Магнус поднимается и открывает портал. Легко чмокает Алека в щеку.
— Спасибо, пап. Мы любим тебя, — тихо говорит Рафаэль. — Прости нас и возвращайся поскорей.
— Пока, кексики.
====== Папочка два ======
Магнус работает день, ночь и ещё день, не позволяя себе даже часа сна. Слишком он нервничает. Слишком беспокоится.
Когда вечером второго дня он оказывается в своём лофте в Бруклине, ни Алека, ни Рафа нет дома. Макс сидит за столом в его кабинете и напряжённо изучает какую-то из книг. В ушах наушники.
— Ну, привет, Черничка, — довольно громко замечает Магнус.
— Папа! — сын кидается к нему, путаясь в наушниках и грохоча стулом. — Прости, я не слышал. И за стул прости. И вообще я не должен был быть в твоём кабинете без разрешения…
— Да, и как у тебя это получается? — мужчина прижимает мальчишку к себе покрепче и зарывается свободной рукой ему в волосы. — Но этого, пожалуй, недостаточно, чтобы превратить тебя в хомячка. Надеюсь, других причин нет?
Макс искренне машет головой из стороны в сторону.
— Я пытался разделить эту штуку на ингредиенты, — он показывает голубую жидкость в небольшом флакончике, — но у меня не вышло.
— Я разберусь с этим завтра. А пока наши Сумеречные Охотники охотятся в сумерках, помоги мне приготовить ужин, пожалуйста.
— Раф теперь не может охотиться, — грустно бормочет Макс. — Так что он просто тренируется с Саймоном. Заодно хочет по-подробнее узнать про «инь-фень».
— Что ж, он обратился с этими вопросами не к тому Льюису, — задумчиво хмыкает Магнус. — Скажи мне, Черничка, как ты вообще узнал про эту наркоту? Предупреждаю сразу, вариант «случайно услышал» я не приму.
— Эм, ладно. В художке есть одна девочка, Бекки… Мы обычно показываем друг-другу работы. И я заметил, что они у неё стали какие-то странные. Слишком яркие, слишком абстрактные, слишком кричащие что ли. Я спросил, что случилось, и она рассказала чем вдохновляется последнее время…
— Значит, девочка, — хмыкает Магнус.
— Ну, пап, не начинай свои приколы. Ничего такого. Она мне нравится, я ей, кажется, тоже, — смущается Макс.
— Ты ей нравишься какой?
— В смысле? Ты о гламуре? Не переживай, я всегда им пользуюсь.
— Я не сомневаюсь. И именно в этом вопрос, Макс. Это подростковая увлеченность и я против неё ничего не имею, пока ты думаешь головой. Но я хочу, чтобы ты понимал, что это только увлеченность.
Сын грустно кивает, задумчиво нарезает огурцы для салата.
— Когда ваша с папой увлеченность превратилась в это? — он многозначительно обводит глазами лофт.
Магнус смеётся.
— В тот самый момент, как у нас не осталось друг от друга секретов. Когда мы оба открылись друг перед другом.
— Тебе легко говорить. У тебя просто глаза, как у кота. А я синий и с рогами.
— Да, и однажды найдётся человек, который полюбит тебя именно таким. Как полюбили мы с отцом. Поверь мне, мы влюбились в ту же секунду, как увидели тебя. И одно из самых прекрасных воспоминаний за всю мою чертовски долгую жизнь — как я впервые взял тебя на руки.
— Вряд ли ты вспоминаешь об этом, когда злишься на меня, — скептически отмечает мальчишка.
— Ты это о чём?
— Эта фишка с парком аттракционов была достаточно жестокой.
— О, правда? А мне понравилось, — фыркает Магнус, забирает у сына нарезанный салат и заправляет его.
Надо быть в форме. Он не хочет быть просто администратором. Он хочет быть в гуще событий так долго, как ему будет позволять его тело. А значит, надо быть в форме.
Рафаэль влетает в тренировочный зал, взъерошенный, растрёпанный — явно собирался в попыхах.
— Пап! Я должен быть в этом отряде!
Алек рад, что сейчас с ним в зале только Иззи. Надо будет в очередной раз прочитать сыну лекцию о субординации. Он подаёт сестре знак не останавливаться.
— Ты о чём? — между ударами коротко бросает он.
— Я знаю, что папа сегодня утром вычислил, кто делает наркоту. И, естественно, ты направишь туда отряд. Я хочу быть в этом отряде. Пожалуйста.
— Ты отстранён.
— Я знаю. Но это так важно для меня. Потом отстранишь меня на месяц. Да хоть на год! Пожалуйста, пап.
Алек останавливает тренировку. Подходит к сыну, вытирая со лба пот. Долго и тяжело на него смотрит — тот выдерживает этот взгляд.
— Ты ведь всё равно пойдёшь, верно?
Раф пожимает плечами.
— Думаю, да. Если ты не пригрозишь мне лишением рун. А ты этого не сделаешь.
Алек хмыкает.
