И, наверное, поэтому купец год от года отсылал свои корабли и караваны во все более и более дальние страны.

Вернувшись из дальней страны, капитан — или же караван-баши — спешил к купцу поведать о виденных диковинах, а уж потом беспокоился о сохранности доставленных грузов и ценностей.

Воссев на благоуханный таммузский ковер, торговый посланец принимал из рук хозяина полную чашу птичьего молока и начинал свой рассказ.

Не мне вам говорить, сколько в те далекие времена ходило по свету всяких небылиц о дальних и неизведанных странах. Люди любили посудачить об острове вечной весны или об источнике молодости, о странах, над которыми никогда не восходит солнце, или же о людях без голов, но с ушами. Однако купец желал слушать только правду. И если посланец хотел рассказать о чем-либо необычном, то он должен был подтвердить истинность своих слов. Так, когда седобородый караван-баши поведал о встреченной им на пути стране говорящих пчел, то он не преминул открыть небольшую шкатулку, на дне которой сидело одно из этих диковинных насекомых. Говорящая пчела ублажила купца разговором и пением на неведомом языке, караван-баши был одарен двумя сотнями полновесных монет, а любознательный купец подрезал пчеле крылья еще долгие месяцы наслаждался ее непонятными, но весьма благозвучными речами.

С превеликой радостью купец рассматривал волшебный кристалл, сколотый со скалы Нетленной Памяти. Яркие, непрерывно сменяющиеся картинки повествовали купцу о жизни давно забытых людей из некоей неведомой страны — скала Нетленной Памяти хранила в себе память обо всем, когда-либо случившимся на свете. Некоторым счастливцам удавалось найти и отколоть кристалл собственной жизни, однако это случалось крайне редко.

С неменьшим интересом купец разглядывал летучую собаку и подводную лошадь — подводные люди успели разбежаться, и капитану досталась только лошадь…

Одним словом, шестнадцать кораблей и девять караванов привозили купцу столько диковин, что он временами напрочь забывал о своей болезненной привязанности к дому. От зари до зари купец, как малое дитя, забавлялся невиданными чудесами; у него едва хватало времени поддерживать торговые дела.

Шли годы. Купец старел. Он увидел и познал столь многое, что все труднее и труднее стало удивлять его. Все чаще вспоминал он о своей болезни, все чаще становился грустен, а порою и мрачен. Не раз уже случалось такое, что новоприбывший капитан — или же караван-баши — был с позором изгоняем из покоев купца. Изгнанные дивились крутому нраву купца — ну чем не чудо таракан величиною с собаку, ну разве не достойна восхищения рыба, живущая в гнездах, как птица?!

Но старый купец был непреклонен. Он требовал чудес.

А тех, казалось, уже и вовсе не осталось на свете.

И все же…

Однажды новоприбывший капитан воссел на благоуханный таммузский ковер, принял из рук купца полную чашу птичьего молока, медленно выпил ее до дна, а потом, после долгого молчания, осторожно развернул пергамент… и показал купцу травинку.

Маленькую, желтую, высохшую травинку.

— Что это? — удивился купец.

— Трава.

— Чудесная?

— Нет, обыкновенная.

Купец гневно свел брови, и капитан поспешно объяснил:

— Эта трава выросла там, где никто еще не был.

Купец некоторое время молчал, а потом осторожно спросил:

— Что это за страна?

— Там никто еще не был, — также осторожно ответил капитан.

— А это правда?

— Я ничем не могу подтвердить правоту своих слов. Ты просто должен поверить мне или нет.

Купец долго молчал, внимательно рассматривал травинку, потом сказал:

— Иди.

И все. Капитан не получил награды, но он и не был изгнан из покоев, что, надо признаться, тоже почетно.

Капитан ушел, а купец еще долго рассматривал засохшую травинку и думал: вот частичка страны, в которой никто еще не был, никто ничего там не видел и не слышал. Об этой стране он, прикованный к дому, знает не меньше, чем те, кому под силу обойти весь свет… Нет, он при желании может узнать об этой стране неизмеримо больше любого смертного — ведь только у него одного имеется частичка этой никому не доступной страны.

