Жизнь, словно груда хлама, лежала посреди всего этого мусора. Всем своим нутром я ненавидела подразделение, старалась уничтожить каждое упоминание о нем в своей голове, я билась с криком об стенки, поскальзывалась на стекле и падала на пол. Организму не хватало кислорода. Легкие выплевывали воздух с отвращением, ноги перестали держать. Все что мне оставалось делать — сидеть на усыпанном осколками разбитой мною же жизнью полу и плакать. Слезы не переставали идти ни на минуту. Я слышала, как стучит в висках, слышала стенания внутреннего разрушающегося мира. Чувствовала, с каким отвращением и презрением смотрит на меня вселенная, пока я, униженная и никчемная, сидела на полу собственного подвала. Крики разносились по всему дому, и эхом отзывались от холодных стен. Я чувствовала, как умираю. В глазах начинало плыть от недостатка воздуха, сбивчивое дыхание и боль в грудной клетке не позволяли мне разжаться. Мне оставалось ждать смерти… и принять ее как друга, моля об избавлении от возвращающихся чувств.
В свете все еще мерцающего экрана метнулось какое-то движение. Битое стекло, усеявшее бетонный пол, хрустело под чьими-то ногами, и на мгновение мне показалось, что сейчас вызванный техником солдат приставит к моей голове пушку и избавит от мучений. Однако никто не наставлял на меня оружие. Перед глазами маячили вполне знакомые ботинки, и когда человек присел рядом со мной — к удушью добавилась вновь нарастающая паника.
Коннор смотрел на меня настороженно, в его отражающих свет экрана глазах читались тревога и заботливость. Он смотрел мне в глаза, не произнося ни слова. Легкие заходились в еще более резком темпе, выплевывая необработанный воздух, и я почувствовала приступ кашля.
— Все хорошо, — едва слышно шептал андроид. — Просто дыши.
Он протянул ко мне правую руку и этот жест подействовал на меня, как электрический разряд. Резко отдернувшись, я в истерике отползла к дальней бетонной стене, ощущая всю ее прохладу на спине сквозь плотную ткань экипировки. Коннор некоторое время просто сидел передо мной, явно не зная что делать. Перед глазами начинало плыть. Я слышала, как бьется в панике от нехватки кислорода сердце, как задыхается и затухает мозг. Я больше не могла так жить… вновь глотать слезы и утопать в одиночестве, вновь строить этот мир и тут же его терять. Мне хотелось как можно скорее покинуть эту чертову реальность, избавиться от мучающего меня взгляда темных проницательных глаз. Я смотрела на Коннора, исследовала каждую его клеточку, каждый контур, старалась запомнить в нем каждую деталь. Его прекрасное лицо, полное тревоги, упавшую на глаза темную прядь, открытые губы, шепчущие какие-то слова, его протянутая ко мне теплая и шершавая рука. По спине пробежали мурашки. Кожа инстинктивно ощутила прикосновения андроида, которые впервые вызвали во мне бурю эмоций в вещательной студии башни Стрэтфорд. Они были такими мягкими, такими желанными. Я лишь смотрела на расплывающуюся в глазах руку, слышала его утопающий в темноте голос. Большего мне было и не надо.
— Анна, пожалуйста. Посмотри на меня.
Трепетный мужской, идеальный голос заставил перевести меня, забившуюся в самом углу подвала, взгляд с руки на андроида. Коннор сидел на корточках, обеспокоено заглядывал в мои глаза, в самую глубь души. Внезапно все нервные клетки сконцентрировали свои оставшиеся силы затухающего разума и обратились к Коннору. Его светящиеся отличительные знаки были словно насмешкой над всем, что происходило здесь, между мной и этим существом. Он не был холоден, ему было не все равно. Все внутри было уверенно, что он выполняет действия не с целью психологической помощи детектива-андроида, а с целью успокоить меня и свой разум. Я внимала каждому его слову. И не могла оторваться от завораживающих сияющих глаз.
— Дыши ровно. Просто дыши ровно.