— После этого ты будешь отстранён на месяц. И мы с отцом на месяц заберём вашу с Максом приставку в нашу спальню — с братом сам объяснишься.
— Спасибо-спасибо-спасибо, — Раф сжимает отца в объятиях. — Ты лучший, па!
— Угу. Пожалуйста, Рафаэль, не делай глупостей. Возглавлять спецотряд будет Саймон, так что я ведь узнаю…
— Да мистер Льюис мне, если что, сам трындулей раздаст, — мальчишка поправляет арбалет за спиной и направляется к выходу, уже возле дверей кидает: — Люблю тебя!
Алек хмыкает.
— Я иногда даже завидую этим двум непоседам. У них такие крутые родители, — Иззи похлопывает брата по плечу.
— А я не завидую их родителям, — мрачно отмечает Александр.
Магнус смотрит на заключённого сквозь стекло. Задумчиво, даже грустно. Он не рад тому, что нашёл в составе наркотика. Не рад тому, что сразу узнал, чьи это следы, чья это магия. Вроде, должно быть хоть капельку приятно. В конце концов, такая ирония. Но почему-то это его ни черта не радует.
— Как же так, Лоренцо? — устало спрашивает он.
— Конклав запретил нам половину всего, на чём мы раньше зарабатывали. Некромантия, проклятья, сглазы, порчи, даже чёртовы любовные зелья — ничего нельзя, — скалится заключенный из-под падающих на лоб тёмных прядей. — Серьёзно, Лоренцо? Деньги?
Маг пожимает плечами.
— Тебе не понять, Магнус. У тебя есть всё!
— Лоренцо, ты верховный маг Бруклина! Что тебе ещё нужно?!
— Я уже очень давно верховный маг только номинально, чёрт тебя возьми! — орёт Лоренцо. — Если бы не твой крысёныш, у меня хоть бабло оставалось бы.
— Да, Макс хорош. Весь в отца, — довольно хмыкает Магнус.
— О нееет. Ты ему не отец. А твой Сумеречный Охотник тем более, — шипит Лоренцо. — Тебя это не пугает, Магнус? Что однажды Макс задаст тебе вопрос, на который ты не сможешь ответить?
Мужчина поднимается и направляется к выходу.
— Мне жаль, что тебя будет судить Конклав, — у двери мягко говорит он. — Я был бы милосерднее.
— Ты ещё не верховный маг!!! — кидается на стекло Лоренцо. — Будь ты проклят, Магнус Бейн!
====== Папочка три ======
— Я поверить не могу, Магнус!!! — орёт Александр, даже не думая сдерживаться. — Какого чёрта? Как ты мог? Как ты мог позволить ему уйти в Эдом?!
— Макс много раз спрашивал нас о его настоящих родителях, Александр, — тихо отвечает маг. — Мне надоело уходить от ответа.
— И ты отправил его искать ответы самостоятельно?!
— Не отправил, а отпустил. Александр, с ним ничего не случится. Если он влипнет в неприятности — мне сразу сообщат. У меня там полно должников. Ты же знаешь, я мастер выгодных сделок.
— Магнус!!! — Алек теряется, секунду просто стоит с открытым ртом. — Ты идиот, Магнус Бейн!!!
— Успокойся, кексик. Ему это было действительно нужно.
— Магнус! Ты опять пошёл у него на поводу. В этот раз по-крупному!
— Ему необходимо знать, кто его родители! — Магнус не сдерживается и тоже повышает голос.
— Рафаэль как-то без этого живёт. И Макс бы прожил! Но Рафаэль ведь не любимый сын, верно?!
— Алек… Я уже говорил тебе однажды и повторю снова. Рафаэль другой. Он — Сумеречный Охотник. Его кровные родители — Сумеречные Охотники. И вырос он среди Сумеречных Охотников. Спешу напомнить: в семье Главы Нью-Йоркского Института. Может он и хотел бы знать их имена, но его сути это не изменит! Потому что все Сумеречные Охотники одинаковы. Не обижайся, но это так. Джейс, Иззи, Клери, Мариз, Джоселин, даже ты — вы все одинаковые. Конечно, для меня ты особенный, кексик, но для какого-нибудь, — он театрально машет рукой в сторону пентаграммы на полу, — Асмодея вы все на одно лицо. Вне зависимости от того, какими рунами усеяны ваши тела и какое оружие вы сжимаете в руке. В мире магов всё иначе, Алек. Я не был бы Магнусом Бейном, не будь моим отцом Асмодей. Характер и внешность — мелочи. Я бы не был собой магически. В нашем мире очень важно знать, от кого ты унаследовал силу. Я не всегда буду рядом с ним. Как бы иронично это не звучало, я не вечный. Да, сейчас я многому могу его научить и от многого защитить, но как только за его спиной перестанет маячить тень Магнуса Бейна — всё изменится. И когда у него будут спрашивать «чей ты?», он должен будет называть не твоё и не моё имя. А спрашивать будут. Поверь.