Купец заперся в покоях и приказал не допускать к себе никого, кроме своих новоприбывающих посланцев.

Но так как ближайший караван ожидался не ранее будущей весны, то купец добровольно отрекся от мира на четыре долгих зимних месяца.

Должен вам сразу сказать, что это добровольное затворничество оказалось весьма и весьма плодотворным. Поначалу, после долгих раздумий и сличений с коллекциями трав, доставленных ему из дальних стран, купец убедился, что травинка сорвана с подорожника. Сей подорожник был не совсем похож на другие, ранее известные подорожники, однако никакому другому растению травинка принадлежать не могла. Если же это так, и если, кроме этого, учесть, что в таинственной стране не обитают люди, то можно смело предположить, что травинка росла не при дороге, а возле звериной тропы. Быть может, тропа эта протоптана оленями или антилопами… Нет, скорее всего антилопами, ибо если судить по тому, что травинка весьма сильно высохла, то получается, что она росла не в лесу, а на открытом месте… и в жаркой стране.

Купец прикрыл глаза и представил себе бескрайнюю степь, густую траву и тайную тропу антилоп, ведущую к водопою.

А что, если там… Купец поднес травинку к своим слабым глазам…

И ему показалось, что в его покои ворвался свежий морской ветер. Ну да, конечно же, травинка пахла морем! Далеким, неизвестным морем. В этом диковинном, дотоле неведомом запахе угадывался шумный прибой, цветущие водоросли и еще нечто такое, о чем купец не знал и даже не догадывался.

Однако запах моря был очень приглушенным, он перебивался запахом знойной равнины, шуршанием неведомых трав. Несколько дней купец расхаживал по покоям, разглядывал травинку и представлял себе далекое, необычайно синее море, летучих рыб над горизонтом, трусливых, торопливых крабов у самой линии прибоя. Капли воды блестели на их массивных панцирях, тонкие лапки ловко семенили по песку, трепетали длинные упругие усы…

А сразу же от берега начинались холмы. Трава давно уже пожухла под ярким и знойным солнцем. В траве стрекотали цикады, суетились термиты…

Но что если все это вовсе не так? Что если это плод ничем не подкрепленного воображения? Долго не решался купец проверить свою догадку. Несколько раз подходил он к заветной шкатулке, доставал ключик, проворачивал его в замочной скважине, слушал мелодичный звон потаенного секрета… и так и не решался открывать крышку.

Нет, лучше мечтать! В мечтах все было ясно, красиво и, главное, так, как ему хочется.

И тем не менее по прошествии известного времени купец открыл-таки шкатулку, достал оттуда рогатую заморскую раковину…

Приложил ее к уху…

И услышал голос далекого моря. Того самого моря, в котором водились подводные люди, подводные лошади и странные рыбы, жившие в гнездах, как птицы. Купец прислушивался и явственно услышал непонятные речи подводных людей, ржание подводных лошадей и нежные трели тех самых странных рыб, что жили как птицы. Убедившись, что рогатая раковина вполне исправна, купец осторожно опустил в нее заветную травинку, немного подождал, а затем, умерив волнение и сердцебиение, припал левым, более чутким ухом…

И услышал шум прибоя, шуршание краба, ползущего по песку. Услышал он и то, как шлепались в воду игривые летучие рыбы, и как ядовитая медуза подкрадывалась к стае беспечных бархатных рыб, и то, как вздыхала старая, беззубая акула.

Три дня он слышал одно лишь море. И только на четвертый день, когда переменился ветер, купец услышал берег…

Какой-то зверь крадучись спустился к морю, постоял немного, подождал, потом ударил по воде — и вытащил краба. Потом еще и еще одного. Зверь довольно урчал…

Но что это за зверь, купец не знал. Он отчетливо слышал, как под ногами зверя скрипел прибрежный песок, как волочился по земле пушистый длинный хвост… А вот что это за зверь, купец так и не смог догадаться.