Андроид медленно осмотрел комнату. На столе все так же стояли тарелки с недоеденной кашей, разрезанным, но нетронутым апельсином, кружка, полная остывшего чая — завтрак не просто не тронули, его даже не потрудились убрать. Испачканный его и ее кровью бежевый ворс кресла, раскинутое платье и туфли, даже разрезанная занавеска не была заменена: часть ее, конечно, была убрана, но оставшееся разрезанная ткань все еще болталась на середине окна. Коннор исследовал каждую деталь, каждую частичку комнаты, и, находя что-то новое в своем изменении, креп в уверенности относительно одного удивительного открытия — все, что было «не на своем месте» было связано исключительно с ним. Коннор понимал, насколько абсурдна и опасна эта мысль, но отделаться он от нее не мог — просто не хотел. Она тщательно переступала через собственные солдатские и дисциплинарные принципы, возможно, даже неосознанно хранила все связанное с ним на видном месте. Это было глупым, совершенно не логичным. Но в то же время удивительным и… прекрасным?
Раздумья о совершенно постороннем внезапно отдались внутри чем-то опасным. Андроид, старательно игнорируя недавно завораживающие его детали, посмотрел в зеркало напротив кресла. Он тщательно зачесал черные волосы назад, подтянул галстук и расправил пиджак. На груди все еще виднелись темные мокрые пятна, и на мгновение Коннор завороженно изучал их в отражении. Он остро ощущал желание не уничтожать рубашку, как в этом случае требует регламент «Киберлайф». Но было нечто другое, что-то, что мелькало в его собственных темных глазах. То, чего раньше не было и никогда не должно было быть. Коннор пытался выудить это из своего отражения, вытащить, словно нерестящуюся рыбу в бурной реке, но каждая такая попытка была неудачной. Его взгляд был другим. Не таким холодным, но и не таким участливым. Он казался самому себе чужим, но что самое страшное — чужим не казалось то, что сейчас спит в соседней комнате.
Нахмурено отвернувшись от зеркала, андроид некоторое время простоял в тишине. Ему не нравились собственные мысли, не нравились нахлынувшие ощущения. Через несколько минут Коннор стремительно покинул дом, всеми силами стараясь оторвать разум от мерно сопящий на белой постели измученной девушки.
Просыпаться было тяжело. Очень. Впервые за семь лет я чувствовала себя морально и физически истощенной. Непривычные чувства были такими отвратительными, что просились выйти наружу через желудок. Как только тьма вокруг расступилась, я кожей лица ощутила теплую мягкую поверхность ткани. Все тело согревало внутреннее, накопленное тепло одеяла, и тугой комбинезон усиливал этот парник. Все тело взмокло. Простыня казалась на ощупь влажной. Открыв глаза, я ощутила острую боль внутри головы. Она пульсировала и разрасталась, двигалась по сосудам, отдавалась даже в плечевых суставах. Мышцы ног нещадно ныли. Я, издав тихий стон боли, попыталась сдвинуть бедро прямо под одеялом, но оказалось, что это не так просто — каждую клетку словно залило ледяным железом, отчего все человеческие ткани при попытке движения нервно скрипели и сопротивлялись.
Стиснув зубы и игнорируя боль, я медленно села на постель. Мозги откровенно отказывались работать. Все, что я помнила, это как ворвалась в собственный дом с одной целью — уничтожить гребанный аппарат диагностики, который как молчаливый сторонник событий нашептывал о моей безысходности. Помню, как в лицо летело стекло, щепки. Как руки стирались в кровь и тут же заживали от буйного нрава воспрянутых внутри чувств. Как билась в истерике посреди подвала, тщательно старалась вдохнуть, но вместо этого лишь сжималась на холодном бетонном полу. Я была готова принять смерть. Я слышала ее нависшее дыхание, ощущала могильный холод всем своим телом. В свете мерцающего экрана бегали шустрые, нетерпеливые тени демонов, готовых забрать меня туда, откуда уже никто никогда не достанет. Я ждала встречи с ней… но вместо нее пришел кое-кто другой.
Коннор. Вылезшее из небытия сознания имя, как луч яркого солнца посреди туч разогнал все посторонние мысли. Все мышцы резко выпрямились, забыв о боли, и легкие протяжно затаили дыхание. Он буквально вытащил меня с того света, нашел панацею от истерики и приближающегося конца, открыл себя для того, чтобы не дать сгореть в пучине страха и боли несчастной человеческой душонке. Он был так близко, но я в своей истерике была очень далеко.