Закрыв глаза, я глубоко вздохнула воздух. Легкие закашлялись, но отказываться от глотка не стали. Кровь постепенно насытилась кислородом и избавилась от углекислого газа. Когда сердце настроило свой ритм и кровь в голове перестала шуметь, я открыла глаза и увидела перед собой все еще сидящего, но уже менее обеспокоенного Коннора. Его рука больше не висела в воздухе. Он опустился на колени и сложил руки перед собой, старательно наблюдая за тем, как я прихожу в себя. Слезы текли без остановки, несмотря на то, что воздуха мне хватало, и перед глазами перестало плыть. Рядом доносились звуки стрекочущего электрического тока, вырывающегося искрами из разорванных проводов. Мне все еще хотелось плакать, однако глядя на самое удивительное и прекрасное создание перед собой — совершенно не хотелось умирать.
— Что со мной не так, Коннор? — содрогающимся голосом прошептала я. Голосовые связки сели на несколько тонов, растянутые криками и замороженные холодом. Из горла доносилось хрипение, но привычный девичий голос все еще сохранялся. — Почему мне так плохо?
На его лице промелькнула новая тревога. Коннор опустил на мгновение голову, но когда поднял ее — в глазах больше не было тревоги. В них было смирение и решительность.
— Я не знаю. Но, кажется, я могу помочь.
С этими словами андроид медленно поднял обе руки и протянул их ко мне. Серый, насмехающийся надо мной своими надписями и синими знаками, пиджак зашуршал, растрепанный галстук безвольно повис вниз. Андроид смотрел на меня полным решимости и в то же время сомнений взглядом. Он ждал моей реакции, ждал действий, которые могут решить всю последующую историю наших переплетенных жизней. Во мне плескалось чувство страха и благоговения, все тело стремилось поддаться, в то время как изломанный рассудок останавливал мышцы. Через несколько секунд молчания, в голове словно щелкнул застав последнего амбарного замка на запертых чувствах. И я, оторвавшись от стены, быстро устремилась в протянутые руки Коннора.
Белая рубашка приняла меня с непривычной теплотой и нежностью. Она и вправду пахла удивительным свежим ароматом. Андроид, сгребая меня в охапку, уселся у рядом стоящей бетонной стены, опершись об нее спиной. Он неловко и нерешительно гладил мою спину своими руками, время от времени убирая растрепанные в хвосте волосы за плечо. Его ноги в черных узких джинсах были согнуты в колени так, что ботинки стояли ровно на полу, скрепя россыпью стекла. Мне было уютно, тепло. Спокойствие пришло на смену страху и боли, каждая клетка отзывалась на прикосновения Коннора даже сквозь плотную, солдатскую ткань. С упоением и вздрагивающими легкими я слышала, как все же бьется механическое сердце под тонким пластиком и бионической кожей. Разгоряченная кожа лба ощущала шершавость имитации мелкой щетины, он был теплым, даже жарким под тяжелой и грубой тканью пиджака. Весь мир вокруг утопал в непроглядной тьме, пока мы лежали в подвале, прижавшись друг к другу.
Все это было прекрасным. Даже то, что его белая рубашка покрывалась пятнами от моих все еще изредка стекающих слез — это было прекрасно. Коннор медленно и успокаивающе водил рукой по левой стороне спины, щупал жесткую ткань, иногда стирал большими пальцами слезы с моих щек. Он ничего не говорил. За него говорило имитированное сердце, бьющееся в такт моему мышечному органу. Я слушала этот стук через белую рубашку и холодный внутренний пластик, и успокаивалась так быстро, как новорожденные дети под звуки биения сердца собственной матери. Время перестало утекать в неизвестность, все произошедшее до этого словно стало вполне нормальным, даже предначертанным для всего этого путем. Я трогала мягкую ткань рубашки андроида, все больше прижималась к нему, сжималась в маленький комочек в этих уютных объятиях.
Вокруг царила тишина. Только редкие искры, выбиваемые из проводов, шуршание пиджака и прикосновений механической плоти по грубой солдатской ткани изредка нарушали это спокойствие. Щеки ощущали на себе касания мягкой, но шершавой бионической кожи, внутри все трепетало и торжествовало одновременно. Подразделение, жизнь солдата, приказы — все это вдруг стало таким малозначимым. Был только он. Он и его прекрасный облик с невероятными нежными прикосновениями, ради которых я готова была идти на смерть.
