Голос просыпающейся катаны за спиной пел вместе с ветром в ушах. Я аккуратно вытащила меч из ножен, с трепетом сжимая податливую, но грубую кожу рукоятки. Оружие все еще вызывало во мне волнение и чувство близости, это была единственная вещь, неспособная на предательство и «знающая» все мои самые темные грехи. Ее острие слепо блеснуло в пойманном фонарном луче, и я с удовольствием ощутила накал уверенности и адреналина в сжимающей катану руке. Меня совершенно не волновали следы, которые останутся на рукоятке, я даже не задумалась о том, что дальнейшие действия могут нанести ущерб оружию. Бзик относительно чистоты и неприкосновенности Коннора-катана покинул разум еще в тех лесах, оставшись бродить по следам из пятен крови на белом снегу. Только сейчас я поняла, как много потеряла, не используя оружие по прямому назначению. Каждый вечер натирала скрупулезно лезвие, стирала все видимые признаки участия катаны в своей скоротечной жизни, старалась сохранить ее первозданный невинный облик. Порой ее требующий борьбы и крови голос шептал в голове, но я тщательно задвигала эти просьбы в самый дальний угол сознания. Слишком бережное отношение можно было сравнить только с гиперопекой, которой одинокие мамы так часто душат своих детей.
Через несколько секунд парковку заполонил звук разбивающего стекла. Рукоятка, несмотря на свой нежный и хрупкий кожаный вид, была твердой как скала. Осколки осыпали ноги, и я постаралась сбить самые крупные торчащие из рамы куски. Сигнализации не было, прохожих не намечалось. Вряд ли вообще кто-то вернется за этой машиной в ближайшие пару недель, а если и вернется — никто из участка не станет заниматься разбитым стеклом и исчезнувшей курткой.
Аккуратно выудив из салона одежду, я быстро вернула катану на место. Черная куртка была длинной, и явно должна была принадлежать мальчишке-подростку. Синтетическая ткань была грубой, но тонкой, синтепон внутри слегка раздувал рукава. Длины подолов и увешанного пухом капюшона хватило, чтобы прикрыть торчащую рукоятку катаны у плеча и скрыть оружие, висящее тяжелым грузом на верхней части бедра. Она была теплой, даже по адски жаркой. Конечно, мой организм был привыкшим к низким температурам, однако все же мороз и жара создавали некоторые чувства дискомфорта. Нацепив на себя куртку, я вдруг ощутила, с каким удовольствием поприветствовала тепло кожа. На том же сиденье лежала черная теплая кепка с белой надписью «REALLY». Это было настолько ироничным, что я, истерично усмехаясь, спрятала волосы за куртку и нацепила головной убор под капюшон.
Ночь поглотила город. Парковка осталась позади, отчетливые следы моих шагов отпечатывались на свежем белом снегу. Машин не было. За весь путь мною было встречено не больше пяти человек. Город был темен, неприветлив, лишь редкие открытые бары и оружейные магазины (ну конечно) все еще горели своими яркими вывесками. Электрические пути, проходящие над головой, пустовали, в ушах звенела тишина, сгоняемая ветром. Весь мир затих, а может, лишь малая его часть. Несмотря на это, мне казалось, что вся история и вселенная затаила дыхание, глядела на происходящее в этом крупном, но далеко не единственном городке с особой опасливостью. Казалось, что здесь и сейчас решится судьба всего человечества. Я неслась ровно по дорогам, совершенно забыв о безопасности. Улицы меркли в тишине и лучах фонарных столбов, в любой момент вдалеке мог задребезжать свет автомобильных фар, а тишину разорвать урчание мотора. Но этого не происходило. И потому ноги несли меня вперед по проезжей части.
В какой-то момент мышцы перегрелись. Куртка, состоящая из синтетики и синтепона, не давала телу вздохнуть, а учащенная работа мышечных волокон в беспрерывном беге создали под одеждой настоящий парник. Я не хотела останавливаться, я четко осознавала, что любая минута дороже, чем золото. Коннор давно мог ждать меня там, и наверняка он не погладит меня по головке за опоздание хотя бы на одну минуту.