Ладони рефлекторно начали ощупывать туловище в надежде найти на нем остатки тепла углепластикового механизма. Сквозь белую мужскую рубашку, бионическую кожу и пластмассовый корпус пробивался звук биения механического сердца. Разум напоминал мне о том, как совершенно мое сердце подстраивалось под его организм, как шуршала ткань комбинезона под его ладонями, как он уверенно смотрел мне в глаза, пытаясь вытянуть из лап женщины с косой. Я помню, как засыпала в слезах в его объятиях, слушая треск искрящих проводов и удары имитированного сердце органа. Все сознание как по щелчку вдруг воспринимало весь мир таким, какой он есть. Словно весь этот путь: потеря близких, вступление в отряд бойцов, семь лет верной службы, даже конфликты с Ридом и уложенный в руку пистолет Камски — все вело к этому подвалу, к этому моменту, к этим рукам. Это было предначертано. Кем-то и когда-то.
Кое-как встав с постели, я сделала несколько шагов и… замерла. Мозг точно помнил, как организм уплывал в бессознание там, в холодных стенах подвального помещения, но проснулось я в окружении теплого одеяла и подушки в собственной постели. Коннор перенес меня в спальню. И, вполне возможно, он все еще находился в доме.
Умозаключение ввергло меня в состояние испуга. Каждая клеточка тела помнила эти прикосновения, но ни одна из них не была готова столкнуться с ним здесь и сейчас. Поморщившись от головной боли, я уже было открыла рот, чтобы окликнуть андроида, но тут же запнулась. Звать его, приближая момент встречи, мне тоже не хотелось. Мысленно я чертыхнулась. Все стало предельно простым, но в тоже время таким сложным.
Переборовший хирургические изменения мозг начал ощущать этот мир в полной мере. Все воспринималось так терпко и резко, как воспринимает глаз яркий солнечный луч после недельной темноты. Страх, волнение и одновременное желание увидеть блеск карих глаз смешивались в один коктейль. Все тело продолжало протяжно ныть от боли, но к ней добавилось и напряжение во всех мышцах. Постояв еще несколько минут на одном месте, я сделала неровный шаг вперед. Прятаться было поздно.
В доме царила полная тишина. Я миновала коридор, с каждым шагом ощущая нарастающую бездну внутри желудка. Разум, словно в издевке, кидал в сознание фантазии, как за очередным поворотом в очередную комнату показывается широкая, расправленная спина, надпись над которой гласила «RK800». Казалось, что стоит мне скрипнуть дверью, и встревоженный андроид выскочит из-за угла со своими советами о том, как сильно мне нужен отдых. Но это не случалось. Все комнаты оказались пусты. Ванная, кухня, гостиная. Никто не встречал меня тревожным взглядом, не протягивал руки в знак помощи. Даже Коннор-катана, чудесным образом оказавшееся на стойке, с неким дружелюбием встретила меня в гостиной, всем своим видом говоря «слава богу ты пришла, а то я так устал сидеть здесь в одиночестве». Мелькнувшая мысль заставила меня грустно усмехнуться. Коннор даже ее не оставил грустно лежать посреди холодного пола.
Осознание того, что дом был пуст, внезапно принесло облегчение всему телу. Боль отступила, напряжение спало. На часах было около четырех часов дня, а это значит, что я проспала не меньше двух. Окончательно распустив растрепанные волосы из того, что осталось от хвоста, я, все еще хромая и морщась от нытья мышц и легких, подошла к зеркалу. Вокруг глаз расползались покраснения от беспрерывных слез, зрачки блестели нездоровым бликом; темные, густые волосы спутались; на рукавах комбинезона виднелись рваные порезы, и я вдруг вспомнила, как в лесу время от времени мои руки обжигала боль от удара о царапающие ветки. Тогда это было таким малозначимым, впрочем, таким же осталось и сейчас. На белой майке, выглядывающей из-под полу-расстегнутого комбинезона виднелись капли красной крови. Коснувшись пальцами своим губ, я осознала, насколько сильно была близка к смерти еще там — в лесу. Легкие старательно отхаркивали оседающую на бронхах кровь из-за разрыва мелких капилляров. Удивительно, как я не впала в кому прямо там, настолько сильно мой организм хотел жить.
