло.

— Ну, вот и все, — произнес он, обращаясь к циферблату на стене, — ну, вот и все.

Слезы текли по его щекам, черным от въевшегося в них пепла войны.

«Я говорил Улиссу, — думал он, — что война длилась один день. Я обманул его. Она кончилась только что. Она шла, не переставая, все это время, потому что пока опасность висит над головами людей, война продолжается».

Он еще долго сидел, глядя в пространство, а потом вдруг вскочил, как ужаленный.

— Да что же это я? Ему ведь, наверное, нужна помощь? Скорее туда, к нему!

Он подхватил стоявший у стены автомат и бросился было к выходу, но у двери остановился и, обернувшись, поглядел на циферблат. Конечно, этот механизм не играет теперь никакой роли, но стрелка продолжает двигаться, и уйти сейчас, когда она снова приближается к красной черте…

— Хорошо, — сказал себе человек, — я останусь и дождусь этого момента. Главное — вытерпеть всего несколько минут. Это излечит меня сразу от всех страхов.

Он сел в кресло и впился взглядом в циферблат. Стояла глубокая тишина, белая лампочка продолжала вспыхивать и гаснуть. Стрелка медленно приближалась к красной черте. Вот уже не толще волоса зазор между ними. Пальцы человека стальной хваткой стиснули подлокотники кресла. Глаза его готовы были выскочить из орбит.

И вот стрелка коснулась красной черты, наползла на нее, миновала… и, упершись в правый конец шкалы, замерла. Тишина ничем не нарушалась. Последний снаряд войны уже не мог взлететь.

Солнце уже поднялось, когда Улисс и Полифем выбрались, наконец, из тумана. Улисс оглянулся и увидел долину совсем такой же, как в первый раз. Высокие отвесные стены, освещенные восходящим солнцем, казались розовыми, туман клубился кипящим морем. Улисс перебросил автомат за спину и, бережно прижимая к груди коробку с ампулами, зашагал в гору. Ксана, думал он. Жива еще, может быть, Ксана!..

В одном большом и шумном городе на берегу океана жил да был один купец. Купец был глубоко несчастен.

Нет, дело вовсе не в том, что он был беден; купец, напротив, слыл достаточно богатым человеком. У него было шестнадцать больших и малых кораблей и девять караванов по тридцать четыре верблюда в каждом. Случались, правда, штормы, и кораблей становилось меньше. Бывало и такое, что караван не возвращался из пустыни. В те далекие времена песчаные кроты обитали в пустыне едва ли не повсеместно, и поэтому часто можно было услышать, что тот или иной путешественник увлечен под землю этими ненасытными чудовищами. Да, что и говорить, торговые предприятия бывают подчас не столь выгодны, сколь разорительны. Однако, когда дело поставлено широко, то доходы непременно покрывают расходы. Так было и с нашим купцом. Потеряв в одном предприятии, он втрое обретал в другом, и на полученные барыши взамен погибших кораблей строились новые, на смену старым съеденным верблюдам покупались молодые и непуганные, еще не знавшие коварства песчаных кротов.

Конечно, купец мог бы владеть куда большим числом кораблей и верблюдов, но он не желал этого. Он опасался, что тогда у него совсем не останется времени для того, чему он посвятил всю жизнь.

Купец, я повторяю, был несчастен. Он был болен. Болезнь его была столь же странная, сколь и неизлечимая. Стоило лишь купцу выйти за порог своего дома, как он тут же начинал задыхаться. В доме он был совершенно здоров, но даже перейти улицу и проведать соседа он был не в силах. Самые умудренные лекари и самые искусные мудрецы и заклинатели ничего не могли поделать с его диковинным недугом. Купец был обречен до конца своих дней безвыездно и безвыходно пробыть в стенах родного дома.