В глубине разума что-то укоризненно кольнуло. Перед глазами стоял уверенный, но перепуганный взгляд андроида, когда тот ощутил всю настойчивость моей упертой натуры. Отказ от побега и укрытия для него был словно… глупым и иррациональным? Карие темные глаза, за которыми прятались холодные линзы, смотрели с таким непониманием, как будто я только что изъявила желание отрубить себе руку собственным клинком. До самого последнего момента я ожидала, что Коннор будет настаивать на своем, требовать, чтобы я спряталась, но делать он этого не стал. Напротив, он бросился помогать тому, кто по всей программе значился, как сломанный, несущий опасность правительству, солдат-убийца. Он был охотником на механических девиантов. Я была девиантом человеческого происхождения. И его помощь никак не вязалась в логической цепочке.
Замерший разум, словно по команде, начал подбрасывать в память воспоминания, словно деревянные палки в огонь. Моя скорость начала падать, пока я, потерянная и ошарашенная, вдруг не встала посреди дороги. Каждая мышца протяжно ныла, изо рта выплывали густые белые пары теплого воздуха. Я всем своим разумом понимала, что стоять на месте было сродни смертному приговору. Время вытекало из пальцев, словно холодная вода, но заставить себя сдвинуться с места было не под силу. Я лишь стояла посреди проезжей полосы, буравя заметающую снегом серую дорогу взглядом.
Его поведение было странным с самой первой встречи. Внимание замечало эти отклонения, но рассудок старательно переключал его на собственный страх относительно будущего, а солдат внутри вырывал образующиеся нитки посреди гладкого полотна холодного бесчувственного сознания, требовал беспрекословного подчинения. Сейчас солдат молчал. Его не было. Белое идеальное полотно в голове превратилось в изящную пеструю ткань, по которой расползались голубые и красные пятна крови. Больше никто не скрывал от меня самой же весь окружающий мир. И открытия, сваленные на голову посреди дороги едва ли не с неба, вызвали во мне бурю эмоций.
Коннор всегда говорил разумные для механического организма вещи. Его спокойный убеждающий в отсутствии эмоций голос блуждал на затворках памяти, и честное слово, я даже верила в его бесчувственность! Но все его поступки и действия говорили иное. То, с каким укором и злостью он смотрел на меня в тот день, когда девиант едва не убил лейтенанта. То, с каким злорадством он исследовал каждый сантиметр моего лица в заброшенном доме, как старался вывести меня на эмоции, разозлить, заставить отрубить ему голову! И то, как андроид настоял на помощи в вещательной студии, когда из сустава ручьями стекала кровь, а в собственном животе Коннора красовалась дырка. Все, что он делал, все, что выражало его лицо шло в разрез с его словами, но это было не самое тяжелое. Я натужно бегала взглядом по дороге, стараясь собрать мысли в кучу. Треклятый бар всплыл в сознании с раздирающей душу мелодией, в такт которой Коннор протягивал мне руку. Удушаемая в собственном подвале собственным телом, я видела, как те же руки протягиваются ко мне в знак приглашения, чувствовала, как теплые механические пальцы сжимаются на предплечье, а мягкий тихий голос торопливо инструктирует меня по дальнейшим действиям в побеге из участка. Он спасал мою жизнь раз за разом, он видел то, с какой скоростью разрушается моя психика и солдатская стабильность, знал об отклонениях. Но все же не предпринимал попытки сдать меня или хотя бы просто игнорировать.
«Он андроид», внезапно раздался голос холодного рассудка. «Машины не умеют чувствовать». Темнота вокруг стала еще гуще. Подняв взгляд перед собой, я ощутила, как чернота внутри расползается по телу, охватывает разум и самое главное — сердце. Чувства обманутости и предательства накрыли огромной волной, улицы вдруг стали противными и страшными. «Машины не умеют чувствовать» твердил проклятый бесполый голос внутри. Слова отзывались от тела, куртка вдруг перестала быть жаркой, напротив — внутри каждой клеточки холодело. Все мои догадки и представления были лишь иллюзиями, которые я построила на собственных желаниях. Сумасшедшей здесь была только я. Я и этот сраный мир.